Освобожденная Красной Армией Вена — этот второй по кра­соте город Европы,— залечивая с помощью советского народа свои раны, снова встанет на ноги. И не будет она больше анекдо­тической «головой без туловища». Трудолюбивый, пылкий, энер­гичный народ живописной и богатой полезными ископаемыми Ав­стрии, избавившись от опеки преступных финансовых баронов вроде Бозеля и Кастильоне, сможет стать достойным памяти сво­их великих сограждан: Моцарта, Бетховена, Шуберта, Йоганна Штрауса, Грильпарцера. Тогда даже вдвое большая, нежели се­годня, столица не будет для нее слишком велика. Ибо кто же ве­личие меряет метром?

У входа в единственный уцелевший зал нюрнбергского вок­зала вы можете увидеть большую и, надо сказать, оригинальную надпись: «Вход польским солдатам воспрещен». Авторов этой надписи вы найдете в нескольких шагах отсюда, в американской комендатуре. Там вам покажут хронику происшествий на вокзале за несколько минувших недель, хронику дебошей, краж, грабе­жей и назовут вам «героев» этих происшествий. Большинство их люди с польскими фамилиями, в польской военной форме и — как вынуждены признать сами американцы — с американ­ским оружием в руках...

Кто хоть немного разбирается в военно-политической карте современной Европы, тот наверное, удивленно спросит: где Рим, а где Крым, и откуда взялись в довольно отдаленной от Варшавы Баварии польские войска?

Это очень запутанная и не менее... скандальная история. Аме­риканская армия застала в Баварии, как и в других немецких провинциях, десятки тысяч польских рабочих и военнопленных. И те и другие мечтали только об одном: как можно скорее возвра­титься домой после нескольких лет неволи. Но «путь далек до Типерери», как поют английские солдаты, и на этом пути сразу же возникло столько препятствий, что только наиболее смелые из по­ляков решились на свой страх и риск возвратиться под родной кров. Большинство же из них терпеливо ожидало обещанных эшелонов. Они ждали месяц, другой, третий — и изнывали от тос­ки. Тем временем появились между ними люди с воинственным видом, с рукавами, обшитыми кабалистическими знаками: коль­цами, зигзагами, мечами и орлами. Это были посланцы извест­ного генерала Андерса, точнее говоря — агенты так называемой «двойки», то есть второго разведывательного отдела бывшего польского генерального штаба, одного из тех анекдотических штабов, которые желают жить дольше, чем это нужно истории.

Андерсовцы не сидели сложа руки. В арсенале этих провока­торов нашлась тысяча аргументов по поводу того, что полякам, мол, не следует возвращаться в Польшу, так как по возвращении их ждет в лучшем случае Сибирь. «Методы» этой пропаганды бы­ли заимствованы у нацистов, которые цинично «поучали», что да­же самый неправдоподобный вздор, повторяемый десять тысяч раз, начинает звучать в ушах некритически настроенных людей как истина. Когда посеянное андерсовцами зерно местами взо­шло, на сцену вышли жнецы. Они говорили по-английски с амери­канским акцентом, и на этот раз андерсовцы играли лишь роль переводчиков. На головы несчастных изгнанников полилась те­перь патока слов о ста восьми долларах в месяц, о веселой, без­заботной и сытой жизни.

Удочка была заброшена в благоприятное время, когда рыбке нечего было есть. И неудивительно, что рыбка попалась. Как гри­бы после дождя, начали расти так называемые польские карауль­ные роты, роты с солдатами в польской форме и польскими орла­ми на конфедератках. Командные должности, как и следовало ожидать, заняли андерсовские комбинаторы в воинственно за­ломленных беретах.

Правда, задание, поставленное перед этими ротами их хозя­евами, оказалось довольно скромным, если не унизительным: они несут караульную и всякую службу там, где американцы не хотят ее нести. Короче говоря: американское издание французского иностранного легиона. Не приходится в данном случае задавать­ся вопросом, насколько такая политика соответствует нормам и обычаям международного права и насколько она допустима в от­ношении польского правительства, с которым Вашингтон, как из­вестно, поддерживает нормальные дипломатические отношения.

Нас в данном случае интересует кое-что другое: пыл, с кото­рым андерсовцы принялись за организацию этих и им подобных польских батальонов, пополненных еще вдобавок... польской по­лицией.

О том, что этот пыл был искренен и что андерсовцы солидно поработали на этой ниве, свидетельствует моральное лицо упомя­нутых частей. Люди, отрекающиеся от своего отечества, отрека­ются тем самым и от своей совести. Ландскнехта отделяет всего один шаг от разбойника; эту границу польские ландскнехты в Баварии перешагнули уже в первые дни своей службы. В газетах больших и малых городов все чаще начали появляться сигналы тревоги: бандитизм рос со скоростью лавины.

«Техника» набегов была всегда одинакова. Ночью перед до­мом останавливалась машина с вооруженными солдатами поль­ских «караульных рот», жильцы дома загонялись в подвал, их квартиры основательно «очищались», и через полчаса машина на полной скорости исчезала в ночной тьме. Со временем к бандитам польского происхождения присоединились бандиты из СС и «Гитлерюгенда».

Такова сугубо криминальная сторона этого дела. Но андерсовская медаль имеет и другую, криминально-политическую сто­рону. Если от ландскнехта до разбойника только один шаг, то от разбойника до фашиста нет и полушага. Подчиненные Бур-Комаровского и Андерса делают все возможное, чтобы превратить обманутых и опутанных ими поляков в штурмо­виков пятой колонны. Достаточно просмотреть хотя бы один толь­ко номер издаваемой в баварском местечке Лянгвассер газеты «Писмо жолнежа». Каждая статья, каждая информация этой газеты дышит зоологической ненавистью к Советскому Союзу и к Польской демократической республике. Когда читаешь ее, вспо­минаются времена наиболее свирепой польской реакции, времена пилсудских и костеков-бернацких, времена Березы Картузской и брестских погромов. И все это ни в коей мере не мешает редакто­рам помещать на первой странице каждого номера заявление о том, что «Писмо жолнежа» издается для польских и... союзных, то есть американских и английских, войск!..

Таково же морально-политическое лицо и издаваемого поль­скими усташами иллюстрированного журнала «Слово польске». Его редакция помещается во Фреймане близ Мюнхена, в помеще­нии американской комендатуры «Дисплейсед персонс».

Недавно я вспоминал в корреспонденции об идиллических от­ношениях между здешними украинскими и польскими нацистами.

Такая же обоюдная любовь связывает сегодня усташей Бур-Комаровского с последователями гитлеровского агента Сметоны и его воспитанника Климатиса, а литовская фашистская газета «Мусу вилтис» переполнена комплиментами по адресу польских сподвижников. Согласие в этом разбойничьем семействе безу­словно облегчает тот факт, что и одни, и другие, и третьи живут здесь на тех же щедрых хлебах, на тех самых хлебах, которых ни­как не могут дождаться голодающие дети Франции.

Люди говорят: хорошо все то, что хорошо кончается. Но эта история не может хорошо кончиться. Фашистская чума будет угрожать человечеству так долго, как долго не будут ликвидиро­ваны очаги фашизма — все до последнего. Пока это не произой­дет, бациллы фашистской чумы будут размножаться в геометри­ческой прогрессии. Не случайно именно в американской зоне не­сколько дней тому назад мы были свидетелями первой со дня раз­грома «третьего райха» демонстрации немецких нацистов.

В данном случае демонстрация состоялась в церкви универси­тетского города Эрлянген, завтра она сможет повториться в Мюнхене, а послезавтра ободренные безнаказанностью гитлеров­ские демонстранты начнут стрелять из-за угла.

Советский народ дорогой, очень дорогой ценой завоевал побе­ду над фашизмом. Есть и в Америке матери, которые оплакивают своих сыновей, павших в борьбе с нацистской ордой. Эти солдаты знали, за что они отдают свою молодую жизнь, однако они не знали, что придет после победы день, когда некоторые их началь­ники будут вскармливать и вооружать последних могикан про­клятого фашизма.