— Боже, ну и жара, — пожаловалась Бетти.

— В бардачке есть бутылка, — сказал Родни, — и я еще купил в закусочной имбирного пива. Хорошая выпивка остудит тебя.

При свете приборной доски он быстро, со знанием дела смешал два коктейля. Они были теплыми и пахли бумажными стаканчиками, в которые были налиты.

— Фу! — сказала Бетти и выплюнула через низкую дверь крепкий, теплый напиток. — Черт! Ну и пойло!

— К этому надо привыкнуть, — сказал Родни, неожиданно почувствовав себя суперменом. Если он в чем-то разбирался, так это в крепких алкогольных напитках и в том, как их употреблять. — Глотни еще разок, — посоветовал он, — тебе понравится.

— Ну его к черту, — сказала Бетти, — Мне нравится плавать.

— Ты взяла купальник?

— Что это а тобой? Ты что никогда не купался с девчонкой голяком?

— Конечно, купался, — наврал Родни. — Сто раз. Просто спросил, взяла ли ты купальник, и все.

— Нет, я не взяла купальник, — передразнила его Бетти. — Ты идешь?

— Конечно, — сказал Родни и побыстрее опрокинул свой стаканчик.

Не успел он расстегнуть пуговицы на рубашке, Бетти уже выскользнула из шорт, сбросила майку и голая побежала к воде. Когда Родни голый подошел к воде, он чувствовал себя по-дурацки. Бетти нигде не было видно. Родни начал медленно входить в воду.

Когда он погрузился уже по пояс, она неожиданно оказалась позади него. Бетти беззвучно вынырнула из воды и выпустила изо рта фонтан прямо в спину Родни. Он упал вперед, Бетти встала на ноги и расхохоталась. Родни пытался поймать ее, но Бетти уплывала от него, смеясь и поддразнивая.

— Подожди, я доберусь до тебя, — грозил Родни. — Рано или поздно ты появишься, и я буду тут как тут.

— Не стучи зубами, — кричала в ответ Бетти, — а то я легко тебя найду в темноте.

Родни так и не удалось поймать ее. Через несколько минут темноту пронзил громкий гудок его машины, и Родни испуганно вздрогнул.

— С меня достаточно, — крикнула Бетти из машины.

Проклятье, Родни грязно выругался. Он собирался поймать ее, повалить на песок, валять ее на берегу, прикасаясь к ней, чувствуя ее тело. Никогда раньше он не был рядом с ней, когда она была совсем без одежды, и теперь, будь оно все проклято, она убежала и зовет его в машину. У нее, наверное, глаза, как у кошки, если она смогла найти дорогу в такой темноте. Прежде чем увидеть очертания машины, Родни успел споткнуться несколько раз.

Бетти подождала, пока он споткнулся еще раз и чуть не упал, выждала момент, когда Родни оказался прямо напротив машины, и включила фары. Ее дикий хохот заполнил ночь, и Родни, выпучив глаза, как испуганное животное и стараясь прикрыться руками, почувствовал, какой дурацкий у него в этот момент вид.

— Ты — сука! — крикнул он, но Бетти так смеялась, что не могла услышать его.

Родни добрался до машины, схватил брюки, а Бетти хохотала, и он тихо проклинал ее.

— О, Род! — воскликнула она, переводя дыхание от смеха. — О, Род! Какая прекрасная картинка, ее можно поместить на открытку и отправлять домой для мамочки!

Родни в одних брюках сел за руль и нажал на стартер. Взревел мотор, Бетти протянула руку и выключила зажигание.

— В чем дело, милый? — нежно спросила она и тихонько пробежала пальцами по его груди. — Ты злишься, сладкий?

Родни резко выдохнул воздух.

— Нет, — сказал он. — Не злюсь.

— Тогда поцелуй меня, — капризно сказала Бетти. — Поцелуй, и я поверю, что ты не злишься.

Родни чуть не разрыдался и повернулся к Бетти. Он никогда не мог понять ее. Часами она вела себя так, будто ей плохо от одной мысли, что он до нее дотронется. Ему уже казалось, что он ей совсем не нравится, но когда они целовались, она издавала горлом какие-то тихие, странные звуки, тело ее извивалось и прижималось к нему, казалось, она хочет, чтобы он целовал ее еще и еще. Каждый раз, встречая ее, он ждал именно этого момента. Ради этого можно было вынести все, что угодно, — и то, что она насмехалась над ним, встречаясь с другими ребятами, и то, как она изображала, будто он ей совсем не нравится.

— Быстро! — сказала она. — На берег. Не здесь.

Бетти побежала первой, за ней Родни с чехлом от сидений. Не успел он расправить до конца чехол, Бетти легла и протянула к нему руки.

— О, малышка, малышка, — сказал он. — Я люблю тебя. Я так тебя люблю.

Целуясь, она прикусила ему нижнюю губу.

— Давай, милый, — говорила она, ее тело непрерывно двигалось. — Давай, сладкий, полюби меня немножко.

Его пальцы искали завязку на ее майке, и меньше, чем через полминуты, он отбросил ее на песок рядом с чехлом. Бетти изгибалась в его руках, прижималась к нему грудью. Это было не ново для Родни. Она часто позволяла ему делать это. Ее соски всегда были твердыми и возбужденными, а кожа вокруг них — горячей и пульсирующей.

— Давай, милый, — всхлипывала она. — Давай, сладкий. — Его рот накрывал ее губы, руки обхватывали тело. — Сильнее, милый. Укуси меня чуть-чуть. Сделай мне немножко больно.

— Пожалуйста, — бормотал Родни у ее щеки. — Пожалуйста. Пожалуйста.

Он нащупал рукой ее промежность и слегка надавил.

— Пожалуйста, — просил он. — Пожалуйста.

В этот момент Бетти обычно останавливала его. Она хватала его обеими руками за волосы и отталкивала от себя, но сейчас она этого не сделала. Ее узкие шорты соскользнули вниз, будто были на несколько размеров больше. Бетти не прекращала извиваться всем телом, пока он снимал брюки.

— Быстрее, _ стонала она. — Быстрее. Быстрее.

Только какую-то секунду Родни паниковал, а потом уже не волновался, не волновался, даже когда ей пришлось помогать ему. В какой-то момент он подумал, правда ли то, что он слышал и читал о невинности. Бетти не кричала и не умоляла не делать ей больно. Она без всяких задержек пустила его, бедра ее двигались быстро и умело. Она вообще не кричала и не плакала, а только стонала, так же как когда он целовал ее, и все время повторяла одно единственное слово:

— Быстрее. Быстрее. Быстрее.

Потом Родни уже не замечал, что она делает, и не слышал, что она говорит. Он потерялся, растворился в ней и ни о чем не думал. Через некоторое время он, содрогаясь, лежал на подстилке рядом с Бетти, откуда-то издалека долетал ее голос.

— Крутой парень, — шипела она на него. — Крутой парень, он знает об этом все. Такой крутой, что даже не знает, как предохраняться. Поехали домой, ты, тупоголовая задница. Быстро!

Но, к несчастью, Родни не смог отвезти ее домой достаточно быстро, или она не смогла подмыться как надо, или, как склонен был думать Родни, судьба просто отвернулась от него. Через пять недель, когда шла третья неделя августа, Бетти поставила его перед фактом.

— У меня задержка — месяц.

— Что это значит?

— Это значит, что я беременна, крутой парень.

— Но как ты можешь говорить об этом так быстро? — запинаясь, спросил Родни.

— Это должно было начаться через неделю после того, как мы были на озере. Это было пять недель назад, — без выражения ответила Бетти.

— И что мы теперь будем делать?

— Теперь мы поженимся, вот что мы будем делать. Никто не бросит меня с ребенком, как этот подонок из Уайт-Ривер сделал с моей сестрой.

— Поженимся? Но что скажет мой отец?

— Вот ты это и узнай, крутой парень. Спроси его.

Лесли Харрингтон был не из тех, кто волнуется, — еще в молодости он понял, что волнения невыгодны. Давным-давно он нашел лучший способ решения всех проблем. Как только перед ним возникала какая-нибудь проблема, он, вместо того чтобы изводить себя напрасными терзаниями и волнениями, садился за стол, брал лист бумаги и составлял список возможных выходов из сложившейся ситуации. Когда список был завершен, он выбирал лучшее, разумное решение, которое чаще всего было выгодно для него. Эта система никогда не подводила Лесли. Если же это случалось, он отбрасывал выбранное решение в сторону и искал новое. Лесли Харрингтон не любил, чтобы кто-нибудь в чем-нибудь его обходил. Ему никогда не хватало любопытства, чтобы поинтересоваться, почему это так. Просто таков уж он, и Лесли считал это само собой разумеющимся, как форму собственного черепа. В тех редких случаях, когда он проигрывал, Лесли бывал болен физически несколько дней подряд и недели подавлен психологически, но даже эти неудачи не были напрасны. После проигрыша следовало болезненное пробуждение, и у Лесли было время проанализировать причины, по которым он не одержал победу, и усилить слабые места, которые повлекли за собой поражение. К пятидесяти годам Лесли мог, и часто это делал, с гордостью сказать, что он никогда не страдал дважды от одного поражения.