Так. Поставь дату! Так! Подпишись!

Леся.

Нет! Нет! Нет! Нет!

Помыкевичева.

Подпишешь — на твоих глазах разор­ву снимок; не подпишешь...

Леся.

Подписываю пани...

Помыкевичева.

А теперь успокойтесь и идите работать. Там попудрите себе лицо, Дзуня не переносит заплаканного личика...

Помыкевичева

(открывает дверь в столовую).

Господа, прошу!

Рыпця. Б-б-б-бог!..

Пыпця.

Вот как. Теперь так и слышно: малое «б» произно­сите! Так бы вам сразу, дорогой товарищ и приятель, а не плести небылицы, невыдержанные, оппортунистические, совершенно романтические. Никак так невозможно!..

Рыпця.

Б-б-б-бог!

Пыпця.

Вот!

Рыпця.

Б-б-б...

Помыкевичева.

Могу ли я просить господ оставить пока что теоретические рассуждения?

Пыпця. Отложим, товарищ Рыпця!

Рыпця.

Отложим, товарищ Пыпця!

Помыкевичева.

Будьте добры, садитесь, господа!

Пыпця.

Сядем, товарищ Рыпця!

Рыпця.

Сядем, товарищ Пыпця! Или, как сказал под Кустошью гениаль...

Пыпця.

Да никак вот так нельзя...

Помыкевичева.

У меня к вам важное дело.

Рыпця.

То же самое говорил мне часто начальник глав­ного штаба галицийских войск, когда, бывало, в мозгу нашей армии...

Пыпця.

Вот! А мне прокурор в тюрьме.

Помыкевичева.

Господа, вы настолько хорошо знае­те, наверное, мое отношение к вам...

Рыпця

(кланяется).

Имел счастье узнать, па... товарищ... милостивая пани.

Пыпця

(кланяется).

Я же и кокос принес вам сегодня, товарищ Милена.

Помыкевичева.

Вы же, думаю, не откажете в моей скромной просьбе и подпишете...

Рыпця

(испуганно).

Неужели же векселя, товарищ ми­лостивая пани...

Пыпця.

Если декларацию, то только выдержанную, това­рищ Милена.

Помыкевичева.

Прочтите, господа, и подпишите как свидетели!

Помыкевичева.

Прочитали?

Пыпця.

Никак нельзя прочесть...

Рыпця.

Совсем не ясно написано, па... товарищ милос­тивая пани!..

Помыкевичева.

Тогда я вам сама прочитаю.

Пыпця.

Никак нельзя это подписать, дорогая приятель­ница и товарищ!

Рыпця.

Не... не можем этого подписать, товарищ милос­тивая пани!

Помыкевичева.

Почему?

Пыпця.

Никак не подходит оно...

Рыпця.

С принципиальных позиций не подходит, товарищ милостивая пани!..

Помыкевичева.

Быстрее подписывайте, господа!

Пыпця.

Никак...

Рыпця.

Вот так...

Помыкевичева.

Если не хотите, чтобы пышненькие коники нашлись однажды утром в небольшой хатке...

Рыпця

(к Пыпце).

Неужели, товарищ, нельзя подписать?

Пыпця. Если задуматься глубже, то можно и подписать.

Рыпця.

Так подпишем, как сказал великий немецкий...

Пыпця. Подпишем, дорогой товарищ и приятель.

Помыкевичева.

Благодарю, господа!

Рыпця.

Это мы только для вас сделали, товарищ милос­тивая пани.

Пыпця. Для сотрудницы «Кровавого зарева». Вот!

Помыкевичева.

К счастью, обстоятельства склады­ваются так, что вскоре, наверное, я буду иметь возможность пойти вам, господа, навстречу, чтобы осуществить нашу мечту.

Пыпця. «Кровавое зарево»!

Помыкевичева.

Да, господин редактор Пыпця!

Рыпця. «Кровавое зарево»!

Помыкевичева.

Да, господин редактор Рыпця!

Пыпця.

Товарищ Рыпця!

Рыпц

я. Товарищ Пыпця!

Помыкевичева.

Да, как видно, я довольно поздно вспомнила, что не дала вам, может быть, возможности закон­чить завтрак. Прошу в столовую, господа редакторы!

Пыпця.

За ваше здоровье поедим, приятельница и това­рищ!

Рыпця.

А потом пройдемся по улице и я

(тихо)

принесу что-то большее, чем кокос!..

(Выбегает в столовую.)

Помыкевичева прячет бумагу, через минуту входит отец

Румега.

Румега.

Ручки целую меценатовой. А самого мецената и вправду нет?

Помыкевичева.

Садитесь спокойно, всечестнейший! Муж ушел надолго.

Румега.

Высоко до вас, и с моим здоровьем.

Помыкевичева.

Простите, что побеспокоила, отец.

Румега.

Неужели такое уж важное дело...

Помыкевичева.

Даже очень важное, отец всече­стнейший.

Румега.

Не очень-то выгодны для моего здоровья с не­которых пор эти «важные дела». Правда, заходил я вчера к док­тору Гавчишину, и он уверял меня, что с моим здоровьем дело не так уж плохо. Мало того: он имел смелость заявить, что

я

здоров, как... как...

Помыкевичева.

Как бык...

Румега.

Нет, так плохо он не сказал. Он сказал лишь «как рыба». Одним словом, незачем было задерживаться во Львове и зря тратить деньги. Я же сам чувствую, что мне совсем, сов­сем плохо...

Помыкевичева.

Не падайте духом! Кто знает, может быть, мне судьба судила совершить чудо, отец...

Румега.

Видел я разные чудеса, но после этих чудес не очень-то я чувствую себя чудесно...

Помыкевичева.

Не допускаю, чтобы ваше угнетенное состояние было в какой-нибудь связи с отречением от депутат­ского мандата...

Румега.

С отречением... Конечно, нет. Я даже... очень рад...

Помыкевичева.

Вы должны, я полагаю, быть даже благодарны тому, кто перекладывает на свои плечи огромную тяжесть ответственного и полного опасностей труда на благо народа.

Румега.

О, да! Я даже очень благодарен... Я весьма...

Помыкевичева.

После всего, что вы сделали для национальной идеи, народ не может от вас требовать ничего большего.

Румега.

Вот то-то, в отношении этого имею некоторое сомнение, позволю себе спросить вас, пани, какое дело у вас ко мне.

Помыкевичева.

Благо нации и честь человека обя­зали меня поговорить с вами.

Румега

(встает). Не

могли бы вы отложить своей обя­занности? Вы же видите, что делается с моим здоровьем, пани. До свидания...

Помыкевичева.

Садитесь, отец.

Румега

(садится).

Вы же видите сами...

Помыкевичева.

Да, я вижу ваши обиды и хотела бы вам помочь, отец.

Румега.

Что вы говорите?

Помыкевичева.

Нет, что вы на это скажете?

(Дает ему заявление Леси.)

Румега.

Я скажу, что вы даже очень добры, милостивая пани, и что... как будто и в самом деле издохла во мне огромная муха!

(Прячет бумагу.)