— Какова величина всей собственности?
Поверенный ответил быстро и, я бы сказал, довольно грубо. Он покраснел и в этот раз не поклонился. Думаю, человек его класса и не мог иметь большого запаса хороших манер.
— Об этом, сэр, я не вправе сообщить вам. И вероятно, не сообщил бы, если бы даже мог.
— Миллион? — вновь спросил отец. Он уже был разозлен и покраснел сильнее, чем старый поверенный.
Тот теперь ответил очень мягко:
— О, это допрос. Позвольте сказать, что никто этого не будет знать, пока специально назначенные ревизоры не оценят состояние дел завещателя на настоящий момент.
Мистер Руперт Сент-Леджер, все это время проявлявший признаки раздражения даже большего, чем то, которое владело моим отцом, — хотя я не мог понять, из-за чего ему было раздражаться, — стукнул кулаком по столу и вскочил, будто желая заговорить, но, поймав взгляды старого Макелпи и поверенного, вновь сел. Mem. [70]: эти трое, кажется, слишком хорошо понимают друг друга. Надо зорко следить за ними. Но я не мог дольше размышлять об этом, потому что отец задал следующий вопрос, крайне интересный для меня:
— Позвольте узнать, почему о прочих положениях завещания нас не осведомляют?
Поверенный тщательно протер очки большим пестрым шелковым носовым платком, прежде чем ответил:
— Только потому, что оба письма с пометками Ви Сснабжены указанием в отношении их вскрытия и распоряжением сохранять в тайне их содержание. Хочу обратить ваше внимание на то, что оба конверта скреплены печатью и что завещатель и оба свидетеля поставили свои подписи поперек клапана на каждом конверте. Я прочту надписи на конвертах. На конверте с пометкой B, адресованном «Руперту Сент-Леджеру», стоит:
«Это письмо должно быть вручено доверительными собственниками Руперту Сент-Леджеру и вскрыто им в их присутствии. Он должен переписать ту часть письма или сделать те пометки, которые сочтет нужными, и затем вернуть письмо с конвертом душеприказчикам (доверительным собственникам), обязанным сразу же прочесть письмо и сделать выписки либо пометки, если это желательно. Затем письмо надлежит вновь поместить в конверт, который вкладывается в другой конверт, обязательно снабжаемый пояснениями относительно его содержания и подписываемый поперек клапана обоими душеприказчиками и упомянутым Рупертом Сент-Леджером.
/Подписано/ Роджер Мелтон 1/6/’06».
На письме с пометкой С, адресованном «Эдуарду Бингему Тренту», стоит:
«Это письмо, адресованное Эдуарду Бингему Тренту, не должно быть вскрыто им ранее чем через два года после оглашения моего завещания, если только названный срок не будет сокращен в силу либо принятия Рупертом Сент-Леджером условий, оговоренных в моем письме к нему с пометкой В, либо отказа принять эти условия, причем письмо с пометкой Вему вручается и читается им в присутствии моих душеприказчиков в день оглашения моего завещания, но не ранее оглашения всех пунктов завещания (за исключением пунктов 10 и 11). Это письмо содержит распоряжения обоим моим душеприказчикам и упомянутому Руперту Сент-Леджеру в том случае, если следует принятие или отказ упомянутого Руперта Сент-Леджера, либо в случае, если он не сможет или же не пожелает принять или отказаться от оговоренных условий в течение двух лет после моей смерти.
/Подписано/ Роджер Мелтон 1/6/’06».
Закончив чтение надписи на последнем письме, поверенный бережно опустил его в карман. Затем взял другое письмо и встал.
— Мистер Руперт Сент-Леджер, — произнес он, — будьте добры, вскройте письмо и таким образом, чтобы все присутствующие здесь могли видеть, что пометка над текстом письма гласит: « В.Надлежит читать как пункт 10 моего завещания».
Сент-Леджер закатал рукава, как будто он собирался показать некий фокус, — это был очень театральный жест и смешной, — а затем, когда его запястья обнажились, вскрыл конверт и вынул письмо. Мы все хорошо видели его. Оно было сложено так, что первая страница, покрывавшая другие, обращена была к нам внешней стороной, и на ней стояла та самая строка, о которой говорил поверенный. По требованию поверенного Сент-Леджер опустил и письмо, и конверт на стол перед ним. Поднялся клерк, протянул поверенному лист бумаги и вернулся на свое место. Мистер Трент, записав что-то на листке, попросил всех присутствовавших, включая клерка и стенографиста, взглянуть на пометку на письме и на надпись на конверте, а затем подписать бумагу, на которой стояло: «Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что видели скрепленное печатью письмо с пометкой В, вложенное в завещание Роджера Мелтона, а также видели, как оно было вскрыто в присутствии всех нас, в том числе мистера Эдуарда Бингема Трента и сэра Колина Александра Макелпи, и мы заявляем, что бумаги, содержащиеся в конверте, были помечены: „ В.Надлежит читать как пункт 10 моего завещания“ — и что более ничего в конверте не находилось. В подтверждение сего мы в присутствии друг друга ставим здесь свои подписи».
Поверенный знаком показал моему отцу, что он должен расписаться первым. Отец осторожный человек, и он попросил лупу, которую немедленно и принес ему клерк по указанию того клерка, что находился в комнате с нами. Отец очень тщательно осмотрел конверт и пометку вверху страницы из письма. Затем, не говоря ни слова, поставил требуемую подпись. Отец всегда действует по закону. Затем расписались мы все. Поверенный сложил листок и опустил его в конверт. Прежде чем запечатать конверт, он попросил нас передать конверт из рук в руки друг другу, и мы все убедились, что никаких подделок в документе не было. Отец вынул документ, прочел и вновь положил в конверт. Затем поверенный попросил нас всех поставить свои подписи поперек клапана конверта, что мы и сделали. Далее поверенный наложил сургуч на конверт и обратился к моему отцу с просьбой запечатать письмо его собственной печатью. Отец исполнил это. Далее поверенный и Макелпи запечатали письмо своими печатями. Далее поверенный положил этот конверт в другой, который запечатал сам, а затем он и Макелпи поставили свои подписи поперек клапана конверта.
И тогда отец поднялся. Я последовал его примеру. Встали также двое мужчин — клерк и стенографист. Отец не проронил ни слова, пока мы не вышли из конторы. Мы шагали вдоль зданий и вскоре поравнялись с открытыми вратами, ведшими на площадь. Отец обернулся, потом сказал мне:
— Давай зайдем сюда. Здесь никого нет, и никто нас не потревожит. Я хочу поговорить с тобой. — Когда мы сели на уединенно стоявшую скамейку, отец произнес: — Ты изучаешь право. Что все это значит?
Я решил, что настал подходящий момент для афоризма, поэтому произнес единственное слово:
— Обман!
— Гм, — отозвался отец, — это что касается тебя и меня. Тебе — мизерная сумма в десять тысяч и мне — двадцать. Но что кроется за этой доверительной собственностью?
— А, это, — начал я, — с этим, осмелюсь сказать, будет все в порядке. Дяде Роджеру явно не хотелось, чтобы старшее поколение слишком уж нажилось на его смерти. Но он выделил Руперту Сент-Леджеру всего тысячу фунтов, в то время как мне — десять. Похоже, он отдавал предпочтение наследникам по прямой линии. Конечно…
Отец прервал меня:
— Но последующая сумма… Что это означает?
— Не знаю, отец. Совершенно очевидно, что есть какое-то условие, которое Сент-Леджер должен принять; однако дядя не рассчитывал на то, что он примет это условие. Разве дядя не оставил вторую доверительную собственность мистеру Тренту?
— Верно, оставил! — откликнулся отец. — Любопытно, почему он завещал такие огромные суммы Тренту и старому Макелпи. Эти суммы намного превышают полагающееся душеприказчикам вознаграждение, разве только…
— Разве только что, отец?
— Разве только оставленное им состояние колоссально. Вот почему я задал тот вопрос.
— И вот почему, — рассмеялся я, — Трент отказался ответить.
— Послушай, Эрнст, состояние, должно быть, действительно очень крупное.