— Стоп, — вмешался Антошка, раз Дмитрий Сергеевич здесь, то пусть и скажет, кому мы должны молится на острове. По какому обряду. Ведь здесь — православный монастырь был… то есть — будет! Вот. А я чин знаю, и читать даже на память могу и молитвы, и всякое такое богослужение… я все помню и даже в нашу Березовую книгу — записал.

— Про монастырь, — скит, это ты верно сказал. Только до монастыря здесь место поклонения многим богам было. Каким — история не сохранила.

— Правильно будет молиться по Торе, она — это Ветхий завет, его все религии уважают, — вступил Роман.

— Нет, надо соблюдать заповеди Пророка! — зашипела Матниязова.

— И отдать тебя третьей женой Мудрого Кремня, перед этим рассказав, что он еще одну, кроме тебя может взять. Тогда Мамонтиха его точно прибьет! — захихикал Антон.

— Я вас сейчас прибью, рожи неумытые! Обоих!

— Подождите же, не кипятитесь, — урезонил я спорщиков. Сами же видите — еще не даны народу Моисееву скрижали завета в Синайской пустыне, еще не родился Иисус, которого, кстати, обитавшие здесь раскольники, называли Исусом…

— Тогда кому молится? И как?

— А Вы не подумали — зачем?

— То есть как это — зачем? Если не молиться правильно, не возносить хвалу Богу, то у тебя ничего хорошего не будет. Вот — неусердны мы в посте и молитве были, — нам воздаяние за грехи, испытание неверующим, как Вы, ну и этим… нехристям — тоже испытание… не очень уверенно промолвил Федя.

— Оно, конечно, так, отец Антоний, — как бы согласился я с Рябчиком, — а скажи мне, услышит он эти молитвы? А если услышит — то разве он обязан все ваши просьбы исполнять? Представь, сколько Ему приходится слушать от всех живущих в наше время? И в основном только — дай, Дай! ДАЙ! Я тебе — свечку, а ты мне — дай, Дай! ДАЙ! Че за торг, в натуре, пацаны?

Я дурашливо вытянул пальцы веером, и посмотрел на компанию «богословов». Народ в свою очередь неуверенно уставился на меня.

— А Вы, Дмитрий Сергеевич, неужели неверующий? Неуверенно как-то произнесла Лена.

— Почему же. Знаете поговорку — в окопах атеистов нет? Ну вот. Я — верую. В Творца. Во Всевышнего, если хотите. Думаю, что как его не назови — все равно и правильно будет. Каждому народу, на мой взгляд, он явился и дал учение такое, какое эти люди понять могут. Только вот не надо утверждать, что правильней намаз пять раз, чем в церковь один раз…. Думаю так же что, молиться, конечно надо, но не молить Бога о чем-то пусть и насущном, уж очень потребительски получается, а славить Творца, и благодарить его за бесценный дар — нашу жизнь, за свободу творить и познавать окружающее. Ну и заповеди, конечно. Вы заметили, что десять заповедей — одинаковы у всех, даже язычников? Просто имеются разночтения. А объяснений — тьма. Мне же кажется, что самая правильная вера и молитва — те, что в душе творятся, и не выставляются напоказ. Нам воздается по делам нашим, а дела — следствие нашей веры. Если мы будем верить действительно искренне и исполнять заветы не ради загробного воздаяния и боязни греха, а из моральных принципов — все будет хорошо и правильно. Вот, старообрядцы хорошо говорили — Бога в душе, а не на доске иметь надо. Где-то я с ними согласен. Что бы каждый мог пообщаться с Творцом наедине — давайте отведем это место, поставим простой крест, как символ Творца, и каждый у кого есть потребность — может прийти сюда, пообщаться наедине или со всеми вместе, думаю, что Бог Вас услышит. А на досках можно вырезать и поставить под крестом десять заповедей, те, с которыми согласны все:

1. Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

2. Не делай себе кумира, — не поклоняйся богам ложным

3. Не произноси имени Господа Бога твоего, напрасно;

4. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмый — суббота Господу Богу

5. Почитай отца твоего и мать твою

6. Не убивай.

7. Не прелюбодействуй.

8. Не кради.

9. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

10. Не желай… ничего, что у ближнего твоего.

Крест, вырезанный из дуба, пропитанный смолами и скипидаром, стоял посередине площадки через три дня. Что бы отмечать переходы в природе от сезона к сезону, постановили пышно праздновать дни весеннего и зимнего равноденствия, солнцестояния. Весеннее равноденствие назначили еще и днем, посвященным пробуждению Матери-Природы, женским днем, короче говоря. Попробуй, отбери у девчат 8 марта! В следующем году девушки в день весеннего равноденствия 20 марта несказанно удивили нас — утром, на рассвете, Эльвира подняла весь лагерь без исключения, и погнала на Крестовую гору — такое название получила возвышенность у нас. Под управлением Елки, девчата исполнила а-капелла «Аве Мария» Шуберта, и только Роман тихонько сопровождал по собственному почину на пределе слышимости мотив голосом скрипки. Впечатление, создающееся женскими сильными голосами, несущимися навстречу поднимающемуся из-за кромки леса солнцу, необыкновенные. Так и пошло постепенно накапливаться наше самобытные духовные традиции. Назвать это религией я бы не отважился. Мысль была — дать возможность каждому выразить свою душу в молитве, если она необходима, и воспитывать в людях не попрошаек, пусть даже у богов, а сильных цельных и целеустремленных личностей, нацеленных на труд и познание. Результат это дало для меня несколько даже неожиданный — ритуалы на крестовой горе легко заняли в душах новичков места традиционных религий. Впрочем, люди кроманьонцев вольны были и отдавать дань традиционным верованиям — В то время верили, согласно нашим наблюдениям, в духов природы и животных, отдавали дань умершим, ритуалам на удачную охоту, поклонялись женским духам, духам удачи…. Делали даже изображения этих духов, которые в зависимости от ситуации, могли и наказать, и поощрить, например — смазать жиром губы. Ладкина «Венера», продемонстрированная Лене Матниязовой при первой встрече, поместилась в женском доме на почетное место у очага, как принесшая племени удачу, сытость и уверенность в завтрашнем дне, одевалась в красивые одежды, шитые тонкой нитью, и по воскресеньям в обязательном порядке вместе с женщинами посещала баню….

Племя Мамонта почитало Отца-Мамонта, дающего силу, храбрость и наделяющего пищей, и Мать-Мамонтиху, наделяющую женщин племени плодовитостью. Только непонятна логика — что же они так с тотемными родителями-то — бац, и камнем по голове, и в яму, а потом — на шашлик. Гм.

Мы с Эльвирой изрядно, вместе с активной частью учеников, поломали головы над тем, каким образом с наилучшим качеством обучить такую орду учеников. Естественно, наше учебное заведение решили назвать Академией, помня о роще, где занимался со своими учениками Аристотель. По крайней мере, деревьев на острове — не то, что на рощу, на хороший лес наберется. Один тис наш чего стоит!

Мы, применительно, к текущему времени, обладали огромным количеством знаний. Но что бы передать их и закрепить, нужна была система. Нужна была система именно обучения, что-бы не повторять пройденное, что бы все без исключения научились считать, писать, читать, все остальное — по желанию и возможностям каждого. Поэтому приняли решение организовать систему обучения по Белль-Ланкастерской системе, по три — четыре часа в день, со всеми. Помните Грибоедова, «Горе от ума», когда с пренебрежением говорят «о взаимных ланкартачных обученьях»? Со школьных лет, у того кто может быть случайно запомнил эти строчки, осталось скорее всего, как о какой то модной в то время и отжившей системе то ли педагогики, то ли еще чего… А зря между прочим. Для нас, например, система Белль-Ланкастера была выходом из положения. Позволю немного рассказать об этом достижении педагогической мысли, ныне незаслуженно забытом.