Из-за входа послышался голос, один из телохранителей ответил. Гурбесу повернулась, вошел молодой человек, стал на колени, коснулся лбом расшитого ковра и встал.

— Показалась армия, моя королева, — сказал он. — Штандарт даяна виден на горизонте.

— Спасибо за сообщение, — ответила она. — Я буду ждать у шатра и приветствовать даяна там.

Молодой человек откланялся. Одна из служанок подошла к сундуку и достала любимый, отделанный мехом, халат Гурбесу. Она повелела, чтобы главный стан от подножья Алтайских гор перекочевал сюда, в долину реки Кобдо. Инанче будет приятно, что она приехала сюда встречать его. Служанка поправила халат на ее плечах, а потом протянула перчатки. Золотые монеты, украшавшие ее головной убор, звенели при каждом шаге. Даян захочет увидеть ее счастливой, а не обремененной сомнениями.

Ряды всадников двигались к стану снежным берегом Кобдо. Люди в первых рядах достигли березовой рощицы, за которой стояли шатер Гурбесу и юрты служанок. Инанча увидит, что его королева стоит на морозе, приветствуя его, жаждущая показать свою радость по поводу его возвращения.

Ее выдали за даяна три года тому назад в пятнадцать лет, после смерти его главной жены. Теперь Инанча редко посещал своих других жен и поставил Гурбесу надо всеми ими. Она внимательно слушала, о чем он говорит со своими генералами, разузнавала все, что могла, у его советников и потом давала свой совет.

Это изумляло Инанчу. Иногда он прислушивался к ней, чаще — нет. Даян найманов хорошо правил своим народом целые годы без ее советов и мог вполне обходиться без них.

Несмотря на это, она его любила. Он почитал ее, наслаждался ею и был добр к ней. Она бы хотела, чтобы он прислушивался к ней чаще, но если бы он был человеком, которым легко управляют другие, неуверенным в себе, она бы не могла его любить.

Какой-то человек вышел из юрты и поклонился, коснувшись рукой шапки.

— Я приветствую тебя, королева и мать, — пробурчал Бай Буха. — Я подумал, что найду тебя снаружи, где ты встречаешь моего отца. Я не могу не присоединиться к тебе.

— Даяну будет приятно.

Бай Буха подошел поближе. Его черные глаза смотрели на нее слишком жадно. Его взгляды раздевали ее, он бы ее изнасиловал, если бы мог, даже еще до кончины отца. Инанча взял младшего сына Баяруга с собой, но оставил Бай Буху присматривать за найманскими кочевьями.

Инанча Билгэ заслуживал хороших наследников. Но Баяруг выходил из себя, споря с отцом даже по поводу того, где и когда производить перекочевку. Бай Буха молча подчинялся даяну, но взгляд у него был угрюмый, недовольный. В двадцать пять лет он участвовал в немногих битвах и не проявлял особой храбрости даже на охоте.

— Отец будет радоваться тому, что ты вышла встречать его, — сказал Бай Буха, — хотя ты предупреждала его против этого похода. Смотри, как безосновательны были твои страхи. Даян всегда одерживает верх над своими врагами.

— Да будет так всегда, — она перекрестилась, а потом сделала знак, отгоняющий нечистую силу. — Я знаю, что ты хотел, чтобы он пошел в поход.

— Мне нечего было сказать об этом предприятии. Я просто склонился перед волей отца, как и положено мне.

Она поджала губы. Бай Буха настаивал, чтобы Эркэ Хара вновь обратился к Инанче, в этом она была уверена. Эркэ Хара нервничал все годы своего изгнания, копя гнев против своего брата хана Тогорила за то, что тот крепко держался за кэрэитский трон и вынудил его бежать, спасая свою жизнь. Бай Буха знал, что Инанча желал похода как случая доказать, что он еще не старик. На этот раз даян выслушал жалобу Эркэ Хары. Бай Буха только бы радовался, если бы его отец пал в сражении и он овладел бы королевством Инанчи и его молодой женой еще до возвращения Баяруга.

Армия была похожа на большую змею, повторяющую извивы реки, у которой сотни копий сверкали в сумеречном свете. Ветер утихал, снег сдуло, обнажив часть серых камней на краю луга. Зубы Гурбесу стучали, она старалась сдержаться.

— Не было нужды приезжать сюда, Бай, — пробормотала она. — Ты мог бы встретить даяна у собственного шатра.

— Сегодня он туда не поедет, а я должен отчитаться, как я тут заправлял делами в его отсутствие. — Он наклонился к ней. — Как охотно ты показываешь свою любовь к нему. Все молодые жены стариков должны быть так же мудры — старик становится более щедрым, когда верит, что жена его действительно любит.

Щеки ее запылали. Она была готова заплатить той же монетой, как из приближающихся рядов послышались крики. Из ряда вдруг вырвался всадник и пошел галопом напрямик, увязая в снегу. Душа Гурбесу возликовала, когда она увидела его: Инанча Билгэ до сих пор сидел на коне, как молодой человек.

Конь резко остановился, взметнув снег, и дородный, закутанный в меха человек соскочил с седла. Гурбесу низко поклонилась и бросилась к нему. Даян поднял ее на руки, она прижала лицо к его шубе.

— Тебе мороза не победить, — сказал Инанча.

— Я бы и в буран вышла, чтобы встретить тебя. — Гурбесу вглядывалась в лицо, которое полюбила. Когда-то она считала его безобразным, с перебитым носом и дублеными на ветру щеками, коричневыми и бугристыми, как кожаные чаши. Привычка привела к тому, что она не замечала его безобразия. — Ты меня быстро согреешь, мой муж.

Грудь Инанчи вздымалась, он задыхался. Поход, долгая езда верхом подточили его силы. Она вцепилась ему в руку, когда Бай Буха подошел к ним.

— Приветствую тебя, отец, — сказал молодой человек, — и благодарю Всевышнего за твое возвращение.

Инанча кашлянул и сплюнул.

— Поприветствуешь в шатре.

Слуги поклонились. Гурбесу повела мужа к входу в шатер, и он оказался в большом теплом пространстве, Та-та-тунг и другие вошли следом. У трона и ее постели висели фонари, освещая гобелены на стенах. В котле над очагом варилась овца.

Она стояла рядом с Инанчой, пока он грел руки у очага, потом помогла ему снять тулуп и шубу, а также доспехи. Даже в длинном вязаном халате он был широк и на голову выше окружающих.

— Эх! — Даян поплевал на пальцы, стряхнул льдинки с усов и стянул с головы отделанный мехом шлем. — Другие мои жены не встречают меня.

— Я не позвала их, — сказала Гурбесу. — Они, конечно, будут рады, если ты посетишь их в будущем. — Она часто настаивала, чтобы он разумно выполнял свои обязательства в отношении других женщин. — Тут еда для тебя и для твоих генералов, а хранитель печати привел трех писцов, чтобы записать рассказ о твоей победе.

Та-та-тунг поклонился.

— Мы уже записали доставленные нам послания, — сказал уйгур, — Эркэ Хара теперь хан кэрэитов, а его брат Тогорил свергнут. Мы радовались, когда услышали это, хозяин. Если будет на то твоя воля, я…

Инанча махнул большой рукой.

— Мой хранитель печати может подождать более полного отчета, ведь я провел три месяца со своими генералами — они поедут по своим юртам и будут пировать с семьями. — Он потянулся всем своим большим телом. — Сын Тогорила Нилха, которого прозвали Сенгум, прячется, но я сомневаюсь, способен ли он помочь отцу. Сам Тогорил бежал на запад, к кара-китаям.

— Жаль, что вы не схватили его, — сказала Гурбесу, — но черные китаньцы ему мало помогут.

Бай Буха задержался возле них, глядя на Гурбесу из-за очага.

— Отец! — донесся голос от входа. Вошел Баяруг и зашагал к ним. Глаза его широко раскрылись, когда он увидел Гурбесу. — Я приветствую тебя, Гурбесу-экэ. Я думал лишь о том, чтобы отец вернулся целым и невредимым к своей любимейшей жене. Я был его щитом в сражении, мой меч был его рукой, я отразил много нападений, чтобы защитить его.

— Нападений! — Бай Буха бросил на младшего брата ядовитый взгляд. — Я подозреваю, что ты держался подальше от переднего края, когда отражал их.

— Но не так далеко позади, как ты, который не отходит от своей юрты дальше беременной женщины, вышедшей облегчиться.

Грудь Бай Бухи ходила ходуном.

— Это ты-то отцовский щит? Да от тебя еще и по сию пору разит после того, как ты обосрался.