Настоящим громом средь ясного дня для меня стал визит Феди с Мудрым Кремнем. Парень, обычно спокойный и сосредоточенный, сиял и чуть ли не подпрыгивал.

— Дмитрий Сергеевич, учитель! Ты только послушай, что придумал Кремень! Это просто невозможно! Кто бы мог подумать, ну рассказывай и показывай.

Вождь племени немного помялся, посмущался и начал свой рассказ.

— Негоже вождю быть хуже детей своего племени. Его перестанут уважать. Мой сын, другие дети племени уже могут разбирать звуки на листах и записывать следы звуков речи и следы былого на бересте глине и бумаге.

— Это так и это хорошо, вождь.

— Нет, не хорошо — решил я для себя, если вождь так не умеет. Я стал ходить за сыном, слушать, что говорил учитель воинов и охотников, Великий Следопыт Федор. Я видел все. И сейчас я могу разобрать, что записано следами… я увидел — что таких следов — немного. Всего три полных руки знаков этих следов… и плохо, что книга из березы, по которой учит Мать Учителей, дочь Ели, — одна. Что бы сделать две книги — надо долго писать, а время не ждет — света Знания ждут и люди Кремня, и бестолковые (вождь не мог до конца отринуть старую вражду) Мамонты, и Дети ночи, что почти не говорят, но различают знаки хорошо, и еще лучше — пишут…

Я не мог понять, куда клонит посетитель, когда не выдержал Федя.

— Да ты не говори, вождь, ты покажи учителю, что ты измыслил, и он сам все поймет, не осудит, и наградит, а не накажет.

Вождь еще более смущенно запыхтел, полез в меховую сумку — они стали входить в нешуточную моду у нас — в торбочках с одной лямкой народ таскал с собой все необходимое в обиходе, и достал… пять на первый взгляд, обычных листков бересты, на которых мы писали все в лагере. Только они были побольше по размеру. Когда он развернул их, и пододвинул ко мне, я увидел НАПЕЧАТАННЫЙ ТЕКСТ — АЛФАВИТ. Около каждой буквы был маленький значок животного, с которого начинается слово.

— Как ты думаешь, Великий. Это поможет нам быстро обучить народы, которые тянутся к знанию? Я сделал буквы и знаки их из того серого мягкого металла, сделал для них гнезда из хорошей твердой бронзы… можно поменять знаки в гнездах… Можно — сделать еще знаки…

— Буквы, Кремень, знаки называются — буквы… А то что ты сделал — это букварь… если напечатать много листов и сшить — получится книга. Можно за один раз напечатать много одинаковых книг, и так распространить знание по всем народам и племенам. Это ты действительно Великий — ты совершил изобретение, которого не было еще на земле! Там, откуда я пришел — книги и печать известны давно, но ты все придумал сам и достоин того, что бы твое имя прославляли все люди!

Я шептал эти слова и переводил с первого в мире человека — великого изобретателя, самостоятельно дошедшего до того, до чего человечество в моем мире шло еще пятнадцать тысяч лет, не в силах произнести больше ни слова. Я думал — наверно, дело в том, что мышление наших друзей не зашорено. И получая привычку просто к познанию, тренируя ум, ему ничего не стоило решить простейшую логическую задачу — одинаковые ноги оставляют одинаковый след на песке. Разные люди — оставляют следы разные. Но след каждого — всегда будет одинаков. Значит, можно сделать один отпечаток, и складывать его в слова… а что отпечаток вначале получался перевернутым — это уже задача не на изобретательность, а на сообразительность… так родилось книгопечатание в Академии. Думаю, нет нужды говорить, кто стал руководителем первой мастерской Слова? Деятельный Кремень успевал и в каменной мастерской, передавая свое мастерство обработчикам, и приглядывая за печатниками, которые к весне уже закончили набор Букваря, и приступили к печати на пергаменте первой книги из десяти страниц…

Кремень в тот момент ошалело смотрел на меня, наверно не понимая — чего в этам такого. А я думал, что если такими темпами пойдет прогресс, то точно — мы при нашей жизни увидим, как человек полетит «не силой мышц, но силой своего разума…» И увидели. Но об этом — позже.

Камнетесы, после того, как им показали работу гончарного и абразивного кругов, показали принцип циркуля и методы сверления, взяв на вооружение эти методики, смогли сделать отличные каменные жернова, обработать их и к весне на Бобровом ручье работали вполне приличные мельницы — зерновая и промышленная, а ручные меленки их изготовления еще в конце весны ушли в Аркаим на обмен.

Кла летела, бежала из последних сил, уже не разбирая дороги, бежала не куда ни будь, куда путь был ей известен, а туда, где не достали бы ее жалящие деревянные жала неведомых пчел. Но где такое место, и появится ли оно на пути — она не знала. Неутомимые хозяева пчел уже забрали жизни всех членов ее маленькой семьи — братиков, отца, ее мужа — могучего Рона, оставшегося последним и остановившегося, что бы дать ей уйти с ее сокровищем, маленьким Га, сейчас прижавшимся к груди матери и тихонько хныкающим. Ребенок — что он может понять? Уже три месяца продолжался этот безумный бег. Их нашли у большой реки, куда семейство спустилось с гор, что бы полакомиться корнями водных растений, буйно растущих в пойме, дающих такое приятное чувство сытости надолго…

Маленькие существа, похожие на членов семьи, выскочили из прибрежных зарослей, начали кричать и пускать эти деревянные жала. Семья побежала вначале от реки, потом, что бы не показывать дорогу к местам обитания других членов их небольшого народа — на полночь. Существа не отставали. Они преследовали семью день и ночь, прерываясь на короткий отдых, но через день — два появлялись на горизонте снова, закидывая их жалами, пугая жгучими цветами на концах сухих веток… на пути оставались отец, братья… Они, обычно добродушные, не обижающие никого вокруг и водящие дружбу даже с самыми большими животными окружающего леса — ушастыми исполинами, из рта которых торчат голые кости, и даже с вечно недовольными, затянутыми в прочную кожу гигантами с громадным когтем на носу, не могли понять, почему их преследуют. В родных горах и в лесу никто не нападал на них никогда. Семейство жило в ладу с природой и самими собой, получая от природы столько, сколько необходимо для жизни, никого не беспокоя и не беспокоясь ни о чем. Когда семья хотела отведать мясного, мужчины шли на охоту, но никогда не убивали больше, чем нужно для еды, в отличие от существ, похожих на них, загонявших с обрыва в реку или пропасть целые стада копытных ради одной туши, и оставлявших гнить на поживу падальщикам остальное.

А теперь — громко шумели по сторонам кусты, раздвигаемые могучими бедрами, хрустели под голыми ступнями галька и ветки, она бежала, не зная пути. Могучий Рон, видя, что она выбивается из сил, обратился к ней, и вложив в приказ всю любовь и нежность, заботу о маленьком, ей два дня назад велел продолжить свой путь. Убегая, она слышала радостный вой настигших своего врага существ, и ответный рев своего спутника жизни, сопровождаемый гулкими ударами в грудь, какими самцы вызывают друг друга на поединок в брачный сезон. Что то ей подсказывала, что больше никого из семьи, и Рона тоже она не увидит никогда. Но боль, и ужас за судьбу сына гнали ее дальше. На какое-то время погоня приостановилась, и она получила день относительной передышки, постаравшись уйти как можно дальше по прямой, настолько, насколько это возможно.

Сегодня Кла почувствовала, что погоня продолжилась, и следующей жертвой будет она с сыном. Перед бегущей женщиной открылось озеро с островом невдалеке от берега. Спасаясь от преследователей, она бросилась в воду, Кла хорошо плавала. Только вот вода, такая теплая и радостно принимающая ее и родичей в долинах рек на родине, здесь оказалась колючей и холодной, как в горных ручьях, она сковывала тело и не давала плыть. Ребенок в руках отчаянно завизжал, почувствовав мертвящие объятия этой воды, прижался к материнскому телу и постепенно стал затихать. Теряя силы, женщина доплыла до противоположного берега, но идти или ползти уже не смогла. И, о горе — она увидела, как существа подобные тем, что гнали ее три месяца, вышли на берег и уставились на нее с ребенком. На оставленном берегу бесновались ее преследователи. На берег к ней вышел предводитель существ, что встретили ее. Она поняла, что он что то приказывает окружившим… Сознание поплыло вот она уже в родном лесу, перебрасывает маленького из рук в руки Рону…. Они все смеются….. и благодатная темнота заволокла ее мозг.