А жаль! Хороший романс!
Фрау Мильх
(задетая).
Это не романс. Это религиозная песня Франца Шуберта.
Андрей.
Религиозная? Странно и невероятно, разве можно так хорошо петь о том, чего нет. А я для этой песни даже название придумал — «Прощание»...
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Помещение американской военной контрразведки. Стены увешаны рисунками полуобнаженных женщин. Слева, в нише, железная кровать, покрытая темно-зеленым военным одеялом. Ближе к зрителям — некрашеный письменный стол с телефоном, над ним прибиты на стене два скрещенных небольших американских флага. Рядом со столом у стены — сейф, на котором стоит большой позолоченный бюст Гете с американской военной каской на голове. В комнате несколько стульев разных стилей. За столом мягкое зеленое кресло в стиле Видермаер. У окна
на столе радиоприемник. При поднятии занавеса стол придвинут к постели.
Бентли и Норма
прибивают над нишей темно-синий транспарант с белыми елками, серебряными звездами и с надписью: «Мери кристмас».
Норма
(с гвоздиками в зубах).
Выше, немножечко выше, Эдвин. Так, довольно. Дай молоток!
(Прибивает.)
И вот здесь.
Бентли.
Все! Браво! Еще небольшая елочка — и праздник готов.
(Спрыгивает со стола и смотрит издали.)
Норма.
Ну, как?
Бентли.
Погоди! Гм... В колледже я делал такие штучки куда лучше.
Норма
(вздыхая).
За эти годы многое изменилось...
Бентли.
Чуть-чуть криво!
(Достает из кармана клещи и, ловко вскочив на стол, выдергивает из одного конца транспаранта гвозди.)
Что именно изменилось?
Норма.
Ну... Тетушка Руфь бросила нюхать табак, а твой отец больше уже не говорит мне «Норма», а «мисс Норма». Представляю себе его гнев, когда он узнает, что я ради тебя решила покинуть Америку.
Бентли.
Да... Только я подержу, а ты сойди со стула, я передвину его сюда. Вот так. Теперь влезай.
Норма прибивает гвоздик с правой стороны.
Он перестал даже переписываться со мной. Видно, качество его отцовской любви не выше качества шоколада в его магазине.
Норма.
Ой, стукнула по пальцам! Бентли. Подожди минутку! Том!
В полуоткрытую дверь пролезает каска и дуло автомата. К губам солдата прилипла погасшая сигарета.
У вас там должен быть молоток побольше.
Норма.
Насколько я знаю, твой отец хотел и мог освободить тебя из армии.
Бентли. Да, только я этого не хотел.
Норма.
Тебя очаровали
(показывает молотком на рисунки)...
эти фрейлейн?
Бентли
(пожимая плечами).
Это, Норма, мои последние натурщицы.
Норма.
Последние...
Бентли.
Я больше писать не буду.
Норма.
Эдвин! При твоих способностях...
Бентли.
В том-то и дело, что их у меня нет. Я, наконец, понял это и отказался от почетного звания дилетанта. «Все или ничего», говоря словами одного из героев Ибсена. Иначе говоря, я слишком люблю искусство, чтоб опошлять его знакомством с моей особой.
Голова опять появилась в дверях. Том, целясь, бросает молоток прямо в руки Бентли и опять исчезает.
Лучше уж работать помощником непризнанного Шерлока Холмса в лице этого буйвола Петерсона.
(Подает молоток Норме.)
Норма
(осторожно забивает гвоздик).
Не забудь, Эдвин, что я бросила в Нью-Блекгерсте одинокую мать.
Бентли
(целует Норму в щеку).
Люблю тебя, как и когда- то любил.
Норма.
Тем более не понимаю, почему ты не хотел вернуться домой.
Бентли.
Ты слишком много требуешь от меня, крошка. Добровольно удрать от одуряющей американской скуки за тем, чтобы немного спустя так же добровольно броситься в ее объятия? Нет, лучше уж охотиться за скальпами в джунглях и прериях послевоенной Европы! Здесь по крайней мере без особых препятствий можно возрождать романтические традиции наших предков той золотой эпохи, когда они даже не предчувствовали, что их ждет карьера лавочника.
Входит майор
Петерсон,
лет 50-ти, среднего роста, с красным, чуть одутловатым лицом и рыжей щеточкой под маленьким, слегка вздернутым носом. Он из тех пожилых людей, что хотят и умеют бороться против ожирения с помощью гимнастики. Его движения, энергичные и угловатые, становятся мягкими и кошачьими, когда в майоре просыпается
охотник.
Бентли.
А вот и главный охотник. Сэр Джеральд Петерсон — мисс Норма Фанси, моя невеста, корреспондент нашей газеты «Старз энд Страйпс».
Петерсон.
Ага! Как поживаете, мисс? Как вам нравится наша Европа?
Норма.
Я еще не успела присмотреться к ней, сэр.
Петерсон.
Только не смотрите на нее сквозь очки лейтенанта Бентли, мисс.
Норма и Бентли спрыгивают на пол и несут стол на место, открывая батарею всевозможных бутылок под кроватью.
Норма.
Почему, сэр?
Петерсон
(указывая на бутылки).
У вас будет двоиться в глазах.
(Снимает пальто, вешает его на стенку, аккуратно складывает пилотку и прячет в карман, потом подходит к столу, садится и достает из кармана связку ключей.)
Бентли.
Не будьте, майор, слишком скромны. Половину этой батареи опустошили вы.
Петерсон
(официальным тоном).
Я это делаю исключительно в после служебное время, мой дорогой.
(Достает из ящика газеты и вытирает стол, потом снимает с бюста Гете каску.)
Норма
(желая переменить тему разговора).
Не скажете ли вы, джентльмены, где я могу вымыть руки?
Бентли.
Второй коридор налево, Норма. Однако вода в этом заколдованном городе бывает только после захода солнца. Придется тебе сполоснуть их виски.
(Берет с пола бутылку.)
Правда, если не ошибаюсь, это собственность майора, но надеюсь, что он за это не выгонит меня со службы.
Петерсон.
Я вас, дорогой мой, давно бы выгнал,— ваше счастье, что вы ничего не делаете.
(Достает из третьего ящика пружинный прибор для гимнастики.)
На ваше место мне могли бы прислать кого-нибудь похуже вас, а так по крайней мере вы хоть не мешаете мне, а ваше ничегонеделание дает мне гарантию, что вы не берете взяток.
Норма
С
моет руки виски).
Сэр...
Бентли.
Майор совершенно прав, Норма! Боюсь только, что мое благородство найдет мало последователей. С появлением Трумэна в Белом доме процесс очиновничания Америки так прогрессирует, что недалек тот час, когда у нас, кажется, будет больше желающих брать взятки, чем желающих давать их. А тогда, пожалуй, наша страна очутится на пороге национальной катастрофы.
Петерсон
(мрачно).
Вы злоупотребляете свободой слова, Бентли. Ваше счастье, что дальше слов вы не идете!
Бентли.
Будьте откровенны: и ваше тоже, майор!
Норма
(нервно вытирает руки зеленым армейским полотенцем, которое подал ей Бентли).
Я не узнаю тебя, Эдвин! И неужели вы, джентльмены, не могли найти более достойной темы для разговоров?
Петерсону, который подошел к окну с гимнастическим прибором и начал гимнастику с приседанием.
Ага! Не могу ли я попросить у вас небольшое интервью для газеты?
Петерсон.
Интервью?
