Помыкевичева.
Вот так чудо стало действительностью, отец?
Румега.
Я чувствую себя чудесно, пани!..
Помыкевичева.
Я могу вам только позавидовать, отец.
Румега.
Я чувствую себя чудесно!
Помыкевичева.
Ценою крови моего сердца, отец...
Румега.
Разумеется, разумеется! Чудесно!..
Помыкевичева.
Вы слышите? Ценою крови моего сердца, отец...
Румега.
Ах, простите! О чем вы, пани?..
Помыкевичева.
Вы оценили мой поступок?
Румега.
Да, дитя, ваш поступок вполне христианский.
Помыкевичева.
Если бы кто-нибудь так жестоко растоптал ваши самые святые чувства, вы поступили бы на моем месте не иначе?
Румега.
Да, я поступил бы на вашем месте не иначе.
Помыкевичева.
За любовь мою безграничную, за пламя души моей, вот чем заплатил! Предательством подлейшим из подлых!..
(Бросает на стол спрятанное письмо к Дзуне.)
Прочтите, отец, и сами посудите, как я должна презирать его и ту неизвестную Розалию...
Румега.
Розалию...
(Читает письмо и радостно хлопает в ладоши.)
Браво! Браво, Розалия! Браво, Розалия! Браво!
Помыкевичева.
Что с вами, отец?..
Румега.
Браво, Розалия, браво!
Выбегает из канцелярии
Дзуня.
Дзуня.
Вы, отче!..
Румега.
Браво, Роза...
(Поворачивается в сторону Дзуни.)
Пане Дзуня, я буду иметь сына!..
(Обнимает и целует Дзуню.)
Дзуня
(Помыкевичевой).
Вы что-нибудь понимаете, пани?..
Помыкевичева.
Потому только, что все поняла, ухожу с сердцем полным стыда и презрения!
(Выходит в столовую.)
Румега.
Мальчик дорогой! Я буду иметь сына. Вполне достоверно заявляю вам: у меня будет сын! Браво, Дзуня, браво, Розалия!
Дзуня.
Вы больны, отче...
Румега.
Нет, я уже совсем здоров! Благодаря тебе, тебе, золотой мальчик! Ха-ха-ха-ха! А я молился, я не терял надежды!
Спи, мальчик, говорил, спи, мальчик золотой! И выспал малец мне и Розалии радость. Мой ты сокол, радость ты моя!
Дзуня
(упирается).
Вы меня тревожите, отец!..
Румега.
Сейчас успокою дорогого мальчика!
(Дает ему письмо.)
А что... А что... Неужели не радуетесь со мной, мальчик?
А что...
Дзуня.
Смею предположить, что ваша радость немного преждевременна.
Румега.
Ха-ха-ха! Какой рассеянный мальчишка! А, может быть, как раз у меня основание иное полагать...
Дзуня
(показывает снимок).
Вы это видели?
Румега.
А как же! Конечно, видел. А вот этого, я уверен, вы не видели.
Дает Дзуне издалека прочесть заявление Леси.
Нет, вы не подходите ближе! Не подходите, золотой мальчик!..
Дзуня тяжело садится.
Неужели вы духом упали? Как вам не стыдно, молодой человек? В мои годы я не такие неудачи переживал и господь бог как-то помог мне. Не горюйте и вы, пане Дзуня! При ваших способностях вы в самый короткий срок попадете в депутаты. Ну, не падайте духом, молодой человек...
Помыкевич.
Ч-ч-чудесно! Как это ч-ч-чудесно, что вы зашли к нам, отче.
Румега.
Я тоже так думаю. Это действительно чудесно, меценат. Хе-хе-хе!
Помыкевич
(садится.)
Захожу я от фотографа, вы понимаете меня, отче...
Румега.
Теперь уже немного меньше... Ну, рассказывайте дальше, меценат!
Помыкевич.
И только подумайте, кого встретил: отца Митрата Бурмилу, он сейчас празднует тридцатилетие своей пасторской деятельности.
Румега.
Знаю, он третий секретарь у митрополита.
Помыкевич.
Именно потому я вам и рассказываю о нем. Так вот он и говорит мне, что в ближайшем будущем митрополит основывает банк. Настоящий банк, отч-ч-че, банк для блага католическо-украинского народа. Уже и название придумали. «Банк наисладчайшего сердца Приснодевы во Львове». Пять миллионов основного капитала, всеч-ч-ч-честней- ший!..
Румега.
Я слышал об этом. Так вы что же!.. Подумали...
Помыкевич.
Не я, а они обо мне подумали, отче. Директор им нужен, человек солидный, с чистым прошлым и заслуженным именем, трудолюбивый и набожный.
Румега.
А вы уверены, что они именно о вас подумали?
Помыкевич.
Не иначе! Так и сказал мне отец Митрат: «Мы о вас думаем, меценат. Подумаем как следует, присмотримся ближе к христианским добродетелям вашим и пригласим тогда». Неужели у вас есть какие-нибудь сомнения в отношении моих добродетелей христианских, отче...
Румега.
Что касается ваших добродетелей, то у меня нет никаких сомнений, и только благодаря вам самим, меценат...
Помыкевич.
Имею надежду, что вы поделитесь с кем следует вашими соображениями, отче.
Румега.
Да, неужели я могу в такой радостный для меня день в чем-нибудь отказать вам.
Помыкевич.
Вы меня заинтересовали, отч-ч-че.
Румега.
Хе-хе-хе! Заинтересовал!.. А вы что думаете об этом, пане Дзуня?..
Дзуня.
Ничего.
Румега.
Так-таки, пане Дзуня, и ничего?
Помыкевич.
Вы как будто раскроены чем-то, пане товарищ.
Дзуня.
У меня голова болит.
Румега.
Э-эх, пане Дзуня!..
Помыкевич.
Может быть, чего-нибудь съели такого?
Дзуня.
Нет, я только высоко летел, упал и ушибся, очень больно ушибся...
Помыкевич.
Пане товарищ, что случилось, разрешите узнать?
Дзуня дает Помыкевичу письмо.
От... от кого это?
Отец Румега что-то говорит Помыкевичу на ухо.
Румега.
Хе-хе-хе! Золотой парень, хе-хе-хе!
Помыкевич.
Что вы скажете на это, пане товарищ?..
Дзуня.
Ничего. Теперь мое достоинство требует, чтобы я молчал.
Румега.
Хе-хе-хе!
Помыкевич.
Это вам, молодой человек, лишнее доказательство того, что при самых луч-ч-чших намерениях можно стать врагом самому себе.
Румега.
Хе-хе-хе! Учтите, меценат, что вы с равным правом могли бы то же самое и о себе сказать. Хе-хе-хе!
Помыкевич.
Почему, всечестнейший отче?..
Румега.
Как вы любопытны, пане депутат!..
Помыкевич.
Как вам известно, только через два дня я буду иметь честь называться депутатом, отче.
Румега.
Как мне известно, вы ошибаетесь, меценат.
Помыкевич
(достает снимок).
Вы, кажется, забыли об этом, отч-че.
Румега.
Хе-хе-хе! Я не то, чтобы забыл...
(Тоже достает снимок.)
Я даже с той, которую спрятал, оттиски сделал. Разве ж они не так хороши, меценат?..
(Показывает снимок Помыкевичу.)
Помыкевич.
Ч-ч-ч-ч...
Румега.
А что? Хе-хе-хе... Не ожидали себя увидеть на моем месте? Что? Хе-хе-хе! Такова фототехника! Ну что, меценат!
Помыкевич
(к Дзуне).
Пане товарищ! У меня такое впечатление, ч-ч-что и я ушибся.
Дзуня молча протягивает ему руку, Помыкевич пожимает ее.
