Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я и сам помню — в мое время обычай людоедства, если брать начало века двадцатого, сохранялся на островах Океании, в основном, и был обусловлен в числе прочих причин отсутствием достаточного количества животного белка в рационе (смотри — В. Высоцкий подробно описал причины в песенке «Почему аборигены съели Кука»). Кратко вождь резюмирует — твоя добыча — чего хочешь, то и делай! Но, вообще то, выкуп не предусмотрен. Как вариант — прими их в племя, усынови, породнись кровью — это редко, но случается. Тогда они станут твоими родичами. Сразу заявляет — себе не возьму, и не думай. Мне такое «„счастье“ и даром не нать, и за деньги — не нать!» Союзничек, блин.

Ну ладно. А мне что все таки делать? Принимаю на свой страх и риск решение — берем с собой! Пленников перевязывают — притягивают руки к шестам длиной полтора метра, не сломать, к легко раненым еще и привязывают поклажу — нечего филонить, пусть воины — настоящие — в руках держат оружие, таким образом, превращая их во вьючную скотину. Доберемся — разберемся. И увеличившийся на двадцать человек отряд движется бодрой рысью. Мамаши бодро сажают уставших от такого темпа бега чад на шеи пленников, те морщатся, но молчат, исправно тащат. На третий день происходит следующее. На стоянке неандертальцев, где мы решили сделать привал на ночь, с опушки выходят удравшие члены охотколлектива, так неудачно атаковавшие нас, и во-время «сделавшие ноги». Теплая компания в сборе. Предводитель гоп-компании, оказавшийся сыном вождя племени Мамонтов (ну везет мне на сыновей выдающихся личностей, что делать?) объявляет следующее. Раз мамонтята не исполнили задачу похода, в племени их обратно не примут.

— Логично. Подтверждаю я.

— Раз великий вождь сразу не убил недостойных, попавших в плен, значит их судьба — впереди.

— Возможно. Почти соглашаюсь.

— Какая бы не ждала судьба соплеменников, пятерка готова ее разделить — в поход шли вместе, вместе и вернутся, или погибнут в походе — дело житейское.

Вспоминаю Чаку. Что это? Фатализм и полное безразличие скота к своей судьбе, или нечто высшее — готовность стать плечом к плечу с товарищами, вместе с ними ответить за коллективно принятое решение? Рассуждения моего времени о сверх ценности человеческой жизни — конечно привлекательны, но они — еще и индульгенция для негодяя и предателя, который для себя будет прав — я же сверхценен сам по себе, и значит — имею право удрать, когда погибают мои друзья, когда соплеменники стоят плечом к плечу? Мораль, выдаваемая за общечеловеческую — мне позволено абсолютно все, на остальных — наплевать, не свойственна этим детям природы. С точки зрения «общечеловека» — все только для него. А такой вот Чака, или «мамонтенок» — готов заслонить собой свое племя, пусть он грязен, и неважно, пардон, пахнет, не имеет представления о высоких материях, — он мне как-то ближе. По духу.

У меня рождается идея, как распорядится свалившимся на голову богатством в лице аж двадцати пяти юных лоботрясов. Надо их энергию направить в мирные цели. Как завещал нам Аль Капоне: «Не можешь победить мафию — возглавь ее».

Быстренько выстраиваю на поляне незадачливых мамонтят. С помощью Оленя, Кремня и Кима разъясняю следующее.

Вы, недостойные, приняты в племя Рода на испытательный срок. Капаю в подставленный Леной горшок с водой каплю своей крови. Лена обносит мамонтовую фауну по кругу, заставляя каждого отпить по глотку, одновременно срезая путы с тех, кто еще повязан.

Обращаюсь ко всем. Вы все — и люди Кремня, и сыновья Мамонта — теперь «одна племя и одна кровь.» Пока я вас не отпущу — нам идти и жить вместе, вместе охотиться. Кто задумает уйти, оставив племя — кровь вскипит в его жилах, и мой тотем — Игорь довольно лыбясь дует в «дуделку», и на поляне разносится подтверждающий рев, — сожрет отступника. Все свободны.

— Дружба, жвачка, хинди — руси — бхай — бхай! — это уже вставляет свои пять копеек Антон. (Длинна автострады у меня в уме увеличивается еще на десяток метров.) Умеет, зараза, опошлить любой торжественный момент.

«Принятые в пионеры», за исключением нескольких унылых рож, воинственно вопят «Баррра», — наверно полагают, что теперь имеют полное право на этот крик, разметающий превосходящего противника, как сухие листья. Все. Торжественная часть окончена. Теперь надо разобраться с унылыми рожами, дополнительно «накачать» вновь принятых обещаниями и демонстрацией материальных благ, что они получат, если будут лояльными вновь обретенному племени, объяснить условия пребывания на острове.

«Унылые» — это парни с поломанными конечностями. Их можно понять — в первобытном мире сломанная рука, если неосторожный чудом оставался жив, а не умирал, к примеру, от гангрены, — трагедия. Ее владелец — уже не охотник, не рыбак, не добытчик, в общем. Если племя оставит несчастного у себя — его удел вместе с женщинами заниматься посильной работой в стойбище. Для настоящего мужчины — настоящая и трагедия. Успокаиваю их, заявляя, что лубки, которые стягивают их шаловливые конечности, посмевшие поднять камни и копья на великих нас, — это дар духов, который поставит их в строй, без следов от ран. Надо только не снимать повязки, не беспокоить рук и через луну будут их лапки как новые.

Дальше мы шли почти без приключений, если не считать дождей, превративших наш путь в унылое шествие под холодными струями, бьющими со всех сторон. Однако, никто не простудился, через четыре дня мы вышли к берегам озера.

Глава 21. Дома!

Нет места милее родного дома.

(М. Т. Цицерон)

Берег было не узнать. На пляже появились причальные мостки для пирог, на острове кипела жизнь и увеличилось количество дымов — жизнь, как видно — кипела во-всю. Заметившие нас дозорные на берегу острова, прыгали и орали, видно было ужимки и прыжки замечательно, слов же было не слыхать. Расположившись табором на галечнике, стали ожидать транспорт с острова Веры.

Я так и не поговорил с Антоном, и часто ловил его напряженно-ожидающие взгляды искоса — дескать, какие плюхи ожидают меня от дражайшего Дмитрия Сергеевича? Подозвав к себе красавца, решил устроить ему предварительную головомойку за проявленную самодеятельность.

— Антон. Во время нашего похода ты проявил и смелость, и находчивость, за что тебе огромная благодарность. В моменты, когда нужно было действовать без промедления, ты действовал выше всяких похвал, хотя мне за тебя было порой просто страшно. Но! Черт тебя побери! С какого такого перепугу ты, засранец, лезешь в мою личную жизнь! Кто тебе позволил объявить меня мужем Эльвиры, и вообще что ты себе позволяешь — племя Рода! Великий вождь Дмитрий ибн Сергеевич, мля! А то, что ты материться научил Оленя? Или ты забыл наше общее решение о нецензурной брани? Мы сюда провалились, но не тащить же нам с собой всю грязь, в том числе словесную. Из наших времен! Значит так. Перед Эльвирой Викторовной будешь объясняться, и извиняться сам. А объем работ по благоустройству я тебе определю по прибытии, что бы отучить твоего врага — твой длинный язык лезть во все места вперед мозга. Я даже знаю, кто тебе поможет в этом благородном деле. Твой дружок — Болтливый, блин, Олень! Ясно?

— Ну, Дмитрий Сергеевич! Я согласен, что малость того, погорячился… Не надо было Оленя учить ругаться…. Но это он — сам, клянусь, я не виноват, что к нему все липнет, я только раз послал Игореху — он ко мне докопался, а тут этот… вундеркинд… зараза… Докопался: «А че это значит, да куда идти…». Ну, я и разъяснил, куда и когда это говорится — мол, если тебя достали родственники, можно их отправить пешим эротическим маршрутом в дальнее путешествие… Ну, он и запомнил, а племя Мамонта — знаете, они родня, хоть и воюют по каждому поводу и без, мамаша Оленя — тоже вон мамонтиха! И применил при случае. А до Елки, то есть пардон, Эльвиры Викторовны…. Ну, Дмитрий Сергеевич! Но мы же все видим как Вы смотрите на Эльвиру, а больше того — как она к Вам относится… Чуть что — ах, Дмитрий Сергеевич… Вот Дмитрий Сергеевич! Да он святой! Да я бы вас всех уже перебила, а он ещё терпит! Да вы… Девчонок наших спросите, они то ей ближе. Вот! И племя у нас давно самое настоящее… атланты ли…. Саблезубые…. Да хоть мохнозадые — эти первобытные только племя уважают, просто человек для них — это хорошо, но лучше — если за ним — могучий род, его семья, чем больше взрослых сыновей у него, дочерей там — тем лучше, тем более он велик, раз сумел их довести до взрослого уровня! Вот я и сказал… Вы же сами… А что, Вы против?

45
{"b":"154187","o":1}