Кстати, думаю, что на твоем месте я бы взял с собой или отправил бы сюда несколько слуг — вначале немного, только чтобы прислуживать нам с тобой. Позже ты сможешь затребовать столько, сколько захочешь. Найми их, договорись об оплате; когда они станут служить нам, мы должны будем относиться к ним хорошо, и тогда они всегда придут на наш зов, если понадобятся нам. Я думаю, тебе нужно раздобыть человек пятьдесят, а то и сотню — это чудовищно большой замок, тетя Джанет! И еще… Могла бы ты нанять и, конечно же, условиться с ними об оплате, сотню мужчин помимо слуг, сотню надежных людей. Хорошо бы генерал, если у него найдется время, отобрал и испытал их. Мне хочется, чтобы это были члены клана, на которых я мог бы положиться в случае необходимости. Мы будем жить в стране, которая пока нам чужая, и лучше смотреть на вещи трезво. Я знаю, сэр Колин подберет таких мужей, которыми могла бы гордиться Шотландия, графство Росс и Крум и которые произведут впечатление на синегорцев. Я знаю, здесь их полюбят, особенно если среди них окажутся холостяки, перед которыми трудно устоять женщинам. Прости меня, но если мы должны обосноваться здесь, то наши потомки, вероятно, тоже пожелают здесь остаться. Да и синегорцы, наверное, хотят, чтобы ни один их род не угас! Мы дадим и им возможность обзавестись потомками!

А теперь опишу место. А вообще-то, нет, я просто сейчас не в силах… Оно столь удивительно и столь прекрасно! Замок… но я уже так много написал обо всем прочем, что должен оставить описание замка для следующего письма. Сердечный привет сэру Колину, если он в Круме. И, дорогая тетя Джанет, мне бы так хотелось, чтобы моя дорогая мать появилась среди нас! Без нее пусто и темно. Как бы она была счастлива! Как была бы горда! И, моя дорогая, если бы она могла вновь быть с нами, как бы она благодарила тебя за все, что ты сделала для ее мальчика! Я же, поверь мне, искренне и глубоко благодарен тебе.

Любящий тебя

Руперт

января 26-го, 1907

Моя дорогая тетя Джанет,

пожалуйста, читай это письмо как продолжение вчерашнего моего письма.

Замок так велик, что на самом деле я не способен описать его детально. Поэтому жду твоего приезда, а тогда мы с тобой обойдем его вместе и узнаем о нем все, что можно. Мы возьмем с собой Рука, и поскольку ему, кажется, хорошо знаком весь замок, от главной башни до камеры пыток, мы проведем несколько дней за изучением нашего нового места проживания. Конечно же, я осмотрел почти весь замок после приезда, иными словами, в разное время обследовал разные его части — парапетные стенки с бойницами, бастионы, старинную караульню, зал, часовню, стены, крышу. А также прошел несколькими ветвящимися каменными галереями. Дядя Роджер, должно быть, потратил кучу денег на замок, насколько я могу судить; и хотя я не воин, но побывал во стольких местах, по-разному укрепленных, что кое в чем разбираюсь. Он восстановил замок и так модернизировал его, что Виссарион практически неуязвим, разве что нападающие применят тяжелую артиллерию. Дядя так размахнулся, что соорудил внешние укрепления и покрыл главную башню броней, похоже, из харвеевской стали. Ты поразишься, когда увидишь это. Пока я побывал, впрочем, лишь в нескольких жилых комнатах, а хорошо изучил только одну — ту, что занимаю сам. Гостиная здесь — это не зал, зал же по-настоящему огромен; есть великолепная библиотека, которая, однако, находится в печальном беспорядке: нам надо будет когда-нибудь обзавестись библиотекарем, чтобы он привел ее в порядок; совмещенные гостиная, будуар и спальня, которые я выбрал для тебя, прекрасны. Но моя комната нравится мне больше всех, хотя не думаю, что она столь же понравится и тебе. Однако если так, то она будет твоей. Это была комната дяди Роджера, когда он на какое-то время поселился в замке; прожив в этой комнате несколько дней, я намного лучше понял характер дяди, а точнее, склад его ума, — чего бы я иначе не сумел. Это помещение мне нравится, и поэтому мне, естественно, проще понять кого-то, кому оно тоже пришлось по душе. Превосходная большая комната находится не совсем в стенах замка, а, скорее, пристроена к нему. Нет, не удалена от него, ничего подобного; это что-то вроде оранжереи, к нему пристроенной. Похоже, на этом месте всегда было какое-то помещение, потому что галереи и проемы внутри замка расположены с учетом этой комнаты. Ее можно изолировать в случае необходимости — в случае вражеского нападения — с помощью массивного стального щита, этакой дверцы сейфа; этот щит выдвигается из стены, и его можно выдвигать и задвигать как изнутри комнаты, так и извне, если знаешь, как это сделать. Иными словами, как из моей комнаты, так и из пределов главной башни. Механизм секретный, и только мы с Руком знаем его. В комнате есть огромное двустворчатое окно от потолка до пола; насколько я могу судить, это окно появилось недавно, по распоряжению дяди Роджера; думаю, здесь всегда — по крайней мере, несколько веков — существовал большой проем, выходивший на широкую и длинную террасу, или балкон из белого мрамора. Отсюда, прямо под окном, начинаются ступеньки из белого мрамора, которые ведут в сад. Балкон и ступеньки древние, образчик старого итальянского искусства, с прекрасной резьбой по камню и, конечно же, заметно разрушены временем. Тут и там на них чуть виден след зелени, придающий мрамору на открытом воздухе особое очарование. Порой даже трудно поверить, что все это находится в укрепленном замке, настолько все дышит свободой и ничем не стесненной утонченной красотой. При первом взгляде на эту пристройку душа грабителя возликует. И он скажет себе: «Вот это жилье по мне, раз я вышел потрудиться; забраться сюда и выбраться отсюда — пустяки». Но, тетя Джанет, старик Роджер был сообразительнее любого грабителя. Место так хорошо защищено, что грабитель будет сбит с толку. Здесь в стену встроены два стальных щита, которые, выдвигаясь, заходят в противоположную стену, так что перекрывают проем большого окна. Один щит — раскладная стальная решетка. Только котенок может протиснуться в ромбовидные ее отверстия, и однако, видны и сад, и горы, и все остальное — так же отчетливо, как вам, женщинам, было бы видно все это сквозь вуаль. Другой щит — из листовой стали, он ходит тоже из стены в стену, но уже по другим желобкам. Он, конечно же, не столь массивен, как тот, что перекрывает, подобно дверце сейфа, маленький проем в замковой стене, но Рук говорил мне, что никакая пуля его не возьмет.

Сообщив тебе это, я также должен сказать, тетя Джанет (а то вдруг тебя встревожит arrèire-penseée [84]всех этих защитных укреплений), что я всегда сплю ночью с одним из описанных стальных щитов на моем окне. Конечно же, когда я бодрствую, то окно не защищено. Пока я пробовал в основном только щит-решетку и думаю, что не буду пользоваться ничем другим, потому что это прекрасная защита. Если до решетки дотронуться извне, то у изголовья моей кровати раздается сигнал тревоги, и нажатием кнопки я выдвигаю в таком случае литой стальной щит перед решеткой. Я так привык, вообще говоря, к окну, что мне неуютно, когда оно полностью закрыто. Я закрываю его, только когда холодно или когда идет дождь. Погода здесь великолепная, пока, во всяком случае, но мне говорили, что скоро начнется сезон дождей.

Думаю, тебе понравится моя берлога, дорогая моя тетушка, хотя, несомненно, ты ужаснешься тому, что у меня не прибрано. Но тут уж ничего не поделаешь. Должен же я быть где-тонеаккуратным, и уж пусть лучше в своей комнате!

Мое письмо вновь получилось очень длинным, и я должен прерваться, чтобы продолжить завтра вечером. Поэтому письмо уйдет таким, какое оно есть. Не буду заставлять тебя дожидаться исчерпывающего описания нашего нового дома.

Любящий тебя

Руперт

января 29-го, 1907