Варвара
в черном платье, с полотенцем в руках из своей комнаты проходит в комнату Мыколы.
И будем мы тогда вдвоем, а третьей будет с нами наша сиротская женская доля.
(С подойником в руках, с трясущейся головой заковыляла из хаты.)
Слышно мерное тиканье часов и далекая музыка. На крыльцо медленно поднимается
отец Юлиан.
Он уже не в сутане, а в черном жилете, в легком темносером сюртуке до колен со стоячим воротником. Его шею плотно облегает вышитый воротничок льняной рубашки. На спине у него — легкий рюкзак, а в руках — палка. Как и все действующие лица пьесы, отец Юлиан по существующему обычаю снимает на пороге шляпу. Окинув взглядом хату, он направляется в комнату Мыколы. Навстречу ему выходит
Варвара.
Варвара.
Отче! Вы в дорогу? Простите, что до сих пор не привела коня. Он пасется за хатой.
Отец Юлиан.
Примите его как дар от меня... Мне он больше не нужен. Если же он вам не понадобится, отдайте в колхоз. Я пойду искать свою новую долю.
Варвара.
Новую долю?..
(Пауза.)
Неужели вы ее с нами не сможете найти?
Отец Юлиан.
Нет! Здесь, в Яснычах, люди всегда будут видеть на моих руках кровь несчастной Параски. Они никогда не забудут, что под покровом бессердечного, лживого и мстительного идола, которому я долго служил, вырос ее убийца. Здесь я не смогу забыть о своем прошлом, потому что буду читать укор за него в глазах каждого ребенка. Я хорошо помню слова агронома: «Повернитесь-ка лучше лицом к вере ваших современников». Эти прямые слова, которые были мне сказаны, история говорит сейчас каждому из нас. Народу нужны друзья, а не утешители. Мне надо уйти отсюда. Мне стыдно оставаться здесь. Лучше поздно, чем никогда.
(Пауза.)
Пойду по селам, а когда утихнет в душе моей буря, я подойду к людям и скажу им: «Моя жизнь начинается сегодня! Примите меня в большую семью сеятелей. Руки мои еще сильны, а кровь горяча. Я в прошлом тоже крестьянский сын, хотя почти вся жизнь моя — сплошная ошибка. Пусть же и я узнаю радость общего труда, а когда повечереет, пусть же и мне будет дозволено разделить с вами сладкий хлеб урожая».
(Направляется к выходу.)
Варвара
(быстро идет за ним, но останавливается).
Пожалуй, вы по-своему правы, хотя... мне очень жаль расставаться с вами, мой добрый друг!
Отец Юлиан
(удивленно).
Жаль?.. А мне... мне тоже не легко...
(Опустив голову.)
Да, чуть не забыл.
(Вынимая из кармана кошелек.)
Это деньги моих бывших прихожан. Они собирали их на колокол. Тут же и список. Скажите им: их колокол отдыхает на Куцей леваде. Баба Олена скажет, в каком месте. Штефан закопал его, а они пусть добудут и повесят над школой. Это хороший колокол и достоин такой чести. А теперь...
(протягивая ей руку)
прощайте, радость моя...
Варвара.
Счастливой вам доли, мой хороший друг!
Отец Юлиан
на мгновение задерживается, кланяется комнате, в которой лежит Параска, и медленно уходит. Варвара махнула ему на прощанье платочком. На фоне приближающейся музыки, ковыляя, возвращается
баба Олена.
В руках у нее — цветы. Она несет их перед собой и заходит в комнату Мыколы. За ней туда же проходит
Варвара.
Вбегает
Федор Квитка.
Федор.
Лев!.. Побей меня нечистая сила, лев... в западню попался... В ту яму, возле реки, где люди глину копали. На овцу набросился, терзать ее стал, а охотники его сеткой сверху — хлоп! А сетка из таких канатов, что и слону не порвать... Верное слово! Я едва-едва собственными глазами не увидел! Вот только как его в клетку перетащат?.. Ну, побегу дальше, нужно, чтобы все люди на селе знали, что и как...
(Заковылял к выходу.)
На фоне музыки слышны голоса возвращающихся Мы
колы и
Ивана.
(Входящим Мыколе и Ивану.)
Просить хочу вас ласково: примите нас с бабой до колхозу... Стыдно нам в такой день дома сидеть, когда все на работу вышли.
Иван.
Добре, Федор, забирай свою старую — и на поле сеять... А заявление подашь позже...
Федор,
довольный, убегает.
Мыкола.
А сирень, гляди, как набухает почками, Иван! Какая же она хорошая и буйная, наша карпатская весна!
Иван.
А рожь какая! И февральские ветры ей нипочем, и озимки не выморозили так же само, как и нас с вами, Мыкола.
Мыкола.
И не выморозят, мой дорогой. Я вчера был у секретаря райкома. Завтра получаем еще семена кукурузы. Золотой! Нашей ферме отводят половину участка в Чивченских горах. Уже не в аренду, а в собственность колхозу. В Святичах строят электростанцию и новую школу. После уборки урожая подумаем и мы об электричестве. Идут в гору Яснычи! Не поедешь ты больше, Иван, рубить лес ни в Канаду, ни в Трансильванию. Не станешь больше продавать свою силу за американские доллары. В наших горах и в наших долинах поселилось твое молодое счастье. Твое и мое, Иван.
(Припадает к его плечу.)
Вот только Параска...
Иван.
Дай бог и мне такую смерть, как Параске: что и говорить — мужественная смерть. Солдатская! Всем селом прощаться с ней будем, а на гроб красное знамя положим, чтобы знали все, какую девушку хоронят яснычане!
Из комнаты Мыколы доносятся сперва нестройные и робкие, а затем все более громкие слова пионерской песни-клятвы о Павлике Морозове. Детские голоса сливаются с мелодией приближающейся к дому песни, которую поют идущие сеять колхозники. Входит
Семен Негрич.
Быстрыми шагами идет навстречу
Варваре,
вышедшей из своей комнаты.
Варвара.
Посмотри там, на поле, за моим дядей, Семен. Он за эту ночь почернел, как земля.
Мыкола.
Не беспокойся, Варваронька. Прежде чем земля меня одолеет, я ее сам к порядку призову!
(С виноватой усмешкой.)
Надо суметь даже больному сердцу приказать: «А ну-ка, пошевеливайся живее, старина! Наша с тобой песня еще не пропета. Она сейчас лишь начинается».
(Подходит вместе с Иваном Негричем к дверям, останавливаются.)
Варвара.
Почитаю мужество твое, дядя Мыкола.
Восходит солнце. Совсем близко запиликала скрипка, заиграли цимбалы, отозвался барабан.
Слушайте!
Семен
(двумя руками сжимает ладонь Варвары. Лицо его спокойно и сурово).
В добрый час, учительница!
Варвара
(вскинув глаза).
В добрый час нам, Семен!
Семен на мгновение задерживает ее руку, словно хочет сказать еще что- то, но, раздумав, идет к выходу, где остановились Мыкола и Иван Негрич. Подходит к раскрытому окну и Варвара. Музыка звучит сильнее. На фоне нарастающей песни и музыки — возбужденные голоса колхозников. Кто-то: «С нами вместе, учительница!.. На поле!»
Варвара.
Занятия кончу — приду!
Звуки музыки, пение коломыек становятся все громче, но сильнее всего слышится мерный голос барабана. Варвара идет на середину хаты, ее взгляд останавливается на часах. Она подходит к ним и энергичным движением поднимает гири.
Занавес
быстро опускается.
ОЧЕРКИ
ДЕНЬ НАРОДНОГО ГНЕВА
(К четвертой годовщине апрельских событий во Львове)
Высоко поднялась в Польше революционная волна в памятную весну 1936 года. Тяжелый экономический кризис углублялся с каждым днем, и с каждым днем росли новые ряды безработных.
В марте произошли кровавые события в Кракове, после них в Ченстохове и Хшанове. В столице шляхетской колонии — Львове политический барометр предсказывал бурю, какой панское государство еще не видывало.
