Коллективная воля и ее проявление, т.е. общество, не представляют этой свободы индивидууму, так как общество, не являясь органическим целым, всегда остается статичным. Общество было создано, собрано воедино для удобства человека, оно не имеет своего собственного, независимо действующего механизма. Люди могут завладеть обществом, управлять им, придавать ему ту или иную форму, тиранить его в зависимости от их психологических установок, но общество — не хозяин над человеком. Общество может оказывать на него влияние, но человек постоянно разрушает это влияние. Существует конфликт между человеком и обществом, так как сам человек находится в конфликте с собой; конфликт внутри человека состоит в борьбе между тем, что статично, и тем, что есть жизнь. Общество — это внешнее выражение человека. Конфликт между ним и обществом — это конфликт внутри него самого. Этот конфликт, внутренний и внешний, всегда будет существовать, пока не пробудится высочайшая разумность.

Мы — общественные существа, как и индивидуумы; мы — граждане, как и люди, изолированные друг от друга в своей печали и удовольствии. Если мы хотим, чтобы был мир, то мы должны понять правильное взаимоотношение между человеком и гражданином. Без сомнения, государство предпочтет, чтобы мы были полностью гражданами; но это лишь глупость правительств. Мы сами склонны превратить человека в гражданина, так как быть гражданином легче, чем быть человеком. Быть хорошим гражданином означает четко действовать по путям, которые указаны обществом. От гражданина требуется эффективная работа и подчинение; благодаря этим качествам он приобретает закалку и становится безжалостным, и вот теперь он готов пожертвовать человеком во имя гражданина. Хороший гражданин не является непременно хорошим человеком; но хороший человек неизбежно будет хорошим гражданином везде, а не только в какой-либо отдельной стране или обществе. Поскольку он прежде всего хороший человек, то действия его не будут носить антиобщественного характера, он не пойдет против другого человека. Он будет жить в согласии со всеми хорошими людьми; он не станет искать авторитета, так как он не нуждается в авторитетах; он будет способен эффективно работать, но не сделается безжалостным. Гражданин пытается жертвовать человеком; но человек, который обрел высочайшую разумность, будет, естественно, остерегаться глупостей гражданина. Поэтому государство будет против хорошего человека, человека разумного; но такой человек свободен от всяких правительств и стран.

Разумный человек создаст хорошее общество, но хороший гражданин бессилен осуществить общество, в котором человек может обладать высочайшей разумностью. Конфликт между гражданином и человеком неизбежен, если преобладающее влияние имеет гражданин. Но любое общество, которое сознательно пренебрегает человеком, обречено. Примирение между гражданином и человеком наступит лишь тогда, когда внутри человека раскроется понимание своего психологического процесса. Государству, обществу сегодняшнего дня нет дела до внутренней жизни человека, оно имеет отношение только к внешнему проявлению человека, к гражданину. Оно может не признавать внутренней жизни человека, но внутренняя сторона жизни человека всегда побеждает внешние проявления, разрушая планы, хитро придуманные для гражданина. Государство жертвует настоящим ради будущего; оно считает наиболее важным будущее, а не настоящее. Но для разумного человека величайшее значение имеет настоящее, теперь, а не завтра. То, что есть, может быть понято лишь тогда, когда исчезнет завтра. Понимание того, что есть, влечет за собой трансформацию непосредственно сейчас. Именно эта трансформация имеет наибольшую важность, а не то, как примирить гражданина с человеком. Когда трансформация осуществится — не будет конфликта между человеком и гражданином.

Напротив сидел человек, имеющий положение и власть. Он хорошо это сознавал; его взгляд, жесты, манеры свидетельствовали о собственной важности. Он занимал высокий пост правительства; люди, окружавшие его, держались весьма подобострастно. Громким голосом он говорил кому-то, что это просто возмутительно беспокоить его по такому ничтожному вопросу. Он разразился громом по поводу действий своих подчиненных, на лицах которых лежали страх и нервозность. Мы летели над облаками на высоте 18 тыс. футов, и сквозь просветы в облаках было видно синее море. Когда облака несколько разошлись, показались горы, покрытые снегом, острова, широкие открытые бухты. Как далеки и красивы были одинокие дома и небольшие селения!

Река спускалась к морю с гор. Она проходила мимо большого города, дымного и серого; здесь ее воды замутнели, но немного дальше они снова стали чистыми и сверкающими. Недалеко от нас сидел офицер в форме, самоуверенный и держащийся особняком; грудь его была покрыта орденскими ленточками. Он принадлежал к особому классу, который существует во всех странах.

Почему мы жаждем, чтобы нас признали, возвысили, поощрили? Почему в нас так жив снобизм? Почему мы цепляемся за свое особое имя, положение, приобретения? Умаляет ли анонимность ценность результата, и должна ли безвестность вызывать пренебрежительное отношение? Почему мы домогаемся славы, популярности? Почему мы не довольствуемся быть самими собой? Не потому ли имя, положение, приобретения имеют для нас первенствующее значение, что мы боимся и стыдимся того, что мы есть? Удивительно, насколько сильно в нас желание получить признание, одобрение. В пылу битвы мы совершаем невероятные вещи, за которые нам воздают честь; мы становимся героями, убивая своих собратьев. Благодаря привилегированному положению, одаренности, способностям и умению хорошо работать мы достигаем каких-то высот, хотя вершина никогда не является завершением, так как в упоении успехом мы жаждем все большего и большего. Страна или предприятие — это вы сами, от вас зависят результаты, вы сами — власть. Организованные религии наделяют вас положением, престижем, почестями, там вы тоже представляете собой нечто, вы выделены из массы, вы — важная персона. Или еще: вы становитесь учеником духовного руководителя, гуру, учителя, или вы разделяете с ними их труд. И здесь вы — важное лицо; вы являетесь их представителем, вы несете вместе с ними ответственность; вы даете, а другие получают. Пусть вы действуете во имя их, пусть вы — только орудие. Все же исполнитель — вы. Вы можете надеть набедренную повязку или одеяние монаха, но это — вы, который делает жест, это вы, который совершает отречение.

В том или ином виде, в тонкой или грубой форме, мы питаем и поддерживаем свое «я». Если оставить в стороне антиобщественные и наносящие вред другим проявления личности, возникает вопрос, почему личность должна отстаивать себя? Даже находясь в смятении и скорби, среди преходящих радостей, почему личность цепляется за внешнее и внутреннее удовлетворение, почему она стремится к тому, что неизбежно принесет горе и страдание? Жажда позитивной деятельности как противоположности негативной побуждает нас стремиться быть; это стремление создает внутри нас чувство, что мы живем, что существует цель в нашей жизни, что мы сможем постепенно устранить причины конфликтов и скорби. Мы чувствуем, что если бы наша деятельность остановилась, мы превратились бы в ничто, мы оказались бы потерянными, жизнь утратила бы свой смысл; поэтому мы продолжаем пребывать в конфликте, в хаосе, в антагонизме. Но мы также сознаем, что есть нечто большее; что существует другое состояние, которое выше и находится за пределами всех этих страданий. Вот почему мы находимся в постоянной схватке с самими собой.

Чем больше показная сторона, тем больше внутреннее убожество; но свобода от нищеты — это не набедренная повязка. Причина внутренней пустоты — желание становления. Однако, хотите вы того или нет, эта пустота никогда не может быть наполнена. Вы можете попытаться уйти от нее каким-либо способом, грубым или утонченным; но она останется с вами, как ваша тень. Вы, может быть, не захотите заглянуть в эту пустоту, но, тем не менее, она там. Украшения и отречения, в которые облачается личность, никогда не могут прикрыть этой внутренней нищеты. С помощью деятельности, внешней и внутренней, личность пытается найти способ обогащения, называя это опытом или давая другие названия в зависимости от того, что ей удобно и доставляет удовлетворение. Личность никогда не может остаться анонимной; она всегда готова облачиться в новые одежды, получить другое имя, так как отождествление с чем-либо — ее подлинная сущность. Этот процесс отождествления препятствует осознанию ее собственной природы. Процесс накопления и отождествления создает «я», позитивно или негативно; и его деятельность всегда замкнута в себе, каким бы широким ни было огороженное пространство. Любое усилие «я» быть или не быть — это движение в сторону от того, что есть. Если отбросить его имя, свойства, особенности, накопления, — что, собственно, такое есть «я»? Существует ли «я», личность, если отнять ее качества? Именно страх быть ничем толкает «я» к деятельности; но оно — ничто, оно — пустота.