Манетт попыталась оценить выражение его лица. Странно было уже то, что он вышел из дома для того, чтобы с кем-то поговорить. Хотя, конечно, он мог в этот момент просто гулять, и тут ему позвонили. Но почему-то Манетт в этом усомнилась. Было что-то скрытное в том жесте, каким Бернард спрятал в карман телефон.

— Почему ты позволяешь всему этому продолжаться? — спросила она отца, подойдя ближе.

Манетт была выше Бернарда ростом, как и её мать.

— Что именно ты подразумеваешь под «всем этим»? — спросил Файрклог.

— Фредди разбирает учётные книги Яна. Печатает ведомости, таблицы. Осваивает программы. Ты должен ведь знать, что он наводит порядок в делах после Яна.

— Он уже доказал свою компетентность, наш Фредди. Ему нравится управлять делами.

— Это не его стиль, папа. Он, конечно, будет управлять делами, если ты его попросишь, но тут есть свои ограничения. Фредди не умеет составлять планы.

— Ты уверена?

— Я знаю Фредди.

— Мы всегда думаем, что знаем наших супругов. Но мы никогда не знаем их достаточно хорошо.

— Надеюсь, ты не обвиняешь Фредди в чём-то. Он тут ни при чём.

Бернард едва заметно улыбнулся.

— Нет, конечно. Он очень хороший человек.

— Да уж, он такой.

— Ваш развод… Меня это всегда приводило в недоумение. Ник и Миньон… — Файрклог неопределённо взмахнул рукой, как бы указывая на башню. — У них хватает проблем, но ты всегда казалась мне другой. Когда вы с Фредди поженились, я был очень рад. И думал, что ты сделала хороший выбор. Мне и в голову не могло прийти, что это кончится разводом… Ты в своей жизни совершила очень мало ошибок, Манетт, но развод с Фредди — как раз одна из них.

— Всякое случается, — коротко ответила Манетт.

— Если мы сами это допускаем, — возразил её отец.

С учётом всех обстоятельств эти слова показались Манетт неуместными.

— Вроде того, как ты допустил, чтобы в твоей жизни случилась Вивьен Талли? — резко спросила она.

Бернард пристально посмотрел на неё. Манетт знала, что происходит в его голове. Бернард быстро перебирал в уме возможные источники, из которых его дочь могла получить подобное знание. А заодно гадал, что именно может быть известно Манетт.

Наконец он сказал:

— Вивьен Талли осталась в прошлом. Очень давно.

Он очень осторожно забросил удочку. Но в этих водах легко могли удить двое, так что и Манетт не отстала.

— Прошлое никогда не исчезает настолько, насколько нам бы того хотелось. Оно умеет возвращаться. Как Вивьен вернулась к тебе.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что Ян платил ей много лет подряд. Похоже, ежемесячно. Год за годом, каждый месяц. И ты, конечно, об этом знаешь.

Файрклог нахмурился.

— Вообще-то мне ничего такого не известно.

Манетт попыталась понять выражение его глаз. На лбу Бернарда выступил пот, и Манетт желала бы знать, имеет ли это значение в связи с упомянутой особой.

— Я тебе не верю, — сказала она наконец. — Между тобой и Вивьен Талли всегда что-то было.

Файрклог ответил:

— Вивьен была той частью моего прошлого, которую я себе позволил.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что у меня был момент человеческой слабости.

— Поняла, — кивнула Манетт.

— Но не всё, — возразил он. — Я желал Вивьен, и она уступила моему желанию. Но ни один из нас не намеревался…

— Ох, да ведь никто никогда и не намеревается, разве не так?

Манетт и сама услышала горечь, прозвучавшую в её словах. И это её удивило. Что ей было до того, что отец признался в чём-то таком, что ей никогда и в голову не приходило: в давней связи с очень молодой женщиной? Что до того ей, его дочери? Это ведь ничего не значило… и в то же время значило очень многое, только в этот момент она ничего не желала знать.

— Да, никто и не намеревается, — согласился Файрклог. — Это просто случается. Им вдруг приходит в голову глупая мысль, что жизнь должна дать им что-то ещё, кроме того, что они уже имеют, и невольно шагают в сторону, а в результате…

— А в результате — ты и Вивьен Талли. Буду откровеннее. Я не хочу тебя обижать, но ведь вполне понятно, почему Вивьен захотелось переспать с тобой.

— Она не хотела.

— Спать с тобой? Ох, умоляю!

— Нет. Я совсем не то имел в виду. — Файрклог посмотрел в одну сторону, потом в другую. Вдоль озера Уиндермир бежала тропинка, поднимавшаяся к лесным зарослям вдоль северной границы владений. — Давай прогуляемся. Я постараюсь объяснить.

— Я не хочу никаких объяснений.

— Не хочешь. Но ты встревожена. И отчасти виной тому — я. Давай пройдёмся, Манетт.

Он взял её под руку, и Манетт ощутила давление отцовских пальцев сквозь толстый шерстяной свитер. Ей хотелось высвободить руку и отойти от отца, уйти совсем, но она, как и её сестра, постоянно терзалась мыслью, что Бернард хотел иметь сына, сыновей… Только в отличие от Миньон, старавшейся постоянно наказывать отца за это желание, Манетт пыталась заменить ему сына, принять его образ жизни, его планы, его привычки, даже перенять его манеру говорить, стоять, внимательно смотреть на собеседника, даже начала работать в его компании, как только смогла, — вообще делала всё, чтобы доказать: она стоит не меньше сына. Но, конечно же, всё это было не то. А потом желанный сынок начал доказывать, что как раз он ничего не стоит (хотя в последнее время он, конечно, старался искупить свою вину), но даже это не заставило Бернарда по-другому увидеть свою дочь. Поэтому ей и не хотелось гулять с этим ублюдком, она не хотела слышать его ложь о Вивьен Талли, в чём бы эта ложь ни состояла.

Файрклог сказал:

— Дети никогда не хотят знать что-то о личной жизни родителей. Это непристойно.

— Если ты хочешь говорить о матушке… о ваших личных недоразумениях…

— Ох, боже, конечно, нет! Твоя мать никогда, ни разу… Неважно. Речь обо мне. Я желал Вивьен по самой простой причине: я её желал, вот и всё. Меня привлекала её юность, её свежесть.

— Я не хочу…

— Ты сама об этом заговорила, милая. И теперь должна выслушать всё до конца. Я эту девушку не совращал. Ты ведь именно так подумала?

Он посмотрел на Манетт. Она заметила его взгляд, но продолжала упорно глядеть только вперёд, на тропу, туда, где она поворачивала вместе с береговой линией, туда, где она поднималась вверх, к деревьям, которые как будто отступали всё дальше и дальше, несмотря на то что они с отцом шли в их сторону.

Файрклог продолжил:

— Я совсем не соблазнитель по природе, Манетт. Я просто заговорил с ней. Она тогда работала у меня около двух месяцев. И я был с ней честен, так же как был честен с твоей матерью, Манетт, в тот вечер, когда встретился с ней. Я сказал Вивьен, что ни о каком браке не может быть и речи. Сказал, что хочу сделать её своей любовницей, тайной, и что это никак не помешает её карьере… я ведь знал, что карьера для неё очень важна. Она обладала блестящим умом и большим будущим. Я даже и не думал, что ей вдруг захотелось бы тратить жизнь на какие-нибудь сельские проекты или отказаться от перспектив просто потому, что мне вздумалось уложить её в постель на то время, пока она остаётся в Камбрии.

— Я не желаю всё это знать! — резко бросила Манетт.

У неё так сжалось горло, что больно было говорить.

— Но ты узнала о Вивьен, заговорила о ней, вот и будешь слушать. Она попросила дать ей время на размышления, чтобы прикинуть, куда может её завести согласие. Она думала две недели. Потом сама пришла ко мне, с собственным предложением. Вивьен готова испытать меня в качестве любовника, сказала она. Она никогда не рассматривала себя в такой роли и никогда не задумывалась о возможности быть так или иначе связанной с человеком, который старше её собственного отца. Вивьен честно призналась, что это ей даже и неприятно, потому что она не принадлежит к тем женщинам, которых возбуждают деньги мужчины. Ей нравятся молодые люди её возраста, и она не знает, удастся ли ей естественно держаться со мной в постели. Она не представляет, чтобы я смог её волновать, так она сказала. Но если я устрою её в качестве любовника, чего она, откровенно говоря, не ждёт, она согласна на такой договор. Если же я не смогу доставить ей удовольствия, то нам всё равно не стоит становиться врагами.