Джейн передернуло, но она постаралась не выказать своего волнения.

— Несколько?

Судя по всему, Роберто наконец устал. Теперь, когда Джейн узнала, что у него масса любовниц, это вовсе не удивило ее. Он позвонил только спустя шесть дней, и она, принимая приглашение отужинать, разговаривала с ним слишком уж взволнованно.

— Онор, он пригласил меня на ужин! — сказала она радостно, влетая в комнату к Онор.

— Ну и слава Богу! На сей раз не отказывай! Может, тогда всем нам будет поспокойнее. — И Онор рассмеялась.

Джейн спросила совета у Онор относительно вечернего платья и в итоге остановилась на сравнительно простеньком черного цвета, которое удачно подчеркивало формы Джейн. Онор настояла на бриллиантовых серьгах и колье. Вышло очень даже эффектно.

На сей раз они ехали по уже знакомой дороге.

— Где будем ужинать?

— У меня дома. Мне надоели переполненные рестораны с их извечным гомоном. Поужинаем a deux [8]. — При этих его словах Джейн почувствовала некое облегчение.

Никакой иллюминации замка не было. Роберто проводил ее через боковую дверь, провел по каменному узкому коридору. Высокие каблуки Джейн звучно стучали по старинному камню. Роберто ввел ее в комнату с типично английским интерьером, правда, вид за окном разрушил впечатление. При их появлении две большие собаки лениво приподняли головы, после чего вновь улеглись на лапы и уставились на огонь.

— Боже, как тут у вас все по-английски! Даже камин. И это — в Италии, посреди лета!

— В горах вечерами подчас весьма прохладно, но мне приятно, что вам эта обстановка показалась знакомой. Я немало постарался, добиваясь подобного эффекта.

— Бог ты мой… — Она в испуге отшатнулась от окна: внизу до самой долины разверзлась глубокая пропасть. Роберто поймал ее в свои объятия, и Джейн чуть заметно прижалась к нему, но, к ее великому разочарованию, принц разжал руки, прошел к буфету и наполнил бокалы.

— Извините, мне следовало бы предупредить вас. Никакой опасности, я специально заказал особо прочное стекло. Правда, с непривычки страшновато…

Роберто подвинул кресло к камину, передал Джейн бокал и поставил какой-то диск на проигрыватель. Едва только звуки Пятой симфонии Сибелиуса наполнили комнату, Джейн нервно вздрогнула и пролила вино.

— Джейн, дорогая, что с вами?! Сегодня вы — сплошной комок нервов. Да и побледнели что-то…

— Это все музыка… Роберто, пожалуйста, что-нибудь другое. Я не выношу этих звуков.

— Но музыка такая замечательная…

— Пожалуйста, Роберто, смените диск. — В ее голосе было столько боли, что он внял ее мольбе.

— Надеюсь, Малер вас так не испугает? — Он нежно улыбнулся, увидев, как Джейн отряхивает платье у себя на груди. — Если хотите, слуга принесет халат и почистит ваше платье.

— Да нет, спасибо. О Господи, вся облилась… Какая же я порой неловкая! А Малер звучит потрясающе, — поспешно добавила она.

— И что же это было?

— А, ничего, очередная глупость. Эта музыка напомнила мне о прошлом. Только в этом все дело.

— Наверное, воспоминание связано с какой-нибудь грустной любовной историей? — не унимался он.

— Да нет, ничего подобного.

— Все беды женщин имеют своими истоками мужчину, прямо или опосредованно.

— Ну, наверное.

— Я бы хотел знать о вас все, даже то неприятное, что случалось в вашей жизни.

— И думать не могу об этом, не только говорить.

— Знаете, я готов убить всякого, кто когда-либо вас обидел, — страстным голосом произнес он и нежно поцеловал ее в лоб. — Но когда-нибудь обязательно мне расскажете! Обещайте.

— Попробую. Но только не сейчас, не теперь, Роберто, я прошу вас. — Голос Джейн звучал столь просительно, что Роберто сменил тему разговора.

Появился слуга, почтительно встал у двери, ожидая распоряжений. Прошло минут, наверное, с десять, прежде чем Роберто сообщил Джейн, что ужин подан. Слуга бесшумно скользнул вперед и отворил дверь, сделанную на манер секции книжного шкафа. За дверью оказалась обеденная зала, обставленная также исключительно на английский манер. Слуги в черных ливреях с золотой оторочкой и в безукоризненно белоснежных перчатках выжидательно стояли за стульями. Когда с основными блюдами было покончено, тарелки тотчас заменили, причем никакими знаками мужчины не обменивались, отчего их слаженные действия особенно впечатляли.

— Мне казалось, вы пригласили меня поужинать а deux? — поинтересовалась она.

— Именно, — с некоторой долей изумления в голосе откликнулся он.

— Какое это a deux, если тут столько людей?

— Это слуги, они не в счет.

— Ужасно звучит, Роберто. Я надеюсь, они не понимают по-английски.

— Разумеется, не понимают, но если бы даже и понимали, это ровным счетом ничего бы не изменило. Они отлично знают свое место, равно как и я свое.

— В Респрине я с трудом привыкла к тому, что всегда вокруг были слуги. Это вечно меня смущало, вечно хотелось извиниться перед ними.

Он повернулся и спокойным голосом что-то сказал прислуге, те тотчас удалились.

— Ну, так лучше? — с улыбкой поинтересовался он. — Не хочу, чтобы вы испытывали хоть какое-то неудобство.

— Надеюсь, они не обиделись?

— Нисколько. Явно, вас с детства не приучили обращаться с прислугой. Расскажите-ка мне о вашей предыдущей жизни.

И она, на сей раз охотно, поведала ему обо всем, кроме разве что болезни.

— Ну-ну… Теперь я отлично вас понимают. Я сейчас вспомнил ваши фотографии в газетах. Тогда я еще подумал: надо же, какое у женщины прекрасное лицо. Впрочем, тогда вы выглядели совершенно иначе.

— Это все Онор. Еще совсем недавно на меня нельзя было смотреть без слез. Она меня, что называется, человеком сделала. — Джейн добродушно рассмеялась.

— И надо сказать, ей это удалось! Впрочем, в ее руках был отменный материал. В вас совершенно не чувствуется суеты. Для красивой женщины это большая редкость.

— Сомневаюсь, что я так уж красива. Более того, многие годы я считала, что принадлежу к числу страшненьких женщин. Да и мать внушала мне это.

— С ее стороны это весьма странно. А ваших родителей как часто вы навещаете?

— Нечасто. Отец уверен, что я — предательница интересов своего класса. Что же касается матери, то мы с ней совершенно разные люди. При встречах нам даже не о чем разговаривать. Я им изредка пишу, сообщаю о своем житье-бытье, иногда посылаю подарки.

— Значит, не один только ваш супруг причинял вам страдания?

— Знаете, в безрадостном детстве тоже есть свои преимущества: после того как вас отвергли собственные родители, ничего уже не принимаешь слишком близко к сердцу.

— Полагаете? — поинтересовался он.

— Ну, вообще-то по-разному бывает, но, видимо, у вас на этот счет свое мнение, хотя вам и не довелось натерпеться с мое.

— И чего же такого вы натерпелись?

— Отверженности. Сперва со стороны родителей, затем со стороны общества, потом со стороны мужа…

— Как же это он умудрился отвергнуть вас?

— Завел связь на стороне.

— Стало быть, вы покинули собственного мужа, которого, по вашим же словам, очень любите, только из-за того, что он изменил?

— И не раз, как выяснилось позднее. Но одна связь или несколько — в сущности, все равно.

— Бедный он человек… Потерять такую женщину! Ему следовало бы проявить большую осторожность!

— Это вряд ли что изменило бы. Все равно рано или поздно я бы обо всем узнала.

— А вы не думаете, что обошлись с мужем слишком уж сурово? Мы, мужчины, — очень слабые создания, и женщины прекрасно это знают. — Он улыбнулся и развел руками.

— Я рассчитывала на верность с его стороны. Ведь я же не изменяла ему. Значит, и мужчина не должен.

— Вы уверены? — Роберто лукаво улыбался, и Джейн не покидало ощущение, что он подтрунивает над ней и считает ее взгляды забавными и глупыми.

— Уверена, — многозначительно произнесла она.

— А вот я редко бываю уверен хоть в чем-нибудь в нашей жизни. — Роберто отхлебнул вина и сквозь стекло бокала пристально посмотрел на нее. — Ну, а как же я, в таком случае? Положим, у нас с вами начнется роман, а затем вы выясните, что я вам неверен, что тогда?