Сидевший рядом Эдди успел исчеркать уже не одну страницу. Флер разглядела, что он рисует собак. В основном пуделей. Через некоторое время перешел на кошек. Флер иногда подбрасывала ему записки: то смешные, то язвительные, они помогали скоротать бесконечные часы заседаний. Вот и сейчас она писала:

«Помогите! Плаксы держат меня в плену на тринадцатом этаже в „Консъюма-Корп“!»

Флер показала записку Эдди. Он улыбнулся. А потом она скомкала листок и сунула в карман. Развлекаться рисованием, как Эдди, конечно, веселей, но, увы, дар художника в ней начисто отсутствовал.

И тогда она принялась мечтать о том, что будет в предстоящий уик-энд. Уже в который раз мысленно просмотрела свой гардероб, в итоге остановившись на ярко-алой воздушной блузке и плотной темной юбке. Превосходно подойдет для субботнего вечера. Алекс еще не видел этого туалета (увы, они так мало выходят на люди!), а цвет бесподобно ей идет! Рядом с ней, Флер, сразу станет видно, что Розмари начисто лишена вкуса.

Флер подобрала и все остальное: туфли, макияж, даже чулки — и не могла отделаться от чувства, что чего-то недостает. Самой оригинальной деталью туалета был расшитый пояс, а ведь его не будет видно за столом. Значит, ей нужно… о да! Ей нужны блестящие серьги. Длинные. Может быть, до самых плеч. Лучше всего серебряные.

Если бы только кончилось это проклятое совещание, она успела бы заскочить к Кауфманну и прикупить что-нибудь новенькое. Вроде бы бижутерию у них продают на первом этаже. Заскочить и выскочить. Это займет всего пару минут.

Одышливая дама развернула распечатку длиной чуть ли не в весь стол для заседаний.

— Душновато! — пропыхтел Джиббс.

И все ринулись открывать окна.

— О'кей, ладно, — сказал он. — Вернемся к делу.

Флер покосилась на распечатку с упавшим сердцем. В заголовке значилось: «Приложения по маркетингу». И состояла она не меньше чем из восьмидесяти страниц. Цифры в строчку. Цифры в колонку. Маленькие циферки величиной с булавочную головку.

Она сейчас сдохнет! Сдохнет от истощения, от старости. И что хуже всего — сдохнет одинокой: древняя, трясущаяся старуха, упустившая свой единственный шанс только оттого, что не успела прикупить подходящие серьги к платью, чтобы околдовать своего мужчину.

— Пункт первый, — раздалось в зале. И как по команде распахнулись все тридцать блокнотов. Еще час прошел в бесконечной нудятине, изредка прерывавшейся лишь краткими походами к кофейнику. Три часа пополудни, четыре часа пополудни, а впереди еще не меньше половины доклада. До которого часа открыто у Кауфманна?

Было уже почти пять, когда Флер снова отправилась за кофе и задержалась на минутку у окна, чтобы глотнуть свежего воздуха. Дьявол их забери! Еще час, и у нее изо рта пойдет пар. Какого черта она тут торчит?! Лучше бы отправиться куда-нибудь с Алексом. Заняться с ним любовью. Или позагорать в Акапулько. Или и то и другое. Она покосилась на остальных. Три десятка отсиженных задниц, прикованных к скамье пыток. Шестьдесят налитых кровью глаз, следящих за булавочными головками.

Она чувствовала себя беспомощной, пойманной в ловушку, словно муха в янтаре. В голове роились мысли — одна отчаяннее другой. Самой заманчивой была внезапная мгновенная смерть Льюиса Джея Джиббса. И чтобы ни один суд не признал ее виновной. Ей все равно нечего терять, кроме… кроме чего? Как говорит Скотт, в худшем случае она будет схвачена, и Алекс явится ей на выручку. В итоге все не так уж плохо!

Тихонько вытащив из кармана смятую записку, она пристроила ее на подоконник и шмыгнула на свое место.

Минутой позже в конференц-зал проник легкий сквозняк. Вызов был брошен.

— О'кей, о'кей, стало быть, кто-то сидит тут против воли? — взревел председатель.

У Флер был не менее пораженный вид, чем у остальных.

Буря бушевала не менее десяти минут, пока не пришли к выводу, что это чья-то неудачная шутка. («Наверное, это одна из дебильных секретарш, — решил директор планирования будущего. — Вот погодите, я до нее доберусь!») Собрание безвозвратно утратило торжественный стиль.

— О'кей, — пробурчал Джиббс. — Давайте считать день оконченным.

В лифте Флер оказалась рядом со Скоттом. Он шепнул:

— Ты ходишь по самому краю, детка.

— Кто — я?! — Невинно мигая, Флер выскочила из лифта.

Около шести часов она уже инспектировала прилавки у Кауфманна. Выбор оказался на удивление богатым. Душа разрывалась между длинными серебряными серьгами и подвесками из коралла.

— И я сама не знаю, чего хочу, — улыбнулась она продавщице. Девушка улыбнулась в ответ. — Решения, решения, — продолжала Флер. — Пожалуй, надо подумать. — Продавщица, подавив зевоту, посмотрела на часы. Этого было достаточно, чтобы Флер успела сунуть в сумочку серебряные серьги. — Спасибо, — шепнула она.

«И тебе спасибо, Кауфманн!» — добавила она про себя. Оказавшись в безопасности на улице, девушка облегченно рассмеялась. Да и что, собственно, с нею могло приключиться? В худшем случае запретили бы впредь заходить в этот магазин. Делов-то!

Ведь если только все пойдет как надо, ей никогда в жизни не надо будет больше ездить в Питсбург. Никогда-никогда!

«Вестпорт, Коннектикут, вот куда я буду ездить!»

Он блистал образованием. Успешной карьерой. Изощренным умом. Интеллигентностью. А кроме того (если верить видеопленке), был красив как черт. Первой реакцией Берни было удивление: если он такой потрясающий, то почему до сих пор не женат? Она тут же получила ответ, с которым трудно было спорить. Возвращая кассету с пленкой консультанту, она сказала:

— Вот этот. Я хочу с ним познакомиться.

— Великолепно. Ибо он умирает от нетерпения, желая познакомиться с вами!

Да, именно этот, снова подумала Берни, когда через пару дней к ней постучался Роджер Ноланд.

Стройный, мускулистый, с тонкими правильными чертами лица и иссиня-черной шевелюрой — во плоти он оказался еще красивее, чем на пленке. Одет в превосходно сшитый строгий серый костюм, как бы подчеркивавший серьезность намерений, и держал в руках роскошный букет.

— Хотя на видеопленке вы отрекомендовались независимой женщиной, я все же взял на себя смелость преподнести цветы. Вас это не обидит?

— Нисколько, — приподнято отвечала Берни. — Наоборот, очень приятно увидеть, что в мире еще существует галантность. Вы не откажетесь чего-нибудь выпить?

Он улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы:

— По-моему, этот вопрос излишний.

Одни мужчины живут мечтами. Другие — планами. Роджер Эллис Ноланд относился к последнему типу. Тридцать пять лет назад он появился на свет в Оклахома-Сити и вырос в весьма тепличных условиях. Его отец занимался страховыми операциями, мать торговала недвижимостью, и оба родителя постарались вложить в сына ту систему ценностей, которая, по их мнению, могла бы обеспечить успех во взрослой жизни. Мать постоянно повторяла ему эти «три составляющих»: терпение, смекалка, верные планы. Она могла бы также добавить туда практицизм, потому как Роджер с младых ногтей продемонстрировал недюжинную способность моментально находить кратчайшее расстояние между двумя точками. Теорией он интересовался мало, ему были нужны только результаты. Благодаря математической одаренности и смекалке он окончил школу одним из лучших, а затем отточил свое мастерство в заведении Карнеги.

— На мое счастье, тут как раз кончилась война во Вьетнаме, — разглагольствовал Роджер. — Иначе все мои планы пошли бы коту под хвост.

Окончив технический колледж, он поступил на службу в фирму «МС» («Международные системы») в качестве технического консультанта.

— Два года я устанавливал компьютеры в Гвинее, год в Нигерии и еще год в Уганде, а последние три — в Саудовской Аравии.

Роджер пояснил, что, по меркам «МС», это были самые «дерьмовые места», но тут как в дипломатическом корпусе: хочешь добиться успеха — начинай с низов. А кроме того, он успел приобрести незаменимый «жизненный опыт». Больше всего ему понравились арабы. Они превосходные бизнесмены и схватывают все на лету.