Норма.
Хорошо, я уйду, майор, но еще вернусь! Я еще вернусь! Пусть я потеряла веру в вас, майор, но еще не потеряла веры в человека, веры в справедливость, и она, справедливость, будет со мной!..
Петерсон.
Есть только одна справедливость, мисс, и она называется: Соединенные Штаты Америки! Том, уведите убийцу!
(Указывает рукой на Андрея.)
Том кладет руку на плечо арестованного.
Занавес
В трактире «Под золотым орлом». Утро. За окном падает снег. За стойкой фрау Мильх наливает Бобу виски.
Боб.
Наливайте до краев. В нашем баре ребята высосали за праздник все до капельки.
Фрау Мильх.
Только умоляю вас, сэр, никому ни слова! Если власти узнают, что я торгую американским виски,— пропала моя головушка.
Боб.
Не бойтесь, не скажу... Что ж, я, по-вашему, доносчик, шептун, шпик? Никогда я им не буду и... не был.
(Выпил до половины.)
Я люблю правду — и только правду.
(Выпил до дна.)
Фрау Мильх.
Я не сомневаюсь, сэр.
Боб.
Очень приятно! Очень приятно. Но так вы только в глаза мне говорите, а за глаза...
(Махнул рукой.)
Фрау Мильх.
Что вы, что вы, сэр!
Боб
(стучит кулаком по стойке).
Да, да, да! Я знаю, я... все знаю, но я — молчу.
Как вы думаете, эту... хорошенькую украинку действительно убил... Макаров?
Фрау Мильх
(взволнованно).
О сэр! Не напоминайте мне этой страшной истории! Я не знаю. Я ничего... ничего не знаю.
Боб.
Не знаете? Это так же точно, как вошь кашляет. А впрочем, майор Петерсон должен знать, что и как там было. На то он и майор. Он за все и отвечает. Налейте, фрау, еще!
А
где Макарову ногу перебили? Тоже не знаете?
Фрау Мильх.
Покойница Анна говорила, что под Севастополем. Там были страшные бои. Мой покойный муж...
(вытирает слезы)
тоже сложил голову в России.
Боб.
Кто? Ваш муж? Туда ему и дорога!
Фрау Мильх.
Ох, какой вы жестокий, какой вы жестокий, сэр!
Боб. «Жестокий», «жестокий»! А любопытно, кто его — может, Макаров — пригласил туда в гости.
(Трет ладонью лоб.)
Постойте, постойте... Под Севастополь?
Входит Цупович в очень хорошем настроении.
Цупович. Гуд мо-онинг, сэр! Гутен морген, фрау Мильх!
Фрау Мильх.
Гутен морген, герр Цупович!
Боб не отвечает на приветствие Цуповича. Он внимательно следит за каждым движением нового гостя.
Цупович.
О! В вашем ресторанчике, фрау, пусто-пусто, зато...
(смеется)
в кармане густо — что?
Фрау Мильх.
О, совсем плохо, майн герр! С того несчастного случая почти все ваши перестали посещать...
Цупович.
Хе-хе! Психология толпы, фрау. Массовый психоз! Что ж, это хорошо! Наука не пропала даром. Наконец, у них нет времени: как раз проходят очередной курс перевоспитания. К слову, я советую вам, фрау, заблаговременно подумать о местной клиентуре. Еще полгода, еще год, и от перемещенцев следа не останется. Рассуем их по всем уголкам мира, и тогда они будут значиться только в наших списках или в списках мертвых. Как, например, Анна Робчук.
Фрау Мильх.
Господин Цупович, не напоминайте, ради бога!
Цупович.
Я вас понимаю... небольшая душевная травма с непривычки. Ничего, пройдет и это.
Скажите, в вашей квартире, после убийства, был, кажется, еще один основательный обыск, фрау Мильх?..
Фрау Мильх.
О да, особенно в кухне, где жила покойная.
Цупович.
Гм, интересно, и ничего не нашли? А о судьбе Макарова за это время никто из перемещенцев не спрашивал?
Фрау Мильх.
Нет, господин Цупович, нет, никто не спрашивал.
Цупович.
Невероятно. А вы не забыли?
Фрау Мильх
(раздраженно).
Нет, господин Цупович, не забыла. Нечего было забывать.
Цупович.
Одно вы, вероятно, забыли, что перед богом и нами скрывать ничего нельзя, иначе с вами может стрястись беда.
Фрау Мильх
(плачет).
Боже, боже! За что такое наказание!
Цупович.
Наша демократия, победившая демократия Запада, имеет также свои законы: суровые, неумолимые законы... Кстати, скажите, правда ли, что вы только после прихода союзников заменили на вывеске черного прусского орла золотым американским?..
Боб
(фрау Мильх).
Что там лепечет этот собутыльник Белина?
Фрау Мильх
(все еще плачет).
Хочет знать, не спрашивал ли кто меня о Макарове. Я говорю, что нет, а этот господин...
Боб
(Цуповичу).
Хорошо! Вот я, например, тоже хотел бы знать, что будет с Макаровым?
Цупович.
Хе-хе! Вы совсем другая статья!
Боб.
Почему — другая?
Цупович.
Ну, вы знаете! Сам характер вашей службы...
(Шутя толкает Боба кулаком в живот.)
Боб
(еле сдерживая себя).
Какой характер? Шептуна? Доносчика? Да?
Цупович.
Что вы, что вы, господин сержант...
Боб.
А все-таки, что ж, по-вашему, будет с Макаровым?
Цупович.
С Макаровым? Послезавтра состоится маленькая формальность — военный суд. А там...
(Чмокнув, обводит пальцами вокруг шеи.)
Боб.
И вам от этого станет легче, а?
Цупович.
Мне? А вам — нет? Вам также, глубокоуважаемый сержант!
Боб
(проводит верхом ладо-ни по лбу).
Мне?..
Цупович
(тихо).
Мы с вами одна рука, дорогой сержант. Или, как пишется на гербе Америки: «Ин плюрибус унум»!
Боб.
Что?! Я... Мы с тобой одна рука? Будь ты проклят, исчадье ада!
Цупович.
Сержант! Вы не знаете, может быть, что имеете дело с офицером и что я...
Боб.
А ну, марш отсюда, гнида!
Цупович.
Сержант, я пожалуюсь майору.
Не успел Цупович окончить фразы, как Боб схватил его за воротник и, подталкивая коленом, вышвырнул на улицу.
Цупович
(исчезая за дверью).
Я пожалуюсь!..
Боб возвращается на свое место, молча достает из кармана трубку
и табак.
Фрау Мильх.
Боже, что вы сделали, сэр! Он теперь будет и мне мстить...
Боб
(набивая трубку).
Пусть только попробует! И не с такими я справлялся. О-фи-цер! От таких офицеров я еще и сейчас пулю в груди ношу. Он что?.. У Гитлера служил?
Фрау Мильх.
Говорят, в дивизии СС, господин сержант.
Боб
(сплюнул).
Вот до чего довоевались! Спутались с такой гадиной! Дьявол его знает, что творится с нашей Америкой!..
Телефонный звонок. Боб закуривает трубку.
Фрау Мильх.
Алло!.. Нет, не было, не было ее, сэр... Хорошо, скажу, сэр, скажу!..
Алло, мистер лейтенант! Как раз леди вошла! Положил трубку...
(Норме.)
Звонил лейтенант, леди! Просил подождать. Через полчаса будет здесь.
Норма.
Благодарю вас.
(Садится за столик спиной к Бобу.)
Что у вас можно выпить?
Фрау Мильх.
Есть только пиво.
Боб.
Наливайте, наливайте виски! Кроме меня, этого никто не увидит.
