— Как-то не тянет… Разве что ты, Антох, когда подрастешь, и волосья белой глиной выкрасишь, за этого, как его — дроя… нет, вспомнил — дрова…! Да нет же — дроу, темного эльфа сойдешь!

— А не соизволят ли пресветлые перворожденные Трындюель, Болтуниэль и Балабониэль поднять свои тощие задницы с бревен, прервать многомудрый треп и отправится по делу, которое им поручено? — раздался голос Федора, командира стражников, явившегося проверить занятия у подопечных.

— А то явятся пресильные высокие валары — Дмитрий Сергеевич и Эльвира Викторовна, и отрихтуют вам ухи до состояния эльфячьих, путем вытягивания! Я уже полчаса за этой компашкой смотрю — хоть бы им хны! А бревна сами по озеру приплывут, да?

«Эльфы» сорвались с бревен и брызнули в сторону склада. Мелкой трусцой передвигаясь по еле заметной тропе в лесу, они бурчали себе под насупленные носы, примерно следующее:

— Явился, б…, не запылился! Когда только подкрался, и как! Недаром его неандеры даже Рысем кличут!

— Да какой он Рысь! Возмущенно проговорил Антон.

— Так себе — кошак драный! Ый! Возопил он, натолкнувшись на того же самого Федьку, монолитом стоящего на тропе.

— И это называется у нас — быстро? Я уже дальней дорогой побывал на складе, возвращаюсь, а они — нате! Плетутся, голубчики! Это называется — Стража! Эльфы, блин! Гоблины вы еще зеленые! С завтрашнего дня — по одной дополнительной «Тропе смерти» в день на каждого, пока передвигаться как черепахи, не разучитесь!!!

— У-ы-ы-ы-ы!!! Завопила троица, и со скоростью поросячьего визга устремилась к складу.

Тем временем неподалеку от склада в совершенном неглиже отдыхали Инна Сорокина со своей подружкой — Веткой Клена. Неандерталки быстро подружились со старожилками племени, и отношения у них были даже гораздо лучше, чем у тех же девушек из племени Кремня, обучавшихся вместе с ними. С теми сказывалась тысячелетняя вражда. Сейчас для вражды оснований не было, но вековую память не сразу изживешь. От новых подруг — современных девушек школьниц любопытные дамы палеолита переняли множество привычек и вкус к неведомым доселе удовольствиям. Так не последними в ряду этих удовольствий, было, и удовольствие при возможности позагорать на солнышке, «в чем мама неандертальская родила». А как бы они могли этакую роскошь реализовать в своих условиях? Только разденься и расслабься поодаль от родной пещеры — тут-то тебя и схарчат ненароком. Или волк, или саблезубый… на безопасном от врагов острове они предавались такому наслаждению при первой возможности, если других дел не было, и выдалась минутка-другая свободного времени. Девушки лежали раскинув руки, и вели, разморенные полуденным светилом неспешную беседу, просто ни о чем, как ее ведут во всех веках и временах в подобных случаях подруги, иной раз не утруждая себя и словами, больше используя эмоциональные картинки невербального общения, к которому так склонны оказались неандерталки, и походя обучали ему и нас, как мы их — русскому языку:

— Хорошо то как… произносила Инна

— О-рррр-оссоо…. Соглашалась подруга (строение речевого аппарата нижней челюсти не позволяло ей пока произносить глухие согласные, но она старалась…

— А Мада будет шить еще эти замечательные замшевые лифчики? Я бы себе взяла…. Украшу бусинками… мне Игорь обещал отлить… классно будет, да, Веточка?

— Та-а-а-а…. О-рррр-оссоо….

— А ты будешь в воскресенье в концерте? У тебя так здорово на барабане и кастаньетах выходит…. Мы с Роксанкой и Иркой новое фанданго разучили… Подыграешь?

— Та-а-а-а…. О-рррр-оссоо….

Тут Ветка встрепенулась и передала подружке мысленных образ трех любопытных мальчишечьих рож, подглядывающих из кустов.

— Поганцы! Мгновенно перевернулась на живот Инка. Как не стыдно!

— ???

— Нельзя за голыми девушками, тем более — такими красивыми, как мы с тобой, мужчинам подглядывать!

— ????? (Типа того, чего ж на красоту да не посмотреть, и чего ее скрывать от народа? Чего стесняться — если не урод?)

— Неприлично это! Мы же их в баню не пускаем! Маленькие извращенцы!

— Как накха — с-а-ать?

— Дать по лбу за такие дела!

Неандерталка подхватила три небольшие гальки и с обезьяньей ловкостью один за другим запустила в кусты. Из-за зеленого укрытия раздался строенный вопль, и шум улепетывающих пацаньих ног.

— Ну, и какая падла, мне только что втирала, что Ветка очень добрая, — разорялся Финкель, прижимая ко лбу, где наливалась нехилая шишка, голыш, послуживший ее причиной, с помощью руки Ветки, — что за день такой, не задался!

Ругаясь и отряхивая грязь с одежды, прихваченную в кустах, троица потрусила совершать трудовые подвиги.

Блинннн…. Как болит голова…. После вспышки в шахтном колодце все отключилось и эта нестерпимая разрывающая голову боль — как будто взорвалось что в этой самой голове, и мир крутится вокруг тебя, а ты вокруг мира. Ты — малая песчинка в коловращении сфер вокруг тебя, и не остановить этого вращения, и свет кругом — разрывающий сетчатку. От этого света не спрятаться за занавесом век — глаза давно закрыты, света меньше не становится мозг, кажется выгорел давно — такая боль, но успокоения не приходит. Сколько это продолжается? Не знаю может быть, я умираю? Тогда где описанный не раз туннель? Нет туннеля — одни сфероиды вращаются в тебе и ты в них. Мерзотно то как, что за состояние такое? Даже в момент контузии случившейся не так давно, таково не было…. Так стоп. Раз я рассуждаю, этак спокойно, и со стороны наблюдая за своим внутренним состоянием — значит, все таки, пациент «скорее жив, чем мертв». Попробуем все таки открыть глаза, судя по ощущениям, они закрыты, а свет вокруг — результат перевозбуждения нервных окончаний и центров мозга, отвечающих за световое восприятие, итак…. Глаза открыты, перед глазами — вращающиеся радужные круги, в ушах — шумящая током крови тишина…

Платонов, застонав, приподнялся. В момент этой непонятной взрывовспышки его бросило спиной на стену. Неслабо, кстати сказать кинуло — еле успел в полете сгруппироваться. Что это было — не есть важно, важнее — кто остался жив.

— Есть кто живой?

Изо рта — хрип, еле слышный самому себе. Горло пересохло. В гортани — песок Каракумов в жаркий полдень. Попробуем еще раз — если из поселенцев кто остался, должны услышать. Случившееся только что — или когда оно там случилось — перечеркнуло все границы, поставленые обществом и самими людьми. Кто бы кем ни был до этого — сейчас, если спасаться — то только вместе, если кто остался в живых. Меряться авторитетами и должностями будем потом.

На хрипенье и всхлипы не ответил никто. Когда глаза немного адаптировались, со стороны — показалось или нет? Появился слабый свет, непохожий на электрический. Как все таки ломит тело! Чувство такое, что организм — сплошной синяк, в стадии гематомы…. И света нет — осмотреть себя. И снаряжение с оружием куда то пропало…. Мелькнула мысль — может быть, преступники завладели оружием, и посчитав мертвым, бросили? Даже документов нет, как нет и пуговиц на одежде — они то им зачем, если куртка и брюки целы, пардон, спарывать все пуговицы с костюма, в том числе с ширинки — нонсенс. Нет и — ерунда какая — синтетического нательного белья! При ощупывании себя в темноте, выяснилось, что вообще, чего либо металлического на теле нет. Ремни портупеи и снаряжения обнаружились на полу — но то же без малейших признаков металла. Полная ерунда. В карманах нет ни документов, ни бумаг. Денег то же нет, впрочем их и так немного было — пива пару бутылок, или билет до Нерчинска — не больше. Глаза адаптировались к слабому свету. Капитан собрал с пола то, что было когда то снаряжением, а теперь стало кожаными лоскутами, огляделся вокруг. Правее от входа кучей тряпья валялось человеческое тело — непонятно, кто. Сергей подошел, пошатываясь и кряхтя — проклятая слабость уходила медленно, тело двигалось как ватное. Присел. Пошевелив человека, убедился, что то жив, хотя и дышит с трудом. Слегка приподнял, устроил его поудобнее — под голову поместил то, что осталось от куртки, и двинулся по стенам грота, в неверном свете пытаясь обнаружить — или тела, или трупы — что там осталось от людей. В пещере, бывшей, когда то приемной площадкой клети не наблюдалось больше никого и ничего. Тоннели, ведущие в стары выработки, числом четыре, были завалены накрепко. Зато на месте силового щита обнаружилось отверстие, небольшой тоннель, из которого и выходил свет, похожий на естественное освещение. Каких-то предметов, что напоминали бы о человеке, кроме того, что осталось надетым на него, Сергей не обнаружил. Чисто. Человек у стены закашлялся, пошевелился, и попытался сесть.