Вскоре после того как Рот стал сотрудником института, он узнал, как гордятся коллеги Пастера, что у них единственная лаборатория во Франции, где можно должным образом изучать микробы, помещая их в самые разнообразные среды, подбирая для них самую благоприятную среду, не ограничиваясь лишь несколькими бульонами.

Все нужно было делать с большой осторожностью, ибо микробы — убийцы-невидимки. Можно было в течение тысяч часов как ни в чем не бывало изучать невидимое существо и свалиться с ног в результате единственной оплошности в обращении с образцом.

Рот закончил свою работу с микроскопом и, разочарованно нахмурившись, сказал доктору Пастеру:

— Я не могу выделить микроб.

— От лабораторных животных не дождешься сочувствия, если у экспериментатора что-то не получается. Хотя микроб слишком мал и не виден под микроскопом, он все равно способен убивать. — Пастер помолчал. — Мы должны обнаружить его другими способами.

Рене, работавший в соседней лаборатории, пришел к Роту, чтобы поделиться результатами своих опытов.

— Томас, с образцами, присланными доктором Дюбуа, происходят какие-то странности. На этикетке одного из образцов указано, что человек умер от «черной лихорадки», но я подозреваю, что он отравился угарным газом.

Отравления угарным газом нередко случались в зимние месяцы, когда жилье в основном отапливали углем, и чаще всего жертвами становились бедняки, ютившиеся в тесных комнатах с угольными жаровнями.

— Возможно, этот человек надышался угарным газом и не смог выйти из помещения, потому что ослаб, болея гриппом.

Рене покачал головой.

Рот видел, что он очень расстроился. Рене знал, как щепетилен Пастер, и боялся допустить ошибку.

— Уже не в первый раз я не могу выделить микроб гриппа в образцах, которые присылает этот доктор Дюбуа, и каждый образец указывает на другие болезни, ставшие причиной смерти. Я совершенно сбит с толку. Я ничего не говорил доктору Пастеру, но сейчас мне кажется…

— Ты прав, я проверю результаты, а потом ты доложишь ему. И еще я хочу встретиться с Дюбуа. Посмотрим, разрешит ли он мне получать образцы напрямую.

Получив срочную записку от министра, Пастер и Рот оставили дела в институте и отправились осматривать на этот раз один из домов в бедняцком районе, где произошла вспышка гриппа.

Они ехали за экипажем директора департамента здравоохранения, и им обоим хотелось обойтись без напыщенного и надменного доктора Бруарделя и его помощника. Бруардель не имел ни малейшего представления о науке и ее возможностях.

Когда экипажи остановились на мощенной булыжником улице перед многоквартирным домом, они оказались в мире проституток, сутенеров, воров и разнорабочих. У обочины в ожидании высоких гостей стояли три полицейских фургона. Собралась толпа. В записке министр предупредил, что полиция будет присутствовать на случай возникновения «беспорядков».

Пастер и Рот вышли из экипажа. Дюжина уличных ребятишек, тщедушных беспризорников с ввалившимися глазами и чумазыми лицами, напряженно, как подопытные крысы, следили за каждым их движением. Нерадостные лица этих детей были отмечены печатью то ли тоски, то ли коварства: лишь особо одаренные выживали в этой среде, где девочки, вырастая, становились шлюхами, а мальчики заканчивали жизнь на гильотине.

Женщины, привлеченные необычным событием, глазели на прибывших потухшим взглядом. Сломленные жизнью, доведенные до черты, лишенные малейшей надежды выбраться из нищеты, эти люди смотрели на экипажи и одежду, словно они были куплены за еду, отнятую у их детей. Черный флаг анархии висел в одном из окон здания. Отчаявшиеся люди слушали кого угодно, кто обещал им хлеба.

В толпе собравшихся слышался недовольный ропот. Кто-то крикнул:

— Вы явились сюда, чтобы и дальше убивать нас?

— Это же доктор Пастер, — послышался чей-то испуганный голос.

Имя доктора сдавленным шепотом прокатилось по толпе, она расступилась, и ученые вошли в здание в сопровождении четырех полицейских. Взаимоотношения Пастера с медицинским сообществом были противоречивыми, но остальная Франция считала его национальным достоянием.

Директор здравоохранения и его молодой помощник остались в карете, отказавшись выходить. Трусы. Они никогда не поймут, что переживали люди. И их это не заботило.

Консьерж приветствовал Пастера и Рота при входе:

— Добро пожаловать, мсье, добро пожаловать.

Это была отвратительная личность. Он красовался в старой рубашке, утратившей свой первоначальный цвет от пятен и въевшейся грязи. Широкие подтяжки поддерживали поношенные штаны и шаровидный живот. В эти утренние часы от него пахло вином, чесноком и еще несло чем-то, что отправляли в сточные колодцы. Под микроскопом в нем, наверное, можно было разглядеть больше микробов, чем в бочке отбросов.

— От гриппа здесь умерло много народу, — сказал Пастер. — В этом доме болело больше людей, чем в других?

— Да. По крайней мере полдома переболели гриппом, и восемнадцать человек умерли.

Этот многоквартирный семиэтажный дом из почерневшего от копоти кирпича с внутренним двором, похожим на выгребную яму, занимал полквартала. Единственным водопроводным устройством была колонка с ручкой для накачки воды посередине двора. Сливное отверстие, которое они пришли осмотреть, находилось в маленькой комнате на первом этаже. Ржавая металлическая крышка лежала в стороне, по полу тянулась дорожка от пролитого содержимого горшков. На стропилах ворковали голуби.

— Возьмите пробы, — сказал Пастер Роту, когда они вошли.

Внутри стоял еще худший запах, чем в клоаке. Он был почти осязаемый — пахло человеческими экскрементами. Роту пришло в голову, что санитарное состояние водостоков, где отходы периодически смываются полностью, во многих отношениях лучше, чем в отхожих местах в домах. Сливные отверстия считались источником вредных испарений, которые вдыхали люди, когда опорожняли свои горшки.

— Когда семья заболевала гриппом, не заболевал ли первым тот, кто обычно выносит горшки? — спросил Пастер.

Консьерж пожал плечами и поднял брови.

— Болеют все, мсье, так угодно Богу.

— Среди тех, кто умер, сколько было мужчин, женщин, детей?

— Девять женщин, пятеро мужчин, четверо детей.

Горшки могли чаще выносить женщины и старшие дети — значит, им приходится больше вдыхать испарений из сливного отверстия. Но этот факт мало что значит. Женщины, как правило, ухаживают за больными, и у них больше шансов заболеть, а у детей и стариков большая вероятность умереть от гриппа.

— Скажите мне, — спросил Пастер у консьержа, — ваш дом чем-нибудь отличается от других домов в округе?

— Мой дом содержится в лучшем состоянии, и в нем чище, чем в любом из соседних.

Пастер и Рот переглянулись и решили больше ни о чем не спрашивать. Это здание, люди, живущие в нем, или то, как они избавлялись от нечистот, мало чем отличались от тысяч других зданий и их обитателей. В большинстве частных домов, за исключением тех, что принадлежали очень богатым людям, не было современного туалета. И даже в домах богатых туалет был хуже, чем у римлян две тысячи лет назад.

Во время первого посещения сточных каналов доктор Бруардель хвастался, что отказался от установки канализации в своем доме и таким образом обезопасил себя, считая, что ядовитые газы из сточных каналов не попадут к нему по трубам. Пастер и Рот только посмеялись над этим. Канализация с надежной системой сифонов исключала возможность попадания испарений в дом, но люди продолжали считать, что ядовитые газы все равно могут просочиться в помещение.

Когда Рот закончил сбор проб, он заметил, что Пастер внимательно смотрит на потолок. Голуби влетали и вылетали через отверстие под потолком и вили гнезда на стропилах.

— Голуби, — почти шепотом сказал Пастер, занятый своими мыслями. Он нашел еще одно звено головоломки.

Помощник директора просунул голову в комнату. На лице у этого дурачка была повязка.