— Значит, это «абсолютно неправильно», так, Манетт?
Он произнёс это вполне вежливо, но по его тону Манетт догадалась, что он не вполне уловил смысл её слов.
Она возразила:
— Ох, бога ради, Кавех! Ты знаешь, что я говорю не о том, кто ты есть! Можешь быть кем угодно, мне всё равно. Но когда речь идёт о детях…
— Меня не интересуют дети.
— Вот как раз в этом и дело, а? — рявкнула Манетт, решив истолковать его замечание в неправильную сторону. — А для того, чтобы заботиться о детях, нужно всё-таки проявлять к ним интерес. Папа, Тим и Грейси — члены нашей семьи, а Кавех, кем бы он ни был, к нашей семье не относится!
— Манетт…
На этот раз голос её отца прозвучал угрожающе. Ясно было, что в «недавней трагедии семьи» было и нечто такое, о чём незачем было знать Томми Линли, несмотря на то что говорил о нём Бернард мгновением раньше. Но Манетт решила, что отец сам виноват, потому что вынудил её говорить при лондонце, хотя она и не хотела этого делать. Она сказала:
— Ян радовался тому, что дети живут с ним в Брайанбэрроу. Это мне было понятно, и я стояла на его стороне. Уж лучше им было оставаться подальше от Найэм, потому что у неё материнских чувств не больше, чем у белой акулы, и ты сам это прекрасно знаешь. Но Ян вовсе не намеревался передать опеку над ними Кавеху, случись что-нибудь с ним самим. Тебе это известно, Кавех. — И снова отцу: — Так что ты должен поговорить с Найэм. Призвать её к порядку. Что-то предпринять. Тим ведёт себя ужасно… хуже, чем прежде, когда его отдавали в школу Маргарет Фокс, и, видит бог, Грейси нуждается в матери больше, чем когда-либо; девочка просто близка к отчаянию. Если Найэм не желает выполнять свой долг, то кто-то другой может взять на себя её обязанности.
— Я всё понял, — сказал Бернард. — Продолжим обсуждение в другое время.
— Нельзя откладывать, папа. Мне очень жаль. — Манетт обратилась к Линли: — Грязное семейное бельё и всё такое. Если вас уже мутит…
Томас повернулся к Бернарду:
— Может, как раз в этом я и мог бы оказаться полезен?..
И что-то неуловимое проскочило между ними, нечто вроде сообщения или заверения, в общем, нечто такое, что сразу смягчило опасения отца Манетт насчёт того, что Линли присутствовал при подобном разговоре.
Манетт сообщила:
— Тим напал на меня. Нет-нет, я не пострадала. Поцарапана, но не в этом суть. С ним нужно что-то решать, со всей этой проклятой ситуацией нужно что-то делать, и поскольку Кавех не будет вечно жить на той ферме, то все мы заинтересованы в том, чтобы всё решить до того, как ферму продадут. Когда Кавеху придётся выехать из дома, что будет с детьми? Они что, отправятся с ним? Куда? Этого не может быть. Они не могут быть оторваны от семьи.
— Он оставил их со мной, — возразил Кавех. — И я никуда не собираюсь.
Манетт стремительно повернулась к нему:
— Что?!
— Ферма, Манетт… Ян оставил её мне.
— Тебе? Почему?
Кавех ответил с достоинством, восхитившим Манетт:
— Потому что он любил меня. Потому что мы были вместе и делали то, что обычно делают партнёры: заботились друг о друге и сделали распоряжения на случай смерти одного из нас.
Воцарилось молчание. Его нарушил крик галок, взвившихся в воздух. Откуда-то донёсся запах тлеющих листьев, как будто кто-то жёг их неподалёку, но ничего подобного не было видно.
— Вообще-то мужчины обычно заботятся ещё и о своих детях, — сказала Манетт. — И ферма должна была достаться Тиму, а не тебе. И Грейси. И её следовало бы продать, чтобы обеспечить их будущее.
Кавех отвёл взгляд. Он чуть выдвинул вперёд подбородок, как будто это помогало ему справиться с чувствами.
— Думаю, вы увидите, что для этого предназначена страховка.
— Как удобно! А чья это была идея — чтобы ферма досталась тебе, а страховка была в пользу детей? И как велика страховка, кстати? И кому в точности должны достаться деньги, кто должен ими распоряжаться? Потому что если опекуном будет Найэм…
— Манетт, — перебил её отец, — сейчас не время обсуждать это. — Он повернулся к Кавеху: — Вы останетесь жить на ферме или продадите её?
— Останусь там. Что касается Тима и Грейси, я буду рад, если они поживут со мной, пока Найэм не решит забрать их. А если она никогда не будет к этому готова, Ян, безусловно, хотел бы…
— Нет-нет! — Манетт совершенно не желала слушать дальше. Главным для неё было то, что дети были частью их семьи, а Кавех — спал он с Яном или нет — к семье не относился. И она с жаром воскликнула: — Папа, ты должен… Ян не мог хотеть… А Найэм вообще знает обо всём этом?
— О чём именно? — спросил Кавех. — Да и вообще, ты думаешь, её хоть что-то интересует?
— Она знает, что ты наследуешь ферму? И когда Ян составил завещание?
Кавех замялся, как будто взвешивая возможные последствия ответа. Манетт пришлось дважды окликнуть его по имени, прежде чем он наконец открыл рот.
— Я не знаю.
Бернард и Томми Линли переглянулись. Манетт это заметила и поняла, что они подумали то же, что и она. В чём-то Кавех лгал. На тот единственный вопрос, который мог бы многое прояснить, он ответил: «Не знаю».
— Не знаешь чего именно? — спросила она.
— Я ничего не знаю о Найэм, вообще ничего. Она получает страховку, а это немалые деньги. Конечно, Ян предполагал, что эти деньги помогут ей содержать Тима и Грейси, но он ведь думал, что, если с ним что-то случится, у Найэм хватит разума, чтобы заняться детьми.
— Ну, а у неё не хватило. И непохоже, чтобы она опомнилась в ближайшее время.
— Но если уж так сложилось, пусть остаются со мной. Они уже привыкли к ферме и вполне счастливы.
Нелепо было предполагать, что Тим Крессуэлл счастлив. Он уже сто лет вообще ничему не радовался.
— Хорошо, давай вот о чём подумаем, — сказала Манетт. — Что, если через месяц-другой ты познакомишься с кем-то ещё, Кавех? И приведёшь его к себе на ферму, чтобы жить вместе? Что тогда? Что тогда делать детям? И что они должны будут думать?
— Манетт!.. — предостерегающим тоном пробормотал Бернард.
Кавех побледнел при её словах, но промолчал, хотя и стиснул зубы, а его правая рука сжалась в кулак.
Манетт продолжила:
— Найэм будет судиться с тобой за эту ферму. Она оспорит завещание. В пользу детей.
— Манетт, довольно, — со вздохом сказал её отец. — Нам и без того хватает горестей, и всем нужно отдохнуть и прийти в себя, в том числе и тебе самой.
— Да чего ради ты берёшь на себя роль миротворца? — резко спросила Манетт, поворачиваясь к отцу и кивком указывая на Кавеха. — Он нам никто! И детям он никто! Это просто человек, из-за которого Ян погубил свою жизнь, и…
— Я сказал — довольно! — рявкнул Бернард и заговорил с Кавехом: — Извините её. Она не хотела сказать…
— О, она сказала именно то, что хотела сказать, — возразил Кавех. — Как и большинство людей.
Манетт попыталась загладить неловкость, возникшую по её вине, и несколько неубедительно произнесла:
— Ладно, хорошо. Послушай… В конце концов, если отвлечься от всего остального, ты слишком молод для того, чтобы быть отцом четырнадцатилетнему подростку, Кавех. Ему нужен кто-то постарше, более опытный, некто…
— Не гомосексуалист, — закончил за неё Кавех.
— Я этого не говорила! И не имела в виду. Я хотела сказать — кто-то из родственников.
— Ты уже много раз это повторяла.
— Извини, Кавех. Речь ведь, по сути, не о тебе. Речь о Тиме и Грейси. Нельзя от них требовать, чтобы они выдержали ещё какое-то новое разочарование в жизни. Тима всё это просто убивает. И скоро Грейси тоже начнёт понимать… Я должна уберечь остатки их мира от полного разрушения. И надеюсь, что ты это поймёшь.
— Манетт, пусть пока всё идёт как идёт, — сказал ей отец. — Сейчас есть проблемы и посерьёзнее.
— Какие, например?
Бернард промолчал. Но по тому, как он снова переглянулся со своим лондонским другом, Манетт наконец заподозрила, что происходит нечто неладное. Ясно было, что гость вовсе не намерен приударять за её лукавой сестричкой в стиле кавалеров восемнадцатого века; ну, разве что ему были нужны её деньги, чтобы поддержать рассыпающееся владение в Корнуолле. Но то, что её отец на самом деле хотел, чтобы лондонец услышал каждое слово из её разговора с Кавехом, заставляло предположить, что тихие воды наружности Томми Линли были достаточно глубоки, чтобы в них могла скрываться Несси. Впрочем, это не имело значения. Ничто не имело значения. Манетт намеревалась что-нибудь предпринять в отношении детей её кузена, и если её отец не хотел её поддержать, она знала кое-кого, кто готов был этим заняться.