— Мммм… конечно, что Вы говорите, я собственно…. — здоровенный, габаритами не меньше пресловутого Варана, бывший директор завода, а ныне — штатный электрик колонии, пожал могучими плечами, — я готов помочь, конечно, но как же вы, вас же накажут, если узнают…. Что Вы мне вот… оружие опять же…

— Ладно, молчите уже — хуже будет, если они вас завалят — на одного честного человека меньше станет. Если Вы кого из них повредите — баланс дерьма не изменится в природе, к сожалению. Долго трепаться не буду — при первом признаке нападения — кричите, хватайте ствол, стреляйте. Да и не пугайтесь Вы — холостые патроны у Вас, верней — травматические, вот. Не перебьете, хоть и надо бы!

— Вы меня душевно успокоили, уважаемый Сергей Сергеевич! Очень Вам благодарен, и уверяю, — не подведу, не беспокойтесь.

— Ну, вот и ладушки.

Капитан немного помолчал, и потом спросил поселенца:

— Я то же, как говорится, извиняюсь — но Вы не откроете мне секрет — откуда у Вас такое телосложение? Вы, как Варан этот, не к ночи помянут, будь, может борьбой занимались, или там, к примеру — штангой?

— Что Вы, что Вы! Ни в коем разе, уважаемый Сергей Сергеевич! Я сам из Сибири, у нас старинная кержацкая — знаете, это староверы, — семья. Вся моя родня имеет такое, с позволения телосложение. Знаете ли, здоровый образ жизни, здоровая пища опять же…. Мой дедушка, к примеру, прошел всю Великую Отечественную, так он и пошире меня в плечах будет, правда, последнее время сдавать стал — на рыбалку с сыновьями уже не ходит, только в лес, с ружьишком, по зиме — говорит, что лес ему силу дает….

— Подождите ка, а сколько деду годков будет?

— К стыду моему, не скажу. Спросил как-то раз у самого деда, так знаете, что он мне ответил?

— Не человечье это дело — года считать. Всевышний — Исус — знает сколь человеку отмерено. А человече, внучек, должен жить не считая годов, так, будто завтра — помереть и перед Исусом ответ держать — как жил, что сделал… так то вот, внук. Я этот дедов завет держу в себе всю жизнь. Кстати, вот только от него письма и получаю — он один по поручению семьи пишет, да приветы от родни передает.

— А жена, а дети?

Еремин поник головой.

— Не знаю, капитан. Ни одного письма от них за весь срок.

— Извините.

— Не за что. Отбуду, как положено — останусь здесь вольным. Не хочу обратно — тут мне лучше… тайга, опять же, охота… Поможете, если все обойдется с ружьишком? А нет — так и с луком я могу, а на медведя — с острогой, или рогатиной — кто как называет…. Давай по зиме сходим, а капитан? Я уже выйду — срок выходит осенью. Ты — нормальный мужик, такого и наши кержаки за стол посадили бы как своего, а у нас к людям строго относятся — не сразу и не вдруг за своего принимают, но уж ежели свой — за него и душу положат, без раздумий, вот.

— Давайте, вначале переживем завтрашний день, а потом и планы построим, и об охоте поговорим. По-планируем. Добре?

— Хорошо. До завтра.»

За колонной зорко наблюдают глаза птиц, мелкого таежного зверья — нет ли опасности от идущих? Видимо, нет. Стрекочут сойки, сопровождая людскую цепочку по лесу. Ни ветка, ни травинка не шелохнется в июньском мареве. Люди притихли, разговоры увяли — еще половина дороги впереди, а всем хочется уже оказаться в прохладе подземных штреков, заняться необременительными делами, а перед концом смены демонстративно свалить тачку с кучкой руды перед приемщиком — дескать, не обессудь начальник — пиши трудодень, а выработку… ее другая бригада даст. «„Мол, для того и мужики, что б как из пушки выполнялась пятилетка“, — слышал, что народ поет? Вот то то.» Люди в колонне не замечают, что кроме глаз животных, за ними внимательно следит еще пара человеческих — капитан Платонов в маскировочном комке тенью стелется за колонной, сопровождая на всякий случай — вдруг что случится в пути. У начальника соседней колонии удалось рапортом вытянуть два отделения солдат-срочников из роты охраны, на предмет занятий по тактической подготовке. Они должны подойти позже, и по замыслу Сергея — отконвоировать задержанных в колонию. Своих солдат у учреждения нет, только офицеры штаба, несколько вольнонаемных и сержантов — вот и все «вооруженные силы». А потом…. Потом — будет потом. Пока нельзя допустить происшествия на маршруте, и капитан змеей стелется по кустам, не тревожа ни веток, ни травы.

Сергей был сыном офицера, внуком офицера, и другой судьбы для себя не видел и не искал. Может быть, где-то глубоко, засела в нем та неистребимая романтическая жилка, что приводит мальчишек — кого на флот, кого — в войска, кого — в милицию, кого — на тропу геолога. Профессии это не денежные, но дающие своим обладателям массу впечатлений…. За буднями полигонной грязи, километрами маршрутов и изнуряющей корабельной качкой, за рутинной работой, наполненной тяжким изнуряющим тело и душу каторжным порой трудом, парни, ругающие свой выбор, и себя, любимого — было у отца три сына, двое умных, а один — пошел в… военные, геологи, моряки… Нужное — выбрать по вкусу и по собственной профессии, тем не менее — эти парни не изменят своему выбору и пройдут свой путь до конца. Будучи же оторванными от своей единственной и неповторимой Профессии по тем или иным причинам — ранением, пенсией, чем угодно — они сохранят память о годах отданных ей, как лучшим годам в жизни. Эти ребята — как правило, не достигают звездных высот в мирной жизни в своей Профессии, но именно они несут на своих плечах ее тяготы, осознанно делая свой выбор, и увлекая именно своим примером за собой других мальчишек. Сергей отдавал себе отчет, что не станет генералом, и до полковника дослужится вряд ли. Но… так же как в кавказских горах, взвалив на себя ответственность — теперь за жизнь доверившегося ему человека, он уже не мог оставить Еремина на произвол нет, не судьбы, а группы подонков.

— Открывайте ворота, прибывает блатота! — загалдели приободрившиеся зэки у ограждения — ворот шахтного двора. Группу прибывших впустили, пропустили через металлоискатель на предмет обнаружения ножей — порядок есть порядок, хоть и бестолковый — ножи изъять, кирки — выдать, — бред полнейший. Еремин прошел отдельным входом — его чемоданчик не досматривался. Бригада разобрала инструмент, расписалась в книгах, и направилась в клеть. Наступил самый опасный момент — спускались только расконвоированные по списку и при спуске могло случиться что угодно. Поэтому проскользнувший к кабине управления подъемно-спусковым механизмом Платонов велел оператору на минуту погасить свет в клети. Пока недовольные зэки галдели, выясняя, что случилось, капитан занял место на крыше клети, у разблокированного люка на крыше. Клеть имела крышу, и на ней с комфортом мог разместиться не один капитан, а целый взвод спецназа. Но сейчас он был в одиночестве. Оператор нажал спуск, и клеть поползла вниз. Платонов подозревал, что, возможно оператор-вольнонаемный, мог предупредить поселенцев о его присутствии, но видимых причин волноваться не было — рабочий вел себя спокойно, запускал систему, отвернувшись от зэков. Поднимающуюся клеть со сменой — что бы не предупредили опускающихся — чем не шутит черт, Сергей переждал, привалившись к бортику крыши, под предусмотрительно прихваченным брезентом. Первый этап — сопровождение и проникновение в шахту был исполнен. Теперь оставалось сопроводить авторитетов на стрелку и не допустить захвата или причинения вреда Ивану Еремину. На горизонте толпа вывалилась из клети на площадку, и бригада потрусила в глубину выработки — типа, работать. Авторитеты сторожко оглянулись, переждали несколько минут — бригада удалилась вне пределов слышимости.

Еремин занялся плановым наружным осмотром щитков распределителей энергосети. Бегло осмотрев щитки, сделал запись в журнале осмотра. Подхватив чемоданчик, собрался идти по направлению в ближайший штрек, освещенный тусклыми лампами шахтного освещения. Лампы горели через одну. Прошло с десяток минут с момента ухода бригадников. Сделав несколько шагов, услышал, что его окликнули:

— Ну-ка, стоять! Зараз с тобой разговор будет. Не торопись, козлина!