— Не думаю, — сказал Майк.

Констанс удобно откинулась на спинку переднего сиденья.

— Может, я выразилась чересчур резко, — сказала она. — Но о том, что я не допущу, чтобы Эллисон вела себя как Бетти, я говорила серьезно. К счастью, мне не надо этого делать. Эллисон не такая. Сомневаюсь, чтобы она когда-нибудь думала об этом. Ее нос вечно в книжке, а голова в облаках.

— Ну, тогда тебе надо повнимательнее следить за тем, что она читает, — сказал Майк. — Как сказала одна четырнадцатилетняя особа, в которой пробудились чувства ко мне: «В конце концов, мистер Росси, Джульетте было только четырнадцать». Смотри, как бы Эллисон не начала представлять себя Джульеттой. Или еще хуже того — мадемуазель де Моцин.

— Это кто? — спросила Констанс. — Французское имя?

— Это название очень известного романа французского писателя по фамилии Гаутер, — сказал Майк и расхохотался.

— Теперь ты смеешься надо мной, потому что мое литературное образование оставляет желать лучшего. Ну и ладно. Я не волнуюсь из-за Эллисон, в шестнадцать лет она все еще любит читать сказки.

— Я думал, ей еще пятнадцать.

— Ну, осенью ей будет шестнадцать, — сказала Констанс и прикусила губу от досады, что допустила такой промах. — А осень уже совсем скоро.

— Я бы не сказал. — Школа откроется чуть больше, чем через две недели.

— Завтра я поговорю с ней о нас, — сказала Констанс. — Может быть, следующим летом…

— Конечно, — сказал Майк и нажал на акселератор.

Машина плавно выехала на дорогу в Пейтон-Плейс.

На следующий день, в субботу, началось то, что Сет, вспоминая позднее это время, называл «плохая пора 39-го года». Засуха все еще царила в Пейтон-Плейс. Августовское солнце испепеляло бесплодную землю, в воздухе стояла такая тишина, которая возникает, только когда все — мужчины, женщины и дети — с ожиданием смотрят на холмы, окружающие город.

В эту субботу рано утром через Пейтон-Плейс проезжал неизвестный никому человек. Он припарковал свою машину на улице Вязов и вошел в ресторан Хайда. Кори Хайд — руки в боки — стоял в конце ресторана и смотрел в окно. Рядом с ним, держа в руке чашку кофе, стоял Клейтон Фрейзер и тоже смотрел в окно. Незнакомец вытянул шею и посмотрел в окно через их головы, но, кроме гряды холмов и желтых, неподвижных деревьев на их вершинах, он ничего не смог увидеть.

— Кофе, — сказал незнакомец. На какую-то секунду спина Кори напряглась, и потом он повернулся.

— Да, сэр. Сейчас, — сказал он.

Клейтон Фрейзер, шаркая, прошел к стулу в конце стойки. Кори поставил перед незнакомцем чашку с блюдцем и ложкой.

— Это все, сэр? — спросил Кори.

— Да, — ответил тот. Кори оставил его и снова занял свой пост у окна.

Этот незнакомец отличался от большинства проезжающих через северную Новую Англию и тех, кто приезжал туда на лето, тем, что был чувствителен и восприимчив. Незнакомец являлся представителем писателя и отправлялся в Канаду, провести там отпуск со своим клиентом номер один — плодовитым писателем, имеющим слабость к алкоголю. Он почувствовал, что город, в котором оказался в то утро, охвачен каким-то напряженным ожиданием. Незнакомец хлопнул ладонью по стойке.

— Что на вас всех здесь нашло? — спросил он. — Все ведут себя так, будто ожидают второго пришествия. Не больше пяти минут назад я остановился на автозаправочной станции, а хозяин настолько предался наблюдениям и ожиданию чего-то, что мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выяснить, сколько я ему должен. Чего все ждут?

Кори и Клейтон, вздрогнувшие, когда незнакомец хлопнул ладонью по стойке, тем не менее испугались не настолько, чтобы напрямую ответить на его вопрос.

— Вы куда направляетесь? — спросил Клейтон Фрейзер.

— Канада, — ответил незнакомец и почувствовал облегчение от того, что смог получить хоть какой-то ответ в этом утомляющем своей настороженностью месте.

— На машине? — спросил Клейтон, который только теперь заметил припаркованный у ресторана «кадиллак».

— Да, — сказал незнакомец. — В моем распоряжении две недели, и я подумал, что неплохо было бы проехаться в машине. Теперь я жалею, что не поехал поездом. Всю дорогу от Нью-Йорка стоит страшная жара.

— Хм, — хрюкнул Клейтон. — Нью-Йорк, э?

— Да, — ответил незнакомец.

— Далековато.

— Во всяком случае, большая часть пути позади, — сказал незнакомец и сделал маленький глоточек кофе. — Через три часа пути отсюда уже должна быть канадская граница.

— Да, — сказал Клейтон. — Вам не составит труда доехать до нее за три часа. Если вы поедете быстрее, мистер, вы управитесь меньше чем за три часа.

Незнакомец улыбнулся, глядя на морщинистое, небритое лицо не очень-то опрятного старика.

— А почему я должен торопиться, — спросил он приятным голосом, а сам думал о том, что из этого мог бы получиться недурной анекдот, который он мог бы рассказать своим приятелям в Нью-Йорке. Ему следует порепетировать этот гнусавый выговор и, вернувшись, он опишет друзьям колоритного жителя северной Новой Англии, с которым ему довелось беседовать. — Почему я должен торопиться, старина? — шутливо спросил он.

Клейтон Фрейзер с легким стуком поставил на стойку чашку с кофе и несколько секунд тяжело смотрел на незнакомца.

— Езжайте быстрее, мистер, — сказал он. — Постарайтесь перебраться через эти холмы как можно быстрее. Может, у них в Канаде был дождь.

Незнакомец рассмеялся. Бог мой, прямо как в книжке дешевого автора. Переваливай через эти холмы, незнакомец, или ты — мертвая собака.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, проглатывая смех с остатками кофе. — Какое отношение имеет дождь в Канаде к быстроте моего продвижения в этих местах?

— У нас здесь нет дождя, — сказал Клейтон, повернулся и посмотрел в окно. — Нет с июня.

— О, — незнакомец был несколько разочарован. — Именно этого все и ждут? Все ждут дождя?

— Пожара, — сказал Клейтон Фрейзер, не поворачиваясь к незнакомцу. — Все ждут, когда начнется пожар, мистер. Если вы не дурак, вы поедете быстро. Вам надо перебраться через холмы, пока не начался пожар.

Несколькими минутами позже незнакомец замер, взявшись за ручку дверцы своего автомобиля. Прищурившись, он посмотрел на холмы за Пейтон-Плейс. Деревья на холмах были странного желтоватого цвета. Нездоровый оттенок, подумал незнакомец, просто безобразный. Так как он был восприимчивый человек, к нему закралось предчувствие возможной опасности. Он посмотрел на желтые холмы и представил быстро движущуюся красную полоску. Он мог представить, как она быстро, жадно, почти весело движется в сухом, абсолютно сухом безмолвии вокруг Пейтон-Плейс. Незнакомец сел в машину и двинулся в путь. Позднее, заметив, что стрелка на спидометре показывает «75», он посмеялся над собой, но не снизил скорость.

Ожидание царило везде, но так или иначе это субботнее утро началось так же, как и бесчисленное количество других прошедших суббот.

Эллисон Маккензи и Кэти Элсворс провели ночь вместе и теперь, когда Констанс ушла на работу, завтракали в кухне Маккензи. Они ели яйца и тосты и пили кофе. Желтая скатерть на столе была вся залита солнечными лучами. Нелли Кросс гремела в раковине тарелками, намекая, что им пора закругляться и уходить, но девочки не обращали на нее внимание.

— Я живу в Пейтон-Плейс дольше, чем где-нибудь еще, — сказала Кэти, задумчиво откусывая тост. Она засмотрелась на яркий алтей на фоне белого забора. В Пейтон-Плейс уже недели стояла жара, но газоны и цветы у дома Маккензи, благодаря неутомимости Джо Кросса, который их поливал, так как Констанс наняла его именно для этой цели, были самыми яркими на Буковой улице. — Я никогда не хотела менять место, — продолжала Кэти. — И отсюда мы не уедем. Моя мама сказала папе, что мы не тронемся с места.

— А я уеду, — сказала Эллисон, — закончу школу и уеду сразу, как только смогу. Я собираюсь поступить в Барнард-колледж в Нью-Йорке.