Думаю, дяде Роджеру совсем не понравилось то, как Руперт обошелся со своим наследством, потому что вряд ли дядя виделся с ним с тех пор. А может, причиной было всего лишь бегство Руперта вскоре после отказа от наследства, однако я расскажу об этом, когда дойду до него самого. Да и вообще какое дело моему дяде до него? Он не из Мелтонов, а вот я стану главой рода. Конечно, когда Господь посчитает нужным призвать к себе моего отца. У дяди Роджера куча денег, и он никогда не был женат, поэтому, если дяде хочется оставить деньги подходящему лицу, то ему и беспокоиться не о чем. Он нажил капитал на «восточном рынке», как он выражается. Насколько я могу судить, это весь Левант. [64]У дяди есть, как говорят коммерсанты, «торговые дома» повсюду — в Турции, Греции и вокруг этих стран, в Марокко, Египте, на юге России и в Святой Земле, затем в Персии, Индии, а еще в Херсонесе [65], в Китае, Японии и на тихоокеанских островах. Не следует ожидать, чтобы мы, землевладельцы, хорошо разбирались в торговле, однако мой дядя охватил — увы, должен поправиться: охватывал — большое пространство, скажу я вам. Дядя Роджер был человеком угрюмым, и только потому, что мне с детства внушали, что я должен стараться быть с ним поласковее, я не боялся вступать с ним в разговор. Когда я был ребенком, отец с матерью — особенно мать — заставляли меня навещать его и показывать, как я его люблю. А он даже вежлив со мной никогда не бывал, старый ворчливый медведь! Но с Рупертом он и вовсе не виделся, поэтому я думаю, что господин Р. не включен в число наследников. Последний раз, когда я сам с ним встречался, дядя был подчеркнуто груб со мной. Он обращался со мной как с мальчишкой, хотя мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Я вошел в его кабинет без стука, и он, не подняв головы от своих бумаг, произнес:

— Убирайся! Как ты смеешь беспокоить меня, когда я занят?!

Я застыл на месте, готовый пронзить его взглядом, как только он поднимет глаза, ведь я всегда помнил, что это я буду главой рода после смерти отца. Но когда дядя поднял голову, о пронзительном взгляде не могло быть и речи. Он довольно холодно сказал:

— А, это ты! Я думал, это кто-то из моих рассыльных. Присядь, если ты пришел повидать меня, и подожди, пока я закончу.

Я сел и стал ждать. Отец всегда твердил мне, что я должен добиваться дядиного расположения и стараться умилостивить его. Отец очень мудр, а дядя Роджер очень богат.

Но я не думаю, чтобы дядя Р. был настолько умен, насколько он мнит о себе. Иногда он допускает чудовищные промахи в своем деле. Например, несколько лет назад он купил огромное поместье на Адриатике, в стране, которая зовется «Синегория». По крайней мере, он говорил, что купил. Сообщил моему отцу по секрету. Но не показал никаких документов, подтверждающих право собственности, и я очень опасаюсь, что его обманули. В таком случае, мне не повезло, ведь отец считает, что дядя заплатил колоссальную сумму за это имение, а поскольку я его наследник по родству, такое приобретение уменьшает достающуюся мне собственность.

А теперь о Руперте. Как я уже сказал, он сбежал, когда ему было примерно четырнадцать, и мы ничего не слышали о нем много лет. Когда же услышали — точнее, мой отец узнал о нем, — то новости нас не обрадовали. Он отправился юнгой на парусном судне вокруг мыса Горн. Потом вместе с одной исследовательской экспедицией побывал в Патагонии, вместе с другой — на Аляске, с третьей — на Алеутских островах. Потом была Центральная Америка, Западная Африка, тихоокеанские острова, Индия и еще множество земель. Все мы знаем старую мудрую поговорку: «Кому на месте не сидится, тот добра не наживет». И уж, конечно, кузену Руперту суждено помереть бедняком. Кто еще способен на такую идиотскую расточительность! Только подумайте, достичь совершеннолетия и передать всю, пусть и небольшую собственность покойной матери этой Мактресни! Я уверен, что дяде Роджеру — хотя он и не обсуждал это с моим отцом, которого как главу рода должны были, конечно же, оповестить о происходящем, — поступок Руперта не понравился. Моя мать, которая обладает большой собственностью и к тому же здравым смыслом, позволяющим ей самостоятельно распоряжаться ею, — поскольку я должен унаследовать эту собственность, и она не относится к заповедному имуществу, то я сужу непредвзято — верно повела себя в этих обстоятельствах. Мы, впрочем, никогда особенно не обременяли себя мыслями о Руперте; теперь же, когда он на пути к нищете — а это досадно и неприятно, — мы смотрим на него как на постороннего. Нам известно, что он в действительности собой представляет. Что касается меня, то я проклинаю и презираю его. В настоящий момент всех нас его имя раздражает, потому что все мы мучимы неизвестностью в связи с завещанием дяди Роджера. Ведь мистер Трент, поверенный, ведший дела моего покойного дяди и держащий у себя его завещание, говорит, что, прежде чем огласить завещание, необходимо узнать местопребывание всех лиц, коим, возможно, что-то причитается, вот поэтому мы все и вынуждены ждать. Мне, поскольку я наследник по родству, это особенно тяжело. Совершенно безответственно со стороны Руперта пропадать где-то в такой момент. Я написал старому Мактресни об этом деле, но он, кажется, ничего не понял или нисколько не тревожится по сему поводу — он же не наследник! Старый Мактресни ответил, что, возможно, Руперту Сент-Леджеру — он тоже придерживается старого написания фамилии — неизвестно о смерти дяди, иначе Руперт постарался бы избавить нас от беспокойства. Мы беспокоимся?! Ничуть, мы только хотим узнатьвсе. А если мы (в особенности я), вынужденные думать о всех неприятных и несправедливых налогах на наследство, и обеспокоены, то как же иначе. Впрочем, ему будет еще горше, когда он наконец объявится и обнаружит, что он безнадежно нищий!

Сегодня мы (отец и я) располагаем письмами мистера Трента, в которых сообщается, что местопребывание «мистера Руперта Сент-Леджера» стало известным и что письма, оповещающие его о смерти дяди Роджера, ему отправлены. Последний раз его видели в районе озера Титикака. Кто его знает, где «мистера Руперта» найдет письмо, в котором «его просят незамедлительно прибыть домой, однако предоставляют ему не больше сведений о завещании, чем было открыто всем родным завещателя». Но это значит, что мы ничем не располагаем. Боюсь, мы прождем еще месяцы, прежде чем завладеем собственностью, которая нам полагается. Это прескверно!

декабря 28-го, 1906

Дорогой сэр,

рад возможности сообщить Вам, что из недавно полученного мною от мистера Руперта Сент-Леджера письма узнал о его намерении 15 декабря покинуть Рио-де-Жанейро на пароходе «Амазонка», принадлежащем Королевской почтовой компании. Далее он писал, что непосредственно перед отплытием из Рио-де-Жанейро телеграфирует о дне прибытия парохода в Лондон. Поскольку все прочие, интересующиеся завещанием покойного Роджера Мелтона, и те, чьи имена названы покойным в оставленных мне указаниях относительно оглашения завещания, уже оповещены и выразили свое желание присутствовать при оглашении по уведомлении о времени и месте оного, позволю себе осведомить Вас, что, согласно полученной телеграмме, датой прибытия парохода в лондонский порт предполагается 1 января prox. [66]Таким образом позволю себе объявить, оставляя за собой право отсрочки вследствие возможной задержки «Амазонки», что оглашение завещания покойного Роджера Мелтона, эсквайра, будет иметь место в моей конторе в четверг, 3 января prox., в 11 часов.

Имею честь оставаться, сэр,

преданным Вам

Эдуард Бингем Трент

«Амазонка» прибывает Лондон 1 января. Сент-Леджер.