Этого не знали ни Джо, ни его одноклассники, но он был любимцем мисс Тронтон. Именно образ Джо всплывал у нее перед глазами, когда она расслаблялась и начинала думать об отставке. Если бы я смогла научить хотя бы одного ученика. Когда мисс Тронтон предавалась своим самым заветным, тайным мечтаниям, перед ее глазами всегда вставал Джо. У мисс Тронтон каждый год был другой любимец — это правда. Это не был Джо в прошлом году, и это не будет Джо в будущем году, но на тот короткий период, пока он учится в восьмом классе, именно с ним связывала мисс Тронтон свои надежды.

Тогда, в 39-м, для Селены и Джо были плохие времена. После самоубийства Нелли дети Кроссов — Селена, которой еще не исполнилось шестнадцати, и худой от недоедания девятилетний Джо — остались совсем одни. Как только похоронили Нелли, кто-то — и многие в Пейтон-Плейс считали, что это были Роберта и Гармон Картеры, — уведомил об этом Департамент, занимающийся вопросами быта населения штата. И вскоре перед дверью в хижину Кроссов появились люди из этого Департамента. Селена и Джо в это время были в загоне для овец. Увидев остановившиеся перед своим домом длинные черные машины с печатями штата, сияющими на дверцах, и коротко подстриженных женщин в строгих костюмах с дипломатами в руках, что было действительно редкостью в Пейтон-Плейс, Селена сразу почувствовала неладное. Люди из Департамента открыли незапертую дверь и шагнули в хижину, а Селена схватила Джо за руку и повела его к Констанс Маккензи. Констанс, испугавшись, как бы детей не нашли у нее, спрятала их в подвале своего дома и связалась с Сетом Басвеллом и Чарльзом Пертриджем. Именно Сет в конце концов вычислил старшего из детей Лукаса Кросса, сводного брата Селены — Пола.

Пол Кросс прибыл в город на собственной машине в компании своей жены, с которой встретился и поженился в северной части штата. Жену Пола звали Глэдис, и она существенно повлияла на события. Многие в Пейтон-Плейс были готовы и хотели критиковать ее, так как Глэдис была грудастой блондинкой с настолько заметно крашенными волосами, что даже дети обсуждали это. Некоторые говорили, что Глэдис из тех потерянных женщин, что болтаются в Вудсвилле и готовы составить компанию любому дровосеку с деньгами, но мисс Тронтон знала о ней только то, что рассказывал Джо, и то, что она узнала от Сета Басвелла и Мэтью Свейна.

Глэдис, судя по тому, что говорил Мэт Свейн, вошла в хижину Кроссов, огляделась вокруг и сказала: «Боже, ну и дерьмовый же это домишко!»

На следующий день весть о том, что Пол вернулся домой, облетела весь Пейтон-Плейс. Он быстро нашел хорошую работу на лесопилке, и через две недели в хижине Кроссов появился водопровод. Через год это была уже не хижина, а дом с удобствами и спальней для каждого. Все, что осталось от Лукаса Кросса, — загон для овец, который он построил и где теперь держал овец Джо. Джо ужасно гордился тем, что одна из его овец всего за один год на трех ярмарках штата взяла три главных приза.

— Пол, наверное, спятил, если позволяет жене вбухивать все деньги в дом, который даже ему не принадлежит, — говорили некоторые в Пейтон-Плейс. — Этот дом и земля все еще принадлежат Лукасу Кроссу.

— Лукас, должно быть, умер, — таково было мнение большинства горожан. — Иначе он давно бы уже вернулся.

Пол Кросс, которого никто никогда не мог заподозрить в таких благородных чувствах, как любовь к родственникам, немало удивил город, вернувшись домой, чтобы помочь брату и сводной сестре. В декабре 1941-го, на следующий день после Пирл-Харбора, Пол удивил всех еще больше: он оставил работу и ушел добровольцам в армию.

— Ну, теперь мы посмотрим, — сказал Пейтон-Плейс, сфокусировав свое внимание на Глэдис. — Очень скоро она сбежит и оставит детей Кросса без присмотра.

Но Глэдис, по-новому поджав губы, но оставаясь все той же грудастой яркой блондинкой, жила в Пейтон-Плейс, пока Селена не закончила среднюю школу. Через две недели после того, как Селена приступила к работе в «Трифти Корнер» в должности управляющего, Глэдис уехала из Пейтон-Плейс в Техас, чтобы присоединиться к Полу.

«Комплексы? Хм, — подумала мисс Тронтон, глядя на Джо, который торопился домой накормить овец и приготовить ужин для сестры. — Покажите мне мальчика, столь же верного своей матери, как Джо сестре».

Над ее головой первый раз весело ударил колокол Кенни, и класс загудел.

— Тишина! — приказала мисс Тронтон. — Можешь прекратить читать, Джо. Вы все ведет себя тихо, пока я вас не отпущу.

С последних парт раздалось недовольное бурчание, но она проигнорировала его.

— Ваши парты чисты?

— Да, мисс Тронтон.

— Можете встать.

«Можете встать», — кривлялся кто-то на задней парте.

— Свободны! — сказала мисс Тронтон.

Поднялся страшный грохот, и все, кроме одного мальчика, рванулись к дверям.

— Эверет, — сказала мисс Тронтон. — Сядь, Эверет. Следующие тридцать минут ты проведешь со мной.

«Ну, — подумала она, — не так уж я стара, если еще могу их так осадить».

И ей совсем не пришло в голову, что несколько лет назад ни один ученик не осмелился бы передразнивать ее с задней парты. Но если бы мисс Тронтон об этом и подумала, она знала, кому адресовать свои обвинения.

— Война, — сказала бы она, как говорили осенью 1943-го люди во всем мире. — Все так изменилось с тех пор, как началась война.

Констанс Маккензи закрыла духовку и, испуганно вскрикнув, выпрямилась. Ее муж тихо подкрался сзади и закрыл ей ладонями глаза. Когда она вздрогнула, он обнял ее посильнее, и Констанс расслабленно облокотилась на него.

— Не подкрадывайся ко мне так, — сказала она.

— Я просто не мог сдержаться, — прошептал Майк ей в затылок. — Когда ты так наклонилась у духовки, моя похотливость взяла верх.

— Для мужчины сорока одного года ты ведешь себя как молодой, — сказала она, чувственно поворачивая голову, когда Майк поцеловал ее в шею.

Он скрестил руки у нее на груди.

— А у тебя, — сказал он, дыша ей в ухо, — замечательное молодое тело для леди тридцати девяти лет.

— Прекрати, — сказала Констанс. — Мой пирог сгорит, если ты не прекратишь и не выпустишь меня.

— Пирог, — уничижительно сказал Майк, — кто хочет пирог?

— Никто, — повернувшись к нему лицом, сказала она и подняла голову.

Он поцеловал ее так, как всегда это делал, — сначала мягко, потом ищуще, потом с силой, а потом снова мягко.

— Четыре года, — хрипло сказал он, — а мне все еще кажется, что я с тобой в первый раз.

— Пирог, — сказала она, — определенно сгорит. Я чувствую запах.

— А ты знаешь, что у тебя грудь, как у девочки? — спросил он. — У тебя должна быть зрелая, опавшая грудь.

— Ты вообще знаешь что-нибудь о такте? — спросила она. — Но том, что всему свое время? Грудь — не предмет для дискуссий перед обедом.

Майк улыбнулся, немного отстранился от Констанс и заглянул ей в глаза.

— Что же нам тогда обсуждать? — спросил он, плотнее прижимаясь к ней бедрами.

— Пирог, — ответила Констанс с напускной суровостью. — Вот что. И еще рыбу, которая будет подаваться сегодня первой.

— Рыба, — сказал Майк и опустил руки.

— Да, рыба. Тебе полезно, — сказала Констанс.

— Пойду сделаю нам выпить, — печально сказал он. — Если мне предстоит есть рыбу, надо заранее укрепить свои позиции.

— Прикури мне сигарету, пока ты там, ладно? — крикнула Констанс удаляющемуся в гостиную Майку. — Сегодня пришел свежий «Маккол». Там напечатали рассказ Эллисон.

— Где?

— Лежит на столе.

Майк вернулся на кухню с двумя бокалами, двумя сигаретами и журналом. Он подал Констанс бокал и сигарету, уселся за кухонный стол и, попивая, начал листать журнал.

— Вот и он. Имеется название. «Осторожнее. Девочка на работе».

— Это о девушке, которая работает в рекламном агентстве в Нью-Йорке, — пояснила Констанс. — Она — карьеристка по натуре и хочет занять место своего босса. Ее босс — молодой и симпатичный человек, девушка не может с собой справиться и влюбляется в него. В конце концов, она приходит к выводу, что любовь важнее карьеры, и выходит за него замуж.