Он умчался.

Оэлун схватила Бортэ за руку. Две маленькие тени корчились на земле возле одного костра, мужчина брал пленницу. Мужчины, окружившие их, подбадривали криками и топали ногами. Она вспомнила, как мэркиты смеялись над ее рыданиями в ту ночь под Бурхан Халдун. Человек у костра встал. При свете костра Бортэ узнала высокую широкоплечую фигуру Тэмуджина. Он завязывал кушак, а товарищ обнял его за плечи.

Бортэ ударила палкой вола. Мужчины забрасывали землей гаснувшие костры. Всадники устремились из ограбленного становища. Тэмуджин наклонился над тенью, приникшей к земле, потом пошел к своему коню.

Становище почти опустело, когда подъехала Бортэ. Люди Тэмуджина связывали повозки. У погасшего огня лежала девушка. Штаны ее были спущены до щиколоток, на бедрах темнела кровь. Бэлгутэй подскакал к кибитке Бортэ. Поперек седла у него лежал маленький мальчик. Бэлгутэй сбросил мальчика рядом с кибиткой.

— Возьми его, — сказал он и показал на девушку. — И ее тоже, Тэмуджин велел.

Это объясняло, почему мужчины больше не трогали девушку. Оэлун слезла и стала на колени перед мальчиком. Бортэ подождала, пока Бэлгутэй не присоединится к товарищам, а потом тоже слезла и пошла к девушке.

— Идти можешь? — спросила Бортэ. Девушка вздрогнула и стала хвататься за одежду, словно бы желая сорвать ее с себя. Бортэ помогла ей привести в порядок одежду и подняла ее на ноги.

Тайчиутка оперлась на нее, все еще дрожа.

— Держись, — сказала Бортэ; девушка захлебывалась в слезах. — Я так же пострадала. Это пройдет. Я присмотрю за тобой. — Она подавила в себе желание выругаться. — Как тебя зовут?

— Джэрэн.

Голос у девушки был хриплый.

Повозки катили мимо кибитки Бортэ. Она повела Джэрэн к кибитке Дохон, мэркитка молча протянула девушке руку.

Оэлун ждала вместе с мальчиком-тайчиутом. Бортэ неуклюже взобралась на сиденье рядом с ними и тронула волов палкой. Старая Хокахчин взглянула на нее, но ничего не сказала. Тэмулун и Джучи все еще спали под одеялом.

Оэлун-экэ обняла мальчика рукой и спросила:

— Как тебя зовут?

— Кукучу, — прошептал он.

— Та девушка — твоя сестра?

Мальчик покачал головой.

— Я спал, — сказал он. — Потом все закричали, я упал и ударился головой. Потом какой-то человек схватил меня за волосы, и они начали бросать меня друг другу, а один сказал, что отрубит мне голову и использует ее как цель для стрельбы, если я буду плакать. — Он икнул. — Моя мама… я не знаю, где…

— Она просила нас присмотреть за тобой, — сказала Оэлун. — Послушай… позади нас, в кибитке, едет еще один мальчик. Он не намного старше тебя. Наши люди нашли его в другом стане, у наших врагов, и я сказала ему, что буду его мамой. То же самое я говорю тебе, Кукучу. Ты будешь моим сыном.

— Почему? Разве у тебя нет своих сыновей?

— Четырех сыновей я родила сама, а пятого, Хучу, нашли в мэркитском стане. Ты будешь шестым. Видишь ли, у меня нет мужа, так что я не могу больше рожать братьев моим сыновьям. Но я могу находить их и растить. Человек становится сильнее, когда у него много братьев. Мужчинам приходится воевать, их убивают. По-моему, ты понимаешь это, Кукучу. Твое племя не смогло защитить тебя, а мои сыновья защитят. Женщины и дети молятся, чтобы люди, защищающие их, были сильнее своих врагов.

Бортэ гадала, понимает ли мальчик Оэлун-экэ, но, наверно, слова пожилой женщины предназначались самой Бортэ. Дашь волю жалости и забудешь, что собственная безопасность зависит от безжалостности мужа в отношении врагов. Мальчик потер глаза и прижался к Оэлун.

Они остановились, когда небо на востоке стало серым. Повозки и стада испещрили равнину. Кое-кто из мужчин и старшие мальчики отправились расчищать колодцы, а женщины доили овец и разжигали костры, чтобы вскипятить молоко. Тэмуджин сидел под одиноко стоящим деревом вне кольца повозок. Бортэ наблюдала, как к нему подъезжали люди, спешивались и кланялись. Он принимал у них присягу, к тому времени все уже знали, что он отделяется от Джамухи. Бортэ устроилась на двух подушках и прислонилась спиной к колесу, а ее служанки раскладывали на плоских камнях творог для сушки. Она еще до сумерек успеет сшить сорочку для Джучи.

Солнце было уже низко на западе, когда люди стали устраиваться на ночь. Женщины кормили семьи и укладывали детей по кибиткам спать, другие укладывались под укрытиями из палок и шкур. Мужчины разожгли костры с внешней стороны кольца повозок и оставили караулы, другие выехали, чтобы сменить пастухов.

Бортэ поднесла шитье к глазам, сделала последний стежок и откусила нитку. К ней шел Тэмуджин в сопровождении родственника Борчу Огэлэ Чериби и нескольких других. Субэдэй бежал слева, стараясь не отставать от мужчин. Тэмуджин обожал мальчика и часто разрешал ему сидеть при мужских разговорах. Они остановились у коновязи. Субэдэй первый сел на лошадь — прыгнул в седло так, как это делали мужчины.

Бортэ наклонилась и расправила сорочку на коленях. Что-то загородило свет, она подняла голову.

Муж был один.

— За мной ушло больше, чем я ожидал. Есть люди почти всех родов. Я сказал им о своих намерениях, и никто не запросился обратно к Джамухе.

— Значит, он лишился сторонников.

— У него их еще много. — Тэмуджин оглянулся. — Где девушка?

— Спит в кибитке Дохон. — Пальцы ее скомкали сорочку. — Оставь ее в покое, Тэмуджин. Она заплачет, если увидит тебя.

Он пожал плечами.

— Даже в этом есть свое удовольствие.

Он сказал лишь то, что думают все мужчины. Бортэ удивила бы его, если бы сказала, что, увидев во сне Чилгера, она все еще просыпается и дрожит. Тэмуджин никогда не поймет ее ненависть.

Она подала ему творог и сама немного поела, остатки служанки ссыпали в мешочки. Несколько человек ехали к юрте, огибая повозки, Борчу был с ними. Тэмуджин свистнул и встал.

— Хорчи, — прошептал он. — Я не думал, что он приедет ко мне.

Всадники стали. Борчу и Хорчи спешились и прошли между кострами, разложенными за повозками.

— Добро пожаловать, — сказал Тэмуджин, когда люди приблизились. — Ты принес весть от Джамухи?

— Я сам приехал, — ответил Хорчи.

— Для меня это честь. Шаман-вождь с твоим опытом всегда нужен.

Хорчи поклонился.

— Опыта маловато, но его достаточно, чтобы сообразить, что надо присоединиться к тебе. Я подозреваю, что вы все обдумали заранее. Меня привел сюда сон, от которого я проснулся в полночь… мы уехали до рассвета. — Баарин махнул рукой. — Мои люди поехали охотно.

— Вот это, наверно, был сон, — сказал Тэмуджин, — раз ты уехал от Джамухи.

— У Джамухи храбрая душа. Если бы я не увидел сна, я бы остался с ним. Одна утроба дала жизнь предку Джамухи и моему, но я не мог не принять во внимание такое знамение.

— Послушаем твой сон.

Тэмуджин сел рядом с Бортэ. Борчу и Хорчи устроились напротив, другие баарины скучились вокруг, чтобы послушать.

— Я стоял в своем курене, — начал рассказ шаман. — Появилась большая корова с рогами длинными, как мужской лук, и толстыми, как стойка в юрте. Она наклонила голову и бросилась на юрту Джамухи, а потом на самого Джамуху. Один из ее рогов сломался о него, и она кричала, чтоб он отдал ей потерянный рог. Она кричит, а я вижу большого вола, который сшибает стойку юрты и запрягает себя в повозку. Я пошел за повозкой, Тэмуджин, и вол привел меня к тебе. Он поклонился и закричал, что духи повелели тебе править, что Этуген и Тэнгри согласились, чтобы все роды склонились перед тобой. — Он перевел дух. — Как же я могу не подчиниться сну, который так ясен?

— Не можешь, — согласился Тэмуджин. — И я не могу.

— Воля духов становится все яснее, — улыбаясь, сказал Хорчи. — Я расскажу об этом сне всем. Чем больше людей услышат его, тем больше их присоединится к тебе. А что ты мне дашь за то, что я принес тебе такое знамение?

— Командование тумэном, когда у меня будет десять тысяч воинов для тебя.

— Разве ты сомневаешься в этом? — Хорчи тряхнул головой. — Но если ты собираешься сделать меня нойоном-темником, то не позволишь ли ты мне также выбрать себе тридцать жен из самых красивых женщин, которых мы захватим? Они принесут мне больше счастья, чем десять тысяч воинов, и я надеюсь, что они будут не менее красивы, чем твоя добрая жена.