июля 7-го, 1907

Когда господарь Руперт и капитан Рук оказались в пределах слышимости от неизвестного корабля, господарь окликнул его, прибегая поочередно к разным языкам — английскому, немецкому, французскому, русскому, турецкому, греческому, испанскому, португальскому и еще одному, которого я не знаю; вероятно, это был американский. К тому моменту вдоль всего фальшборта появились турецкие лица. Тогда господарь на турецком спросил капитана, и последний ступил на шкафут, где и остановился. На нем была форма турецкого военного моряка — в этом я готов поклясться, — однако он сделал вид, что не понял сказанного, после чего господарь заговорил вновь, на этот раз на французском. Прилагаю точный текст имевшего место разговора, не добавив ни слова. Я стенографировал разговор в то время, когда он происходил.

«ГОСПОДАРЬ. Вы капитан корабля?

КАПИТАН. Да.

ГОСПОДАРЬ. Какое государство вы представляете?

КАПИТАН. Это не имеет значения. На этом корабле я капитан.

ГОСПОДАРЬ. Я подразумеваю ваш корабль. Под каким национальным флагом вы плаваете?

КАПИТАН (поднимая глаза на верхний рангоут и такелаж). Не вижу никакого флага.

ГОСПОДАРЬ. Полагаю, вы как командир позволите мне с двумя моими товарищами подняться к вам на борт?

КАПИТАН. Да, если просьба будет сформулирована по правилам!

ГОСПОДАРЬ ( снимая шапку). Окажите любезность, капитан. Я имею официальные полномочия от Национального Совета Синегории, в водах которой вы сейчас находитесь, и, представляя интересы Совета, прошу об официальной беседе по неотложному делу».

Турок, который, должен сказать, до сего момента сохранял подчеркнутую учтивость, дал команду офицерам, после чего был спущен сходной трап с площадкой, а на шканцах выстроились моряки, как обычно, по случаю приема почетного гостя на военном корабле.

«КАПИТАН. Добро пожаловать, сэр, приветствую вас и двух ваших товарищей».

Господарь поклонился. Наш трап тут же был готов, и катер спущен на воду. Господарь и капитан Рук, прихватив меня, сели на весла и пошли к военному кораблю, где нас встретили с почестями. На борту было множество людей — солдат и моряков. Складывалось впечатление, что это скорее военная экспедиция, нежели плавание боевого корабля в мирное время. Когда мы ступили на палубу, моряки, при оружии, будто на учениях, взяли на караул. Господарь первым подошел к капитану, капитан Рук и я, не отставая ни на шаг, следовали за ним.

«ГОСПОДАРЬ. Я Руперт Сент-Леджер, подданный его величества английского короля, ныне проживающий в Виссарионе, в Синегории. В настоящее время уполномочен Национальным Советом решать все интересующие Совет вопросы. Вот мой мандат».

С этими словами господарь вручил турку бумагу. Она была написана на пяти языках — балканском, турецком, греческом, английском и французском. Капитан внимательно прочел ее, на время позабыв, что якобы не смог понять вопрос господаря, адресованный ему на турецком.

«КАПИТАН. Я вижу, с документом все в порядке. Могу я поинтересоваться, какой предмет вы хотите обсудить со мной?

ГОСПОДАРЬ. Вы, на военном корабле, находитесь в водах Синегории и, однако, плаваете без какого-либо национального флага. На шлюпках, спущенных с вашего корабля, вооруженные люди высадились на берег, а это значит развязали военные действия. Национальный Совет Синегории требует ответа: какому государству вы служите и почему установления международного права нарушаются подобным образом».

Капитан, видимо, ждал продолжения, но поскольку господарь замолчал, он произнес:

«КАПИТАН. Я подчиняюсь моему начальству и отказываюсь отвечать».

Господарь тут же подал голос.

«ГОСПОДАРЬ. А тогда, сэр, вы как командир корабля, и в особенности военного корабля, должны знать, что, нарушая подобным образом международное и морское право, вы и ваша команда виновны в пиратских действиях. И это не только пиратство в международных водах. Вы находитесь в наших территориальных водах и осуществили вторжение в порт чужого государства. И поскольку отказываетесь назвать национальную принадлежность вашего корабля, я принимаю вас за пирата, каковым вы, вероятно, и являетесь, и я поступлю с вами соответствующим образом.

КАПИТАН ( с подчеркнутой враждебностью). Я отвечаю за свои действия. И заявляю вам, не дожидаясь ваших возражений, что, как бы вы ни поступили, вы навредите тем самым себе и вашему Национальному Совету. Больше того, у меня есть основания полагать, что мои люди, высаженные на берег со специальным заданием, подвергаются осаде в башне, которую видно с корабля. С той стороны сегодня, еще до рассвета, доносилась пальба, из чего я заключаю, что их атаковали. Их всего горстка, и, возможно, они убиты. В таком случае вы и ваш жалкий народец, или ваше государство, как вы выражаетесь, заплатите кровью, большой кровью. Я вам это обещаю и, клянусь Аллахом, месть будет жестокой. Весь ваш флот — если у вас вообще он имеется — не устоит против одного такого корабля, как этот, а их у нас множество. Мои орудия наведены на Илсин — вот зачем я в прибрежных водах. Вы и ваши товарищи можете свободно вернуться в порт — благодаря белому флагу, под которым вы подошли к нам. Пятнадцать минут в вашем распоряжении. Отправляйтесь! И запомните: что бы вам ни удалось в ваших черных ущельях, на море вы не в силах даже защитить себя.

ГОСПОДАРЬ ( размеренным тоном и звонко). У Синегории есть защита на море и на суше. Народ ее умеет постоять за себя.

КАПИТАН ( вытаскивая часы). Почти пять склянок. Как только начнут отбивать шестую, мы откроем огонь из наших орудий.

ГОСПОДАРЬ ( спокойно). Мой долг предупредить вас, сэр, — и всех на этом корабле, — что многое может случиться еще до того, как начнут отбивать шесть склянок. Заблаговременно предупрежденный, откажитесь от пиратских действий, одна угроза которых может стать причиной большого кровопролития.

КАПИТАН ( злобно). Вы осмеливаетесь угрожать мне и моим судовладельцам? Мы на этом корабле сплоченная сила, говорю вам, и мы погибнем все до последнего, прежде чем проиграем. Отправляйтесь!»

Господарь поклонился, повернулся и стал спускаться по трапу; мы последовали за ним. Минута-другая — и яхта уже шла к порту.

июля 10-го, 1907

Когда мы повернули к берегу после моей бурной встречи с капитаном-пиратом — иначе я сейчас и не способен его назвать, — Рук дал команду старшине-рулевому на мостике, и «Леди» взяла курс чуть к северу от порта Илсин. Сам Рук направился к рулевой рубке на корме, прихватив с собой несколько человек.

Очутившись вблизи скал, мы замедлили ход — там так глубоко, что в этом не было опасности, — а потом легли в дрейф, и нас стало сносить к югу, в сторону порта. Я был на мостике и мог видеть все происходившее на палубе. Я также видел приготовления, совершавшиеся на военном корабле. Орудийные порты были открыты, огромные пушки на орудийных башнях были приведены в боевую готовность. Когда мы оказались правым бортом к военному кораблю, я увидел, как открылась дверь рулевой рубки по левому борту и люди Рука выкатили нечто похожее на громадного серого краба, который на снастях был мягко спущен в море. Положение яхты мешало наблюдателям с военного корабля заметить эти действия. Дверь рубки вновь закрылась, и яхта стала набирать скорость. Мы быстро вошли в порт. Я подозревал, что Рук замыслил отчаянный план. Недаром же держал под замком в рулевой рубке того таинственного краба.

Вдоль пристани стояли люди — огромная взволнованная толпа. Но они предусмотрительно отступили от небольшого мола у южного входа в порт, где находилась башенка с сигнальной пушкой наверху, которой я мог свободно распоряжаться. Когда меня спустили на этот мол, я быстрым шагом добрался до его конца и, забравшись по узкой лесенке в башню, шагнул на покатую крышу. Я выпрямился во весь рост: ведь я решил показать туркам, что не боюсь за себя, — им бы это стало ясно с началом обстрела. Оставалось всего несколько минут до роковых шести склянок. Я был почти в отчаянии. Горько было думать обо всех этих бедных горожанах, не сделавших ничего дурного, но обреченных на гибель в бессмысленной бойне, которая затевалась. Я поднес к глазам бинокль, чтобы видеть, как идут приготовления на военном корабле.