— Или до него, — пробормотал Алекс.

— Пожалуйста. — Она пыталась овладеть собой. — Пожалуйста, выслушай меня, Алекс! Я хочу только того, что сделает нас обоих счастливыми! Обещаю, что буду хорошей женой, чудесной матерью. — Она снова заплакала. — Мы бросим этот цыганский образ жизни — осядем, купим дом, построим совместную жизнь. Я буду предана тебе, милый. Телом и душой. И я устрою тебе такую жизнь, буду так о тебе заботиться, что все станут умирать от зависти. У нас будет собственный мир, милый, в который не проникнут никакие непрошеные гости, — счастливый, мирный и безопасный. А твой ребенок — наш ребенок — будет только первым перед… перед столькими, сколько ты захочешь. Представь себе, Алекс! Дружная семья, крепкий дом. И я научусь водить машину. Знаешь, я уже беру уроки. И кулинарные уроки тоже буду брать — по-моему, это отличная идея. Я ведь очень умелая женщина… — И пошло-поехало. Флер, едва успевая переводить дух, рисовала картину домашнего рая, а Алекс, скрестив руки, безмолвно слушал. Посторонний наблюдатель сказал бы, что у него был вид бизнесмена, слушавшего заезжего коммивояжера.

— …вот я и подумала, — говорила Флер, — что, когда кончится срок аренды этой квартиры, мы обзаведемся чем-то своим. И кстати, почему бы не начать подыскивать дом уже сейчас? Как тебе нравится район Шот-Хиллз, милый? Насколько мне известно, там отличный мужской клуб. И отличные коммуникации. Алекс? — Она сжала руки, чтобы не показывать, как они дрожат. — Что ты думаешь?

— Шот-Хиллз, — задумчиво повторил он. — Мы с Розмари чуть не переехали туда. Милый городок. Кстати, ты угадала насчет мужского клуба. Видимо, успела навести справки. Потрясно!

— Что именно? — спросила она, затаив дыхание.

— Именно ты. Смотрю на тебя, Флер, и вижу перед собой Розмари. Слушаю, что ты говоришь, — и начинаю думать, что никогда не уходил из дому.

— О Господи, Алекс, — взорвалась она, — да я даже близко к Розма…

— Я выслушал тебя, не перебивая? — резко прервал ее Алекс. — Выслушал. Ты высказала свои предложения, а теперь позволь ответить. Первое. — И он глянул ей в самую душу. Флер первая отвела глаза. — Если бы я хотел жить на картинке из журнала «Дом и сад», я по-прежнему оставался бы в Вестпорте. Второе. Я никогда не просил тебя забеременеть. Третье. Ты с самого начала знала, что я женат. Четвертое. В тот первый раз в Питсбурге именно ты делала заходы, а не я. Пятое. Мы ездили в Спрингстин в конце марта. Я помню это абсолютно точно.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я лгу?! — взвизгнула Флер, меняясь в лице. — Черт побери, я беременна! Клянусь Богом, это правда! И если ты мне не поверишь — я наложу на себя руки! Не сомневайся, я так и сделаю! Я перережу вены, я прыгну из окна. Сделаю что-нибудь ужасное, чтобы ты каялся до конца своих дней! А почему бы и нет? Ради чего мне жить, если у меня не будет ни тебя, ни ребенка? Ты должен на мне жениться, Алекс! Должен!

— Я ничего никому не должен, — отчеканил он. — Так что не пытайся брать меня на мушку! И себя тоже, кстати. Если тебе так угодно верить, что беременна, ничего страшного в этом нет. Ты можешь избавиться от ребенка в любой момент. Ты же взрослая женщина. А я никогда не просил взваливать на меня еще и эту ношу — вполне достаточно того, что имею. Теперь насчет этих прыжков из окна и прочих штук. — Тут он позволил себе ехидно улыбнуться. — Флер, радость моя, из всех женщин на свете ты менее всего склонна к суициду — можешь считать это комплиментом. Ты из тех, кто выживает. Но не забывай, что и я тоже. Вот и не пытайся пудрить мне мозги. Потому что могу дать тебе гарантию, — тут его голос угрожающе понизился, — что не позволю себя шантажировать. Ни сейчас, ни впредь. Я выразился достаточно ясно? Честно говоря, мне казалось, что мы кончим на более веселой ноте. — С этими словами он поднялся, поставил на поднос пустые чашки и заговорил более мирным тоном: — У нас с тобой было много хорошего, Флер, и я очень к тебе привязался. Ты и сейчас мне дорога. Но ты изменилась, стала какой-то прилипчивой, беспомощной в последнее время. Это совсем не смешно — по крайней мере для меня. Сияние угасло. Мне казалось, мы могли бы подольше быть вместе — остаться друзьями, может быть, иногда заниматься любовью. И я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, ты останешься мне дорога. Но от жизни не спрячешься, милая, такое случается с кем угодно. Мне казалось, что, когда я купил шубу, ты поняла, что тем самым я хотел как бы извиниться перед тобой. Флер, я согласен признать, что не ты одна виновата во всем.

— Ну что ж, огромное вам спасибо, мистер Маршалл! — выкрикнула Флер, сама не зная, что страшнее: когда Алекс рвал и метал или когда напускал на себя цивилизованный сдержанный вид. Пожалуй, последнее хуже. Гораздо хуже. Ведь здесь и не пахло чувствами. Ах, если бы он разозлился! Даже разъярился! У них еще оставалась бы надежда вернуться друг к другу в объятия. Такие ссоры сами по себе утихают в постели, и удержать Алекса она могла только в постели.

Кое-как Флер поплелась следом за ним на кухню. Он поставил поднос и принялся мыть чашки. Она следила за ним, не в силах шевельнуться: Алекс Маршалл — примерный муж, не забывает про домашние обязанности. Поставив чашки на сушилку, он направился в гостиную, чтобы собрать одежду.

— И это все? — не веря своим глазам, спросила она. — Ты хочешь сейчас уйти? Просто закрыть за собой дверь, словно ничего и не случилось?!

— Это не обязательно должно было случиться сегодня, — заметил Алекс, зашнуровав ботинки и завязав галстук. — Вполне возможно, мы смогли бы пробыть вместе еще недельку-другую. — Он уже надел пиджак и был готов уйти.

Флер вернулась к дивану, наклонилась и подобрала с пола фарфоровый банан. Халат распахнулся, обнажая те самые пышные груди, которые так обожал Алекс.

Прикинув на ладони тяжелую игрушку, Флер приложила ее к груди. Темно-алый сосок и ярко-желтый фарфор. Их взгляды встретились, и она успела заметить в его изжелта-серых кошачьих глазах новый всплеск похоти.

— Я предложила тебе свою жизнь, — тщательно выговаривая каждый слог, сказала Флер. — Я предложила тебе свое сердце, свое доверие, свою любовь, свою верность. А ты ответил мне: «Валяй, трахайся с вонючим бананом!»

Похоть моментально сменилась испугом.

— Черт побери! — Алекс отшатнулся, но недостаточно ловко. Банан со свистом рассек воздух. И на какую-то долю дюйма не попал ему в глаз, прочертив алую полосу на виске.

— Ты взбесилась! — взревел он. Его рука непроизвольно прижалась к ране. И тут же стала липкой от крови. — Ты, долбаная дура! Ты же чуть меня не убила!

— Как ты только что убил меня, драный ублюдок! — взвизгнула она и рванулась вперед. Однако ни проклятия, ни кулаки не достигли цели — Алекс Маршалл уже успел захлопнуть дверь да и был таков.

Каждое утро Берни просыпалась с первыми лучами солнца, надевала купальник и отправлялась на пляж до самого завтрака. Насколько хватало глаз, вокруг были лишь небо и море, а уши улавливали только крики чаек да мычание коров на дальнем лугу. В воздухе висел медовый аромат цветов. Нью-Йорк остался в далеком прошлом.

Примерно в течение часа она наслаждалась плаванием, затем завтракала на террасе и удалялась в бунгало, где дремала и читала в ожидании, когда спадет дневная жара. Ближе к вечеру, приносившему свежесть и прохладу, гуляла по пляжу, собирая ракушки, чтобы вернуться к началу обеда. В девять часов вечера Берни уже отправлялась спать. Она ни с кем не общалась, кроме персонала отеля. Будь ее воля — даже не просыпалась бы всю эту неделю.

— Коралловый рай, — так описывал Антигуа агент из бюро путешествий в те счастливые дни, когда они с Роджером планировали отпуск. Отель «Хоуксбилл» был рекомендован как один из самых элегантных и уединенных. — Настоящий сказочный остров, — разливался соловьем агент, — для медового месяца лучше и не придумаешь. Идеальный приют для влюбленных парочек.

И для беглецов, пожалуй, тоже.