Мыкола вешает их возле двери.

Параска

(весело).

А бублик, дядя Мыкола, привез?

Мыкола.

Нет, не привез.

Параска.

Врешь!

Мыкола

(не заметив отца Юлиана).

А, чтоб ты, скисла! Кто врет? Дядька Мыкола?

Параска (

проворным движением достает из его кармана бублик).

А то нет? Он самый!

(Смеясь, отбегает.)

Мыкола.

Отдай, стрекоза! Это мой бублик...

(Пытается поймать Параску.)

Параска.

Не выйдет, дядечка! Фигу с маслом поймаешь! Ишь, как буркалы выпучил. Будто тот лев, страшный такой. Гарррр!

Мыкола.

Лев? Какой лев?

Параска.

А такой. Глазастый, губастый, нос, как мака- гон, а голова — в три макитры.

Мыкола.

Лев? В самом деле лев? А где же ты, милая, ухит­рилась увидеть льва?

Параска

(подпрыгивая на месте).

А вот и не скажу.

(По­тянув носом.)

Ой, молоко вскипело!

(Метнулась к печи.)

Отец Юлиан

(выходит из темного угла).

В нашем селе вчера задержался передвижной зверинец, пане агроном.

Мыкола.

Зверинец? Ясно! Чего же вы стоите? Садитесь, отче.

Отец Юлиан.

Ваша теща просила меня зайти...

Мыкола. О, да! Последнее время с ней это часто бы­вает.

(Смущенно.)

Я имею в виду эти ее... сердечные при­падки.

Штефан

(льстиво).

Хорошо ей, вот и привередничает.

Мыкола. Ей бы снова доктора...

Отец Юлиан.

Пани Варвара вчера привозила его из мес­течка.

Мыкола. Ну и что?

Отец Юлиан

(разводя руками).

Он бессилен!

Мыкола

(снимая шляпу, куртку, пиджак, вешает их, а сум­ку относит в свою комнату).

Если тут доктор бессилен, то вы тем более, отче.

Отец Юлиан.

Как я должен это понимать, пане агроном?

Мыкола. Как хотите, так и понимайте. Ведь вы же не кол­дун и не чудотворец.

Параска. Будешь завтракать, дядя?

Мыкол

а. Я уже завтракал. А впрочем, дай кружку моло­ка. Ну, как там, засеяли уже? Не знаешь?

Параска

(подавая ему молоко).

Недавно вышли.

Мыкола. Только сегодня?

(Пьет стоя.)

Горячее!

Параска

(прижимается к нему и медленно грызет буб­лик).

А ты, дядя, подуй, тогда остынет

Мыкола. Скверно! Столько дней проворонено. В Матковцах, в колхозе еще вчера полностью закончили сев. А как озимь подживили! Восемь тонн удобрений на гектар. Красота! А у нас черт знает что делается. Семена пшеницы уже давно подготов­лены. Еще месяц назад обучил их, как пропитывать зерно формалином, а сев затянули. Неужели и сегодня старый Негрич не потянет?

Отец Юлиан.

Простите, вы сказали: колхоз... Это как будто что-то китайское... Для нашего Покутья это название звучит слишком экзотично.

Мыкола. Экзотично? Неправда!

(Ставит кружку на стол, вынимает из куртки пачку газет и бросает их на стол).

Прочтите эти газеты.

(Подойдя к карте).

Вы узнаете: Китай, Бирма, Вьет­нам, Индонезия — это уже более не экзотика! Это огромный фронт протяжением двенадцать тысяч километров. Миллионы тружеников ведут на этом фронте борьбу со своими извечными угнетателями. Партизан, воюющий нынче в лесах Малайи, дела­ет то же доброе дело, что и мы, засевающие здесь впервые в исто­рии Карпат морозоустойчивую пшеницу. Народы Азии идут в великий освободительный бой за свое будущее под теми же зна­менами, под какими наши яснычане посеют сегодня семена свое­го счастья,— под знаменами коммунизма. А вы твердите — эк­зотика. Какая же, к бесу, это экзотика? От этой экзотики, небось, у вашего папы римского мурашки бегают теперь по спине...

Отец Юлиан.

Я — православный священник. Вам же известно, что три года назад во время львовского собора я по­рвал с униатским обманом и возвратился к вере моих предков...

Мыкола (

решительно).

А вы лучше повернитесь лицом к вере ваших современников. И вместо того чтобы морочить людям головы этим вашим колоколом...

Отец Юлиан

( с гримасой боли на лице).

Это будет не мой собственный колокол. Это будет наш колокол, звонкий голос общего мира между людьми и божьей милости.

Мыкола. Общего мира, говорите? Немного поспешили.

(Быстро подходит к стене и снимает свою шляпу.)

Вчера вечером самый мирный под солнцем человек — участковый агроном Мыкола Воркалюк — ехал спокойно Завадовским лесом, когда вдруг кто-то пустил в него пулю из чащи. И — гляньте! — если бы она пролетела на пять миллиметров ниже... Параска не получила бы сегодня своего бублика.

(Вешает шляпу.)

Отец Юлиан.

Я хочу верить, что рука убийцы задрожала...

Вбегает запыхавшийся письмоносец

Федор Квитка,

смуглый брю­нет, сорока с лишним лет, невысокого роста. Его лицо — это сплошные заросли, из которых выглядывают карие, подвижные глаза и широкий курносый нос. На голове с всклокоченными волосами — шляпа, напо­минающая колокол с отпиленным дном. На нем — гуцульская безру­кавка, куцый кафтан нараспашку, зеленые ватные галифе, заплатанные от середины белым войлоком, и постолы. Под петеком у Федора — ог­ромная кожаная сумка, полная газет. При быстрой ходьбе он при­храмывает.

Федор.

Слава Иисусу!.. Такого еще мир не видел!.. Христе боже!..

(Захлопнув за собой дверь, подбегает к окну.)

Штефан. Ты что, Федор, уже совсем спятил?

Федор

(Параске).

Упаси тебя матерь божья?

(Подбегая к ней.)

Не открывай!

Мыкола. Что там? Кто-нибудь гнался за вами?

Федор.

Может, и гнался, не знаю! А телку Сидорчака он едва на моих глазах не растерзал...

Отец Юлиан.

Неужели волк?

Федор.

Хуже.

Штефан.

Хоть бы моргнул, брехло!

(Плюнул с возмуще­нием).

Федор

(запетушился).

Кто? Я брехло? Пусть я подохну, если не видел собственными глазами! Как выскочит из ольша­ника, как бросится на телку, а сеятели и музыканты врассыпную, кто куда! Сам видел! Сам слышал! Огромный, страшный, ел тел­ку Сидорчака и мяукал...

Мыкол

а

(сердито).

Кто, кот?

Федор

(тихо).

Лев!!! Сегодня на рассвете кто-то сломал замок на клетке и выпустил зверюгу. Директор зверинца принес ему завтрак, а клетка — пустая. Теперь директор бегает по селу, рвет на себе волосы и кричит председателю сельсовета: «Отдай мне льва! Это государственное имущество!» Он пробовал было поймать зверя, но тот лишь хвост ему показал и — будьте здо­ровы! А вот теперь выскочил внезапно из ольшаника, пожрал телку на славу и снова дал тягу в лес. Как же нам жить теперь, товарищ агроном, по соседству со львом?

Мы кол

а

(Штефану).

Где Варвара?

Штефан.

Опять ни свет ни заря к больному сыну Тымчишина на хутор подалась. Мало ей своих забот дома...

Мыкола распахивает дверь и выскакивает на крыльцо. Доносится раз­меренный цокот копыт. Отец Юлиан зашатался и оперся рукой о печь.

Мыкола

(подходит к фисгармонии, поднимает крышку, берет короткий тихий аккорд).

А Лука?

Штефан.

Недавно пошел куда-то. Наверное, встречать Варвару.