Опять вступает Кондрат и ведет речь о планах на весну. Не знаю, почему Зерщиков выступил первым, но подозреваю, что весь сход распланирован до мельчайших деталей, а выступление интенданта это своего рода показатель того, что ему доверяют.
- Браты! - сказал войсковой атаман. - Я выбран вами, и я исполнитель вашей воли. Верно, говорю!?
- Правильно!
- Раз так, то давайте решать, что дальше делать станем. А дабы не было у нас гвалта и лишнего шума, станем по порядку высказываться. Кто первый будет?
На миг в воздухе повисла тишина. Затем, встал Максим Кумшацкий и сказал:
- Я скажу.
- Говори Максим.
Кумшацкий, как все ораторы до него, встал рядом с войсковым атаманом, покосился на булаву, за поясом Кондрата и начал:
- Вот, атаман правильно сказал, что мы отбились от царя и некоторые города со многими городками к нам присоединились. Но что дальше, казаки? Допустим, захватим мы Москву, а потом что? Ну, пограбим мы бояр, и людей, кто воли желает, к себе сведем. А затем что делать? Под боком Турция, закубанцы, да крымчаки, и сами мы не выстоим, а если и выдюжим, то кровью умоемся. Бывало уже такое. Вон, Семен Драный, обычного царского полковника недооценил, в лоб кинулся, да и огреб в полной мере, сам еле жив остался, но половину армии положил. И это только начало серьезной войны. На подходе к Туле, корпус генерала Боура - не новобранцы какие, а ветераны Северной кампании. Казаки! Я уверен, что без царя на Руси смута начнется, а нам этого не надо. Необходимо замиряться с Петром Романовым, но и своего не упустить. Таково мое мнение.
- Верно говорит! - поддержали Кумшацкого старшины и некоторые булавинцы.
- Не бывать этому! - возмутились другие сподвижники Кондрата и голытьба. - Предатель!
- Тихо! - остановил всех отец. - Не сметь, словами бросаться!
После этого, дождавшись, пока люди успокоятся, а Кумшацкий сядет среди своих сторонников, он спросил:
- Кто следующий желает слово сказать?
Сразу над головами поднялось несколько рук, и отец выбрал Алексея Драного.
- Что же это делается, казаки!? - выкрикнул Алексей. - Себе хорошо сделали, сами защитились, а народ русский, в рабстве изнемогающий, бросим!? Да, как же так? Не по совести это, и не справедливости. Взялись за дело, так надо до победного конца биться.
Драный еще о многом хотел сказать, но основная его мысль уже была понятна, и Кондрат его прервал:
- Ты, Алексей, сказываешь, что мы сами защитились, а народ русский на произвол судьбы бросаем. Был бы враг внешний, разговор иной, а против царя биться, это дело иное. Солдаты, которые за Петра Романова в бой идут и умирают за него, они, между прочим, тоже русские люди и православные. И ты предлагаешь казакам, ради крестьян, которые исправно платят налоги и несут поместные повинности, убивать других русских людей? Да, они изнемогают в рабстве, и ты в свое время под ярмом был. Но у тебя хватило сил, чтобы его скинуть, за себя отомстить и к нам уйти, а у большинства крепостных этих сил нет, и самое плохое, никогда не будет. Так зачем нам ради них свои жизни класть? Царь Петр зверь, это понятно, и мы примем каждого, кто готов к побегу на Дон. Но без головы, которая всем управляет, Русь зачахнет.
Голутвенный атаман раздраженно взмахнул раскрытой пятерней, и сел на место. Все кто его поддерживали, как-то понурились, и выступить желающих больше не находилось. Донские старшины, увидев это, решили, что они уже выиграли, и их мнение стало основным, а потому гордо расправили плечи. Однако они ошибались. Обсуждение вопроса о дальнейших планах только начиналось.
- Кто еще готов слово сказать? - разнеслись по церкви слова Кондрата.
- Пожалуй, что я, некоторое особое мнение имею.
Это был до сих пор молчавший Григорий Банников, который перед сходом имел беседу с отцом и Лоскутом. Атаманы оживились, и командарм-1 высказался:
- Вот я послушал Кондрата, Максима и Алексея. У каждого своя правда, и каждый стоит за то, что он считает правильным. Но мы должны помнить, что все заедино стоим, и пока так будет, никто нам не страшен. Посему, атаманы-молодцы, я думаю, что надо искать общее решение, которое бы устроило всех нас. И раз так, то давайте взглянем на дело с моей точки зрения. Царь нас не простит и на переговоры в следующем году не пойдет. Уверен, что Петр Романов назад не сдаст, не такой он человек. Значит, России нужен другой правитель, с которым бы мы смогли договориться о мире, и который пошел бы на облегчение жизни крепостного люда. Кто меня поддержит в этом мнении?
Поддержало Григория подавляющее большинство присутствующих, включая войскового атамана и полковника Лоскута, и он продолжил:
- Сейчас Петр воюет с Карлом, королем Шведским. Битва между шведами и московитами жестокая будет и нельзя точно сказать, кто в ней победит, но она решит все. После этого, появимся мы и нанесем свой удар по победителю, дабы заключить полюбовный мир с Москвой или остановить шведов. Предлагаю поступить так.
После слов Банникова спорили долго, около часу, и пару раз, дело чуть было до драки не дошло. В итоге общего голосования, в котором приняло участие сто семь человек, было решено следующее. Война продолжается. Основная цель кампании 1708-го, захват Азова и Таганрога, удержание занятых позиций, укрепление военно-экономической мощи Войска Донского и рейдовые операции на Саратов-Сызрань и Тамбов-Козлов.
С основным делом покончили, и сразу же перешли к другим, не менее важным.
Первый вопрос провозгласил войсковой писарь, который предложил на основе Войскового Розыска создать Донскую Тайную Канцелярию. Одобрили большинством голосов с очень небольшим перевесом, и начальником этой организации, на которую Войско должно теперь официально выделять денежные средства, как и ожидалось, стал полковник Лоскут.
За второй вопрос в повестке дня выступил Кондрат:
- Атаманы, все вы знаете, что произошло в Раздорской, - собравшиеся одобрительно загудели, а отец продолжил: - Кровь народа русского, тяжким грехом на меня ляжет, но выхода иного не было, пришлось убивать одних, дабы жили другие. Так вот, я предлагаю избирать из атаманов общевойскового Судью Чести, которому надо дать право карать и миловать смутьянов, против казацких законов выступающих, да иметь при себе особо верных и честных казаков в количестве одной сотни. Именно этот человек будет отвечать за внутренний порядок на территории Войска там, где с этим не справляется городской или станичный атаман. На должность эту, я предлагаю присутствующего здесь Некрасова Игната.
Как и ожидалось, предложение было одобрено почти единогласно, и так кузнец Голубовского городка, общеизвестный правдолюбец и просто авторитетный человек Некрасов Игнат, стал первым Судьей Чести на Дону.
Третий вопрос, поставленный на обсуждение атаманов и полковников был выдвинут донскими старшинами, так как для них он наиболее интересен и важен. Влиятельные старожилы потребовали учредить отдельную должность войскового казначея. На данный момент казачьей казной заведовали войсковой писарь и войсковой атаман, и пока в ней было негусто, ни у кого нареканий по денежным средствам не возникало. Однако во время осенне-зимней военной кампании были добыты немалые суммы денег и ценностей. Тут тебе и Воронеж, и Царицын с Камышиным, и товары царских купцов, и конные заводы, и казна коммерческих кумпанств и боярские сокровищницы, и как немаловажный довесок церковные рублики. И вот, дабы быть уверенными в том, что деньги и богатства не идут налево, и требовалась должность войскового казначея, который будет держать прибытки, расходы и растраты Войска на контроле, и всегда сможет отчитаться перед сходом.
Кого же назначить, спорили не долго. Отец и Лоскут, переглянувшись, согласились на кандидатуру дядьки Акима Булавина. Он для всех свой и хозяин рачительный, ему все доверяют, и при этом Аким всегда сам по себе.
На этом, вроде бы все. Вопросы, которые выставлялись на обсуждение, закончились. Пора бы расходиться. Но нет, не все так просто. Многие командиры прибыли на сход только что, и они имели свои вопросы к атаману, к полковнику Лоскуту и к обществу. Было их, таких вопросов, около тридцати, в основном мелочь, которую можно решить в рабочем порядке. А важных и серьезных вопросов имелось всего три.
