Норма.
Я завидую вам, вашим руинам и вашему счастью, мой мальчик.
Дуда. «Медвежья лапа»!
Норма.
Спокойно. Он...
Боб
(входит, слегка запыхавшись, и с отвращением вытирает ладони рук о перчатки).
Да разрази меня гром, если он раньше чем через месяц соберет свои гнусные кости!
(Заметив смущенного Дуду, он поднял руку).
Сиди, малыш! Сегодня я уже не «Медвежья лапа», а такой же перемещенец, как и ты.
(Налил стакан джина, поднес ко рту, но, подумав, выплеснул джин на пол.)
Мистер Петерсон перемещает меня в Китай. Слыхал? Ему кажется, что там я перестану царапаться. Как же!.. Да поглотит меня ад, если в мире есть сила, способная вырвать из моей груди обиду, нанесенную этому русскому!..
(Норме.)
Кстати, вы еще не узнали, леди?
Норма (
после короткого колебания).
Остался еще час...
(Нервными глотками пьет кофе.)
Боб. Говорят, русская миссия приехала выручать своих. И, видно, правда: наши офицеришки так и забегали по городу, словно их блохи закусали. При одной мысли о красных у них поджилки трясутся. О-го! Хотел бы я видеть, если бы дошло до чего... Вот был бы спектакль, пропади они все пропадом!
(Ходит по сцене, останавливается перед Дудой.)
А ты, малыш, за кого? За Макарова?
Дуда.
Я за справедливость.
Боб.
Гм... Так вот что! Каюсь, горько каюсь, места себе не нахожу, но... если б кто-нибудь из вас знал тогда, что творилось в моем сердце. Я, старый дурак, не туда целился, не туда! Ну, что ж! Теперь настало время расплатиться за свои грехи и расквитаться за свою слепоту. Так будьте же вы, небеса, и вы, леди, и ты, малыш, моими свидетелями: иду на край света, но и там расквитаюсь за вас, за себя и за севастопольца!
(Упал на стул и, спрятав лицо в ладони, закачал головой в бессильном гневе и отчаянии.)
Дуда.
Не убивайтесь, сержант. Куда бы судьба ни забросила вас теперь, я уверен, вы не будете одиноки. Ведь это только одному все непонятно, тяжело и страшно. Макаров — там, но в этот тяжелый час он знает, что нас — многомиллионный легион, а он — его рядовой солдат. Он знает, что мы с ним, мы думаем о нем и мы за него, за нашего товарища и брата, отдали бы...
(Оборвав, отвернулся к стене.)
Пауза.
Захрипели
часы, выскочила
кукушка и
прокуковала одиннадцать раз.
Норма
(прижимая руки к груди).
Еще час...
(Глаза ее сухи, губи сжаты болью, гневом и ненавистью.)
Резкий телефонный звонок.
(Норма бросилась к аппарату).
Капитан Майлд? Я вас слушаю. Что?!
(Смотрит на часы.)
Что?! Что...
(Повесила трубку. Шатаясь, как пьяная, подошла к стойке и обессилен- но оперлась на нее).
Они... на час... ускорили казнь... Макаров умер мужественно...
Дуда
(кричит).
Убийцы!!
Пауза. Спина Боба затряслась от сдавленных рыданий.
Федь Пискор, Адам Ружинский, Анна Робчук, Андрей Макаров — дети великого народа. А он — ничего не забудет и никому не простит...
Норма.
Благословенна
жизнь,
и во сто крат благословенна страна, что простым сердцам открывает путь в бессмертие.
Дуда
(опускает монету в музыкальный ящик).
Зазвучала знакомая нам песня. Дуда снимает пилотку.
Жил советский моряк, один из многих, и его гордое сердце,
даже в неволе, тянулось к песням, в которых много любви
и веры в то, что правда и тут, в царстве петерсонов, должна
победить! И она победит, Андрей Макаров!
Свет постепенно гаснет. Песня, поддерживаемая аккордами органа, звучит все громче и шире и, как бы подтверждая слова Дуды, заполняет собой все.
Занавес
1947
ЛЮБОВЬ НА РАССВЕТЕ
Действующие лица
Петрич Штефан.
Баба Олена —
его жена.
Петрич Варвара —
учительница, дочь покойного брата
Штефана — Петра.
Воркалюк Мыкол
а — районный агроном, зять Штефана.
Лука —
его сын.
Негрич Иван — председатель колхоза.
Негрич Семен —
его сын.
Параска —
приемная дочь Варвары.
Отец Юлиан —
с
е
льский священник.
Федор Квитка —
письмоносец.
Действие происходит в одном из небольших Прикарпатских сел, вблизи Гуцулыцины, весной 1949 года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Просторная крестьянская хата. Посредине — настежь раскрытые одностворчатые двери, выходящие на крытую галерею. За ними — огороженный жердями двор, далее тропинка, пересекая старое кладбище, проходит мимо полуразрушенной хаты и исчезает в ольшанике. На дальнем плане виднеются холмы с пятнами букового и елового леса; а совсем вдали — покрытые еще снегом карпатские вершины. Справа от
двери — большая крестьянская печь, налево — маленькое окошечко, за которым виден куст сирени с набухшими почками. Налево — стеклянные двери в комнату Варвары, направо — в комнату агронома Воркалюка. Стены беленые, балки на потолке почернели от времени и дыма. Над печью висят на жерди шерстяные разноцветные коврики и гуцульский полукафтан из грубой шерстяной ткани со стоячим воротником.
Над средней дверью — инкрустированная полка с декоративными тарелками. Деревянная кровать, мягкое венское кресло, покрытое потертым красным бархатом. Зеркало с причудливой старосветской резьбой. У окна — скамья и длинный некрашеный стол. У правой стены — старенькая фисгармония. На левой стене густо развешаны пестрые ярмарочные олеографии, на которых можно увидеть Иисуса и Марию, с сердцами, проколотыми мечом, плотника Иосифа за работой, святого Николая, все периоды жизни праведника и грешника, распятого Иисуса и т. д. На правой стене висят портреты Ленина и Сталина, украшенные бумажными цветами, под ними — небольшой портрет Маркса в окружений семейных фотографий Воркалюков. Рядом — большая географическая карта с двумя полушариями.
Рассвет золотит окно и сиреневый куст. Старый Штефан подтягивает гири дешевых стенных часов, висящих над этажеркой с книгами с левой стороны сцены. Штефан — высокий, худощавый, слегка сгорбленный старик восьмидесяти лет. Его узкие глаза спрятаны под густыми бровями. Волосы подстрижены по-старосветски — «под гривку». Под орлиным носом — небольшие выцветшие усы. На нем — замусоленная меховая безрукавка и сорочка из грубого полотна до колен; из того же полотна и штаны. Сорочка подпоясана широким гуцульским поясом, ее воротник затянут старой красной завязкой. Ноги — в сыромятных гуцульских постолах и толстых шерстяных онучах. Говорит большей частью медленно, взвешивая каждое слово, в минуту возбуждения закидывает назад голову и многозначительно кивает. При открытии занавеса
Лука
потихоньку играет на фисгармонии. Он среднего роста, блондин тридцати лет. Пряди буйных волос спадают на высокий лоб. Синие, чуть выпуклые глаза делают его похожим на отца, нос Штефана, рисунок губ контрастируют с довольно суровыми чертами лица: эти губы по-женски малы и на них застыла гримаса капризного ребенка. Одет Лука в спортивную фланелевую рубашку, в добротный свитер. Его черные брюки безупречно отглажены. На ногах — туфли на резиновой подошве. Они делают его походку неслышной. Перед Лукой на фисгармонии лежит букетик фиалок. Внимательно посмотрев на Луку,
Штефан
уходит. В дверях своей комнаты появляется
Варвара,
стройная брюнетка двадцати восьми лет, с цыганским смуглым лицом. Одевается довольно оригинально, с наклонностью к ярким контрастам, как и многие уроженки Гуцульщины. Плавные, но уверенные движения показывают, что эта женщина умеет владеть собой. Лишь в исключительных случаях она повышает голос.
