Мать у него явно храбрая женщина. Джамуха представил себе злобное старое создание с массивным телом и грубым безобразным лицом под высоким и широким головным убором.

Тэмуджин выкрикнул свое имя и соскользнул с лошади, а из юрты, подняв полог, вышел мальчик.

— Я привез мясо, — сказал Тэмуджин, — а это новый друг, который переночует у нас. Его зовут Джамухой.

Он стащил тушу с лошади.

— Недавно подъехал Бектер и все кричал, что ты с каким-то незнакомцем отнял у него добычу, — улыбаясь, сообщил мальчик.

— Врет он. Он сам забрал мою добычу, а Джамуха пытался мне помочь.

— Тебе надо было приехать с ним, Тэмуджин. Мать ругала Бектера за то, что он уехал и бросил тебя. Она обломала палку о его спину.

Тэмуджин хихикнул и обратился к Джамухе:

— Это мой брат Хачун.

Джамуха кивнул мальчику и спешился. Из юрты выглянул еще кто-то.

— Моя мать, — представил Тэмуджин. — Ее зовут Оэлун.

Лицо женщины поразило Джамуху. У матери Тэмуджина была гладкая смугловатая кожа, полные губы и светло-карие золотистые глаза. На голове ее была лишь меховая шапочка, из-под которой на спину ниспадали две толстые косы. Красота женщины его не тронула, но в твердом взгляде ее что-то напоминало Тэмуджина.

— Здравствуй, — сказала она. — Мне сказали, что ты встретил чужого.

— Это мой новый друг Джамуха, — представил Тэмуджин. — Он джайрат, сын их вождя. И, как ты видишь, он принес мне удачу.

Он пнул носком оленью тушу.

— Здравствуй, уджин, — кланяясь, сказал Джамуха. — Твой сын рассказал мне, почему вы живете здесь. Я обещал никому не говорить о нашей встрече.

— Благодарю тебя за это, а также за то, что ты не причинил ему вреда, — сказала женщина, выходя из юрты. Она была небольшого роста и одета в такой же ветхий кожух, что и сын. — Немногие помогают изгоям. Другие, проезжающие здесь, избегают нас. Это хорошо, Что ты собираешься держать язык за зубами и не говорить, кто мы. Тебе не пойдет на пользу, если наши враги подумают, что ты подружился с моим сыном.

— Я не думал о себе, когда давал обещание.

Оэлун-уджин махнула рукой Тэмуджину.

— Уведи лошадей, поставь их к нашим. — Тэмуджин повел лошадей, Джамуха пошел было за ним, но женщина остановила его. — Пожалуйста, останься, Джамуха. Мы не украдем твоего коня. Хачун, помоги мне освежевать и разделать тушу.

Она стала на колени, сняла саадак и достала нож.

— Я помогу тебе, уджин, — сказал Джамуха. — Отчасти я виноват в том, что на тебя навалилась новая работа.

Угрюмый взгляд Оэлун посветлел.

— Ты заслуживаешь похвалы и благодарности за то, что доставил ее.

К тому времени, когда мясо было разделано, разрезано на полосы и развешано для сушки, Джамуха познакомился с другими обитателями стойбища. У Тэмугэ, пятилетнего, самого младшего из мальчиков, были материнские глаза, как и у Хачуна; только у Тэмулун, двухлетней девочки, глаза были зеленоватого оттенка, как у старшего брата. Бэлгутэй давно уже выглянул из юрты, чтобы поздороваться, но Бектер, бросив сердитый взгляд на Джамуху, утянул брата в юрту. Их мать Сочигиль была черноглазой женщиной с грустным лицом. Она бесцельно бродила вокруг, пока Джамуха с Оэлун развешивали мясо. По-видимому, вся семья жила в одной юрте — поддерживать огонь можно лишь в одном очаге, да и вместе было теплее. Джамуха полагал, что жалкие свои пожитки они держат в другой юрте.

Пришла ночь, и Оэлун повела его в юрту.

— Тэмуджин говорил, что у вас есть еще три сына, — сказал Джамуха, — но я видел лишь двух.

— Хасар присматривает за лошадьми, — сообщил Хачун, вошедший с охапкой оленьих костей.

Оэлун бросила на него сердитый взгляд. Джамуха, вознамерившийся спросить, сколько у них лошадей, прикусил язык.

В юрте было тепло, от очага поднимался дымок. Джалтаа и Хачун разбирали кости, а Оэлун готовила еду. Она сняла кожух; ее длинный простой халат был мужским, без складок и сборок, присущих женской одежде. Молчанье прерывалось лишь лепетаньем Тэмулун, наблюдавшей, как Тэмугэ чистит нож. Бектер смотрел на Джамуху и шпынял Бэлгутэя всякий раз, когда мальчик хотел что-то произнести.

— Может, мне надо рассказать о себе побольше, — сказал наконец Джамуха.

— Пожалуйста, расскажи, — попросила Оэлун, склонившаяся над очагом.

— Мой отец был нашим вождем. Моя мать умерла при моих родах, а отец прожил недолго. Говорят, что мальчик, теряющий отца, испытывает самое большое горе в своей жизни, и я разделяю горе твоих сыновей. Но также говорят, что теряющий мать страдает еще больше, — сказал Джамуха, оглянувшись на мальчиков. — Когда я увидел, как ваши матери заботятся о вас, я понял правдивость этих слов.

Вошел Тэмуджин.

— Я рассказал Хасару все о тебе. Скоро ты его увидишь.

— Разве он будет есть не с нами? — спросил Джамуха.

— Он поест позже. Кто-то должен стоять на страже, — сказал Тэмуджин, подсевший к очагу вместе с другими. Бектер избегал его взгляда. Тэмуджин усмехнулся при виде него. — Я слышал, моя мать обломала о тебя палку.

— Это все ты с этим чужаком, — говорил Бектер, кривя губы. — Зачем ты приволок его сюда?

— Тихо! — прикрикнула Оэлун. — Ешьте.

Они быстро поели. Оэлун покормила Тэмулун и уложила ее в постель, прежде чем поела сама. Она приготовила небольшой кусок мяса, разделив его на крохотные порции. Запивали мясо жидкостью, пахнущей корой. Джамуха поел, но остался голодным, хотя остальные вроде бы насытились, их худые лица говорили о том, что они привыкли к более скудной пище. Кусочек мяса остался, но это была, наверно, доля Хасара.

— Прости за бедное гостеприимство, — указав на блюдо, проговорила Оэлун.

— Мне ужин понравился, — сказал Джамуха, — ты приготовила его хорошо, уджин. Я никогда не ел такой вкусной свежей дичи.

Ее глаза еще извинялись, а на губах уже появилась улыбка.

— Хоть ты и сирота, но тебя хорошо воспитали.

— Меня воспитывает дядя.

Он подумал, что дядя вряд ли взвалил бы на себя эту ношу, если бы даже имел собственных сыновей.

Оэлун встала.

— Дети, пора спать.

— Ты можешь лечь на мою постель, Джамуха. — Тэмуджин показал рукой на овчинные подушки и встал. — Теперь моя очередь стеречь лошадей.

— Если хочешь, я пойду с тобой, — сказал Джамуха. — Я покараулю, а ты вздремнешь.

Оэлун обернулась к нему.

— Не надо.

— Мне все равно, уджин. Если бы твой сын не привел меня сюда, я спал бы в седле под деревом.

— Тогда пошли, — сказал Тэмуджин.

Джамуха взял свое оружие и вышел с мальчиком.

Они недолго шли через темный лес к поляне, слабо освещенной полумесяцем. Девять лошадей серой масти вместе с его собственным гнедым мерином стояли в загоне, огражденном веревкой, где их сторожил еще один мальчик. На проплешине горел костерок.

— А вы не так уж и бедны, как я погляжу, — сказал Джамуха Тэмуджину.

— Да, нам оставили наших меринов, но без жеребца и кобыл мы не можем увеличить табун. Наши обидчики, наверно, убеждены, что лошадей наших уже украли, а нас убили.

— И вы не съели ни одной лошади?

— Мать сказала, что сперва мы будем есть сусликов и кору, что мы и делаем.

К ним подошел мальчик, стороживший лошадей.

— Ты, наверно, Хасар, — сказал Джамуха.

— Брат рассказывал, как вы встретились, — откликнулся Хасар, пожимая руку Джамухе. — Жаль, что ты не пустил стрелу в Бектера. — Он засмеялся. Хасар был похож на брата, отличаясь лишь темными глазами и улыбчивостью. — Может, завтра поохотимся вместе?

— Мне завтра ехать, — сказал Джамуха с сожалением.

Хасар ушел. Тэмуджин обошел загон и похлопал одну из лошадей по крупу.

— Я рад, что ты пошел со мной, — сказал он. — Спать хочется.

— Отдыхай. Я тебя разбужу.

Тэмуджин растянулся у костра. Огонь отпугивал зверей. Джамуха не слышал волков, но поберечься не мешало бы. Тут не в степи, где опасность можно увидеть на расстоянии. В темном лесу всякое может быть. Он вскарабкался на дерево, откуда лучше было видно поляну.