И что это ему приспичило? Уж не вообразил ли Алекс, что угадал ее вкусы? Но, по ее мнению, нижнее белье от Диора достаточно сексуально. Или что-нибудь нежное и романтичное от Саманты Джонс. Но это! Флер содрогнулась от брезгливости. Про этот «фифи» можно сказать, что его и слишком мало, и чересчур много.

Однако не время сейчас затевать ссору. Ей необходимо привести Алекса в размягченное, покладистое состояние духа, и как можно быстрее. Этой ночью они займутся сексом. Счастливым, нежным, страстным и приносящим удовольствие сексом. А уж потом, когда он насытится и расслабится, она устроится у него в объятиях и выложит новость.

Естественно, Флер выбрала туфли с самыми высокими, самыми острыми каблуками (подарок явно требовал именно таких туфель), облилась свежей порцией «Безымянных» и вышла в гостиную, чертовски уверенная в себе.

— Ну и как? — Она приняла изящную позу.

Алекс отложил журнал в сторону. Он уже успел раздеться.

— М-м-м! — восторженно зарычал он. — Высокие каблуки — то, что надо. Они ставят последнюю точку. Повернись-ка, душа моя, дай я на тебя погляжу! Фантастика!

Флер, чувствуя себя полной идиоткой, медленно повернулась, держа руки на поясе.

— Да! Смотрится великолепно, вот только что бы это значило? — И Алекс зажмурился, чтобы подстегнуть свою фантазию. — Верно! — просиял он. — Вот, послушай. Мы в Париже, в начале века. Серебряная эпоха. Впервые за всю историю наступило время свободы нравов, бешеной погони за чувственными удовольствиями. — Он сладострастно вздохнул и продолжил: — Однако для прекрасного молодого аристократа, графа Александера де Маршалла, секс утратил привлекательность. Пресытившийся страстью, утомленный любовью, он давно знает наперечет все изощренные способы, которые только можно найти в Париже. Ему все надоело, ни одна женщина не в состоянии соблазнить или возбудить его, ни одна не способна вызвать оргазм. Нет, стой там, где стоишь, дорогая! — воскликнул он, так как Флер пошевелилась (не очень-то удобно сохранять изящную позу на трехдюймовых каблуках). — Итак, он пресытился, отчаялся снова испытать физическое влечение. Однако как-то ночью в бесплодных поисках нового Александер забредает в самый роскошный в Париже бордель, — Флер застыла при этих словах, — где продают свою любовь самые прекрасные женщины Парижа. Он был здесь бессчетное число раз, но никогда не уходил удовлетворенным. И вдруг в гостиной, отделанной алым бархатом, он видит новенькую — девушку, купленную когда-то на невольничьем рынке в Стамбуле…

— Нет! — прошептала Флер, но Алекс не обратил внимания:

— …куртизанку, которая объездила весь свет, была любовницей королей и султанов, овладела всеми уловками и играми и стала профессиональной совратительницей, перед которой не мог устоять никто. История юного аристократа заинтриговала ее, и она решила добиться успеха там, где проиграли остальные женщины. Вот только как, Флер? Непростая проблема. Станет ли она возбуждать его, занимаясь любовью с другим мужчиной? Или, может быть, с другой женщиной? Какую технику выберет?

Между прочим, если у воображаемого утомленного аристократа и были проблемы с эрекцией, то про самого Алекса этого не скажешь: его рука небрежно покоилась на наполнявшемся кровью члене. Флер стало дурно. Слава Богу, он хоть не приволок сюда еще одну женщину, чтобы оживить свою выдумку. В конце концов все это болтовня. Алексовы игрушки.

— Или, возможно, — продолжал Алекс, — она заведет его, мастурбируя до изнеможения. Используя для этого дилдо [15]или что-то более оригинальное? — и он стал озираться, высматривая подходящую вещь.

На столике для коктейлей в вазе лежали керамические фрукты. Яблоки, виноград… На миг эти безделушки что-то ему напомнили. Дома, в Вестпорте, у Розмари было что-то похожее. Только там, насколько он помнит, фрукты были из дерева. Он протянул руку, схватил блестящий фарфоровый банан и приложил к паху. В сравнении с живой плотью он показался особенно холодным и грубым.

— Смотри-ка, чертова игрушка почти такая же большая, как моя. О'кей, эта женщина берет чудесный фрукт и ласкает его, словно это предмет ее вожделения. Играет с ним — медленно, изощренно, водит им вверх и вниз по всему телу. Он такой гладкий, такой скользкий. Почти такой же желанный, как сам молодой аристократ. И вот, встав перед ним на колени…

— Хватит! — вскричала Флер. — Ради всего святого, хватит! Здесь не бордель! А я не шлюха!

— Конечно, ты не шлюха, дорогая. — Алекс искренне обиделся. Банан с громким стуком упал на пол и покатился по ковру. — С чего ты так завелась, Флер? Мы же играем!

— Это пошлая игра. — Она уже не в силах была удержаться от слез. — И я не желаю играть. Зачем ты проделываешь это со мной?

— Что я проделываю? Разве я принуждаю тебя силой, мучаю тебя, Флер? Я же миллион раз спрашивал. Разве хоть раз было физически больно?

— Мне больно сейчас.

— Господи Иисусе! Я и пальцем тебя не тронул! И этот несчастный банан не повредил бы тебе, если быть осторожным. Не понимаю, что здесь такого. Просто захотелось позабавиться, и я думал, нам обоим будет весело. Ты не хочешь? О'кей, я согласен. Я не свинья, Флер, и никогда не стану принуждать тебя делать то, что тебе не нравится. Хотя, честно говоря, не понимаю, с чего ты взъелась. Ты же сама твердила, что секс должен быть диким, необузданным, — вот я и даю волю фантазии, и ты ни разу до сих пор не сказала мне «нет». Конечно, ты можешь и отказаться, ведь мы взрослые, разумные люди — сумеем договориться.

— Ну так вот, я не желаю договариваться, Алекс! — Она уже кричала в полный голос, не замечая этого. То, чем ей предлагали заниматься, явно не было любовью. — Я не договаривалась служить тебе как проститутка! Я не договаривалась быть униженной, извращенной. Развращенной. Да… развращенной! Я хочу быть твоей женой, Алекс, а не твоей шлюхой!

— Ох, пожалуйста, милая, — взмолился он, закатив глаза, — не заводись опять!

— Но мы должны, — рыдала она. — У нас есть причина. Ты должен жениться на мне, Алекс, или… или я наложу на себя руки! Господи, парень, ну неужели ты не понимаешь? У меня под сердцем твой ребенок!

Прежде чем он нашелся с ответом, Флер выскочила в спальню и захлопнула за собой дверь. До Алекса донеслись громкие рыдания.

Он кое-как сполз с дивана, натянул брюки и поплелся на кухню приготовить кофе. Поставив на поднос две чашки, постучался в дверь:

— Позволь войти, Флер. Давай обсудим все по-человечески.

— Не заперто.

Она сидела на кровати — бледная и заплаканная. Злополучное «фифи» покоилось в корзине для грязного белья. Вместо него Флер накинула розовый купальный халат. У Розмари имелся почти такой же.

— А вот это, — шутливо начал Алекс, — самое неэротичное одеяние, которое я видел. Ты, наверное, купила его, чтобы… чтобы напугать насильников? — И он протянул ей чашку ароматного крепкого кофе. — О'кей, Флер, а теперь приведи себя в порядок и скажи толком, что такое с твоей беременностью. Ты же говорила, что сидишь на противозачаточных.

Она отпила глоток кофе и глянула ему в глаза:

— Бывают неожиданности.

— Да неужели? — вкрадчиво спросил он, и у Флер по спине побежали мурашки: он явно что-то вычислял про себя. — И все же я не понимаю, как это случилось, Флер. Если мне не изменяет память, у тебя были недомогания… да, три недели назад. Они начались в пятницу. У нас были билеты в Спрингстин…

— Это было в феврале, — торопливо перебила она. — Два месяца назад. Я говорю о прошлом месяце, Алекс. Тебя здесь не было. Ты тогда уехал в Чикаго, милый. Помнишь, на то грандиозное технократическое шоу? Я не в силах передать, как сама удивилась: такая задержка была у меня впервые в жизни. Но я ничего не стала говорить тогда, не хотела зря тебя тревожить. Но, — тут она ласково взяла его за руку, — тревога оказалась не напрасной. Ты ведь знаешь, теперь есть множество тестов. По ним можно установить практически сразу после зачатия…