Помыкевич.
Нет, к сожалению. Я читаю только перед сном. А ч-ч-то такое, отче?
Румега.
Ничего, ибо я тоже не читал.
Помыкевич.
Гм... Гм...
Румега.
Гм... гм... Долго уж в этих газетах нет ничего нового.
Помыкевич.
Долго, гм... гм...
Дзуня. А как легко можно было бы помочь этому. Какую- нибудь интересную новинку об известной особе, какой-нибудь интересный снимочек — и сенсация готова. Тогда и наиболее уважающие себя люди стали бы читать газеты. Не так ли, пане меценат?
Помыкевич.
Да, гм... гм... особенно, если снимочек получится интересным. Вот, например, депутат отец Румега, как благодетель. На всю первую страничку такой портретик, а под ним стишок жирным шрифтом про пастыря с голубиным сердцем, который бедную сиротку приласкал, пригрел, еще и состояние оставил. Пример с него берите, набожные христиане!
Дзуня.
Украинские граждане!
Помыкевич.
Получился бы неплохой стишок... Не правда ли, отец депутат?
Румега.
Сегодня как-то не очень говорит моей душе поэзия. И вообще эта поэзия... Мне не до нее с моим здоровьем...
Помыкевич.
Как раз сегодня, отче, мы имели бы основание предположить что-то совсем другое-
Пауза. Поп достает из кармана кошелек.
Румега.
Я как раз пришел к вам...
Дзуня.
Не беспокойтесь, отец...
Помыкевич
(прячет кошелек обратно в поповский карман).
От-ч-че, не волнуйтесь!
Румега.
Я... я совсем не волнуюсь. Кто вам сказал?.. Неужели, по-вашему, я должен волноваться?
Дзуня.
Вы считаете, меценат, что у всечестнейшего при подписании завещания задрожит перо в руке? Если так, то вы слишком низко цените великодушность и непоколебимость примерного пастыря и гражданина.
Помыкевич.
Простите, отец депутат! Никогда я
в
этом не сомневался.
Румега.
Вы очень скромны, но простите, господа, через полчаса мой поезд отходит.
Помыкевич.
А вы подож-ж-ждите-ка, отец депутат!
Румега.
К великому сожалению, я должен ехать. Вы же сами знаете, что мое здоровье да еще депутатские обязанности...
Дзуня.
Неужели, отец депутат, депутатские обязанности позволят вам забыть про обязанности не менее важные и неотложные?
Помыкевич.
Вы плохо спали, отче депутат?
Румега.
Напротив, совсем хорошо выспался, меценат, но с моим здоровьем этого мало... Итак, простите!
(Встает.)
Помыкевич.
Вы со своей стороны, отч-ч-че депутат, простите, ч-ч-что мы вас сюда пригласили, однако это вызвано весьма важными обстоятельствами.
Румега.
Неужели нельзя отложить дело хотя бы из-за моего здоровья?
Помыкевич.
Мы позаботились, отец депутат, чтобы это дело не отняло у вас много времени. Пане товарищ!
Дзуня достает из портфеля бумагу.
Видите ли, речь идет только о подписи, отец депутат!
Дзуня.
О королевском жесте, о котором будет широко писать даже вражеская пресса, отец депутат!
Отец Румега берет бумагу в руки, читает и садится.
Румега.
Я... я... теперь не смогу подписать, господа. Вы же сами видите, господа, как у меня трясутся руки сегодня.
Помыкевич.
Вот и подпишите, отче. Скажите себе: «пропало», и руки перестанут дрожать.
Дзуня.
И тогда от гордости начнет трепетать сердце, отец.
Румега.
Оно у меня уже трепещет. Я должен безотлагательно на воздух, господа, и...
Помыкевич.
Пане товарищ! Откройте окна!
Дзуня открывает окна. Пауза.
Румега.
Мне нужно на поезд, господа!..
Дзуня.
Перо новое, отец, и подписание не отнимет у вас и четверти минуты.
Помыкевич.
Даже и четверти минуты не отнимет, отче депутат!
Румега.
Размышляя сегодняшней ночью, я пришел к глубокому убеждению, что я обязан как украинский гражданин отдать свое кровью нажитое добро всему народу, господа.
Помыкевич.
Простите, от-ч-че, если только в чьих-либо головах появится сомнение в том, сегодняшней ли ночью вы имели время и возможность так глубоко и так патриотически думать...
Дзуня.
Мы даже располагаем точными доказательствами того, что у вас действительно не хватало времени для этого...
Румега.
Я вас не понимаю...
Дзуня.
Успокойтесь, сейчас поймете, отец.
(Передает ему
снимок.)
Поп рассматривает его, моргает глазами и быстро прячет в карман. Тогда Помыкевич и Дзуня одновременно показывают новые снимки.
Румега вытирает пот со лба.
Румега.
Вы очень нетерпеливы, господа...
Помыкевич.
Всевышний нам дарует, ибо все это для сиротки, для ее блага...
Румега.
Но я ведь еще живу, господа!..
Помыкевич.
Мы и это учли, отче депутат!
Дзуня.
Как ревностные католики мы считались с возможностью чуда и признали в соответствии с этим поместить в завещании примечание, что только в том случае наследство переходит к Лесе, если у вас перед вашей смертью не будет законного потомства.
Румега.
А не думаете ли вы, господа, что все это мы делаем немного наспех?..
Господа!!!
«Господа» снова показывают ему снимки.
Румега.
Дайте перо!..
(Подписывает.)
Дзуня.
Для пользы сироты яснее пишите, отец!
Помыкевич.
Особенно фамилию, отче!
Дзуня.
Так!
Помыкевич.
Ч-чудесно!
Дзуня.
А теперь позвольте, отец депутат, поздравить вас с деянием, при упоминании о котором все украинские сердца будут иметь право биться с гордостью.
(Берет бумагу и выходит из канцелярии.)
Помыкевич.
Позвольте и мне, отец депутат, сказать...
Румега.
Благодарю, вы очень вежливы.
(Встает.)
Мое...
Помыкевич.
К поезду вы уже опоздали, отче, так ч-ч-что вам незачем так сильно спешить. Тем более ч-ч-что у меня к вам маленькое дельце.
Румега.
Даже очень благодарен вам, да вот видите,— под моей кожей снова воскресла огромная муха. Еще одно такое маленькое дельце, и в левом боку у меня снова начнет плескаться.
Помыкевич.
Вот поэтому-то, чтобы не начало плескаться и чтобы безапелляционно издохла исполинская муха, я хотел вам кое-что предложить, отец депутат.
Румега.
Вы очень учтивы, меценат, но это уже в другой раз.
Помыкевич.
Поч-ч-чему, отче, в другой раз? Почему не сегодня?
Румега.
Прощайте, меценат. Некогда мне с вами...
(Идет к дверям.)
Помыкевич преграждает ему дорогу и показывает снимок. Румега садится.
Если ваше дело не требует много времени, говорите, меценат.
Помыкевич.
Думаю, что вы сразу поймете, отче, ваши собственные интересы и пользу для народа.
Румега
(встает).
Уже у меня какая-то гадость плещется
в
боку...
Помыкевич.
Вы поняли, в чем дело?
