Молодой врач перебивает его:

— Господин инспектор, я закончил осмотр.

— Хорошо, мы можем переговорить здесь. — И он отводит врача в сторону, чтобы никто не мог слышать.

Упрекнув себя, что не вняла совету Джоунса не вести разговоры на эту тему с полицией, я сажусь рядом с рычащей горгульей на могильную плиту и жду, дрожа от холода и изнемогая от усталости. Нервы мои напряжены до предела. До последней минуты я неслась, как упряжка лошадей пожарной команды, и сейчас меня нужно отвести в конюшню и почистить.

Тайное совещание заканчивается, и инспектор направляется ко мне решительным шагом, что не предвещает ничего хорошего. Прежде чем он успевает подойти ко мне, возвращается верховой, посланный им с запиской. Посыльный соскакивает с лошади и вручает детективу бумагу. Я пользуюсь моментом, когда его внимание отвлечено, и подхожу к врачу, который надевает свое пальто.

— Добрый вечер, мсье.

Он слегка наклоняет голову.

— Добрый вечер.

— Вы от коронера? [22]

— Нет, мадемуазель, я из больницы Пигаль.

— А раны — они ужасные?

— Раны?

— Да. Ножевые раны.

— Нет никаких ран, мадемуазель. Никакого кровотечения.

— Никакого кровотечения? Я видела пятна…

— Грязь.

— Грязь?

— Пятна от мокрой земли. На теле нет никаких ран.

— Никаких ран. — Я с трудом соображаю, как и ворочаю языком. — Тогда как он убил ее?

Он?

— Маньяк, который убил ее.

— Мадемуазель, я не знаю, о чем вы говорите. На женщине нет следов насилия. Вскрытие покажет больше, но я подозреваю, что она жертва лихорадки, которой болеют многие.

Это обман! Люссак сказал ему, чтобы он помалкивал об ужасных ранах. Мои ноги опережают мысли. В мгновение ока я оказываюсь рядом с телом и откидываю простыню. С близкого расстояния, при свете лампы я убеждаюсь, что темные пятна — это грязь. Крови нет, за исключением темной жидкости, вытекшей у нее изо рта.

— Ее не зарезали. — Я говорю вслух себе, а ответ слышу от Люссака.

— Совершенно верно, мадемуазель.

Два полицейских стоят справа и слева от Люссака. Он кивает врачу:

— Доктор Дюбуа, главный инспектор Моран свяжется с вами завтра. Спасибо.

Врач поднимает брови:

— Главный инспектор Сюрте? По поводу столь банальной смерти?

Инспектор Люссак бросает на меня недобрый взгляд и отвечает:

— Из-за немыслимых обвинений иностранки теперь это вопрос государственной важности.

На лице доктора Дюбуа написано полное недоумение:

— Странно, но безусловно, главный инспектор окажет мне честь своим визитом. До свидания.

Инспектор Люссак поворачивается ко мне, как только Дюбуа уходит. Какие бы инструкции он ни получил, мне от них ничего хорошего ждать не приходится. Но я не дрогну под его въедливым взглядом.

— Человек в черном убил ее. Он просто перехитрил вас.

— Каким же образом, мадемуазель? — Он смотрит на полицейских, стоящих рядом с ним. — Может быть, по просьбе этого воображаемого убийцы Господь Бог нанес удар молнией?

— Я знаю, что видела.

— А что, собственно, вы видели? — Инспектор взмахивает руками. — Человека в такой же одежде и с такой же бородой, как у кого-то, кого вы видели больше года назад в Нью-Йорке? Сколько мужчин в Париже носят такую же одежду и на тот же манер стригут свою бороду? — Он подходит ближе ко мне и тычет пальцем в мое лицо. — Скажите, какой акт насилия вы видели? Назовите мне хоть один-единственный акт, свидетельницей которого вы были сегодня ночью.

— Я… я опытный репортер. Моя интуиция…

— Полиция оперирует фактами, мадемуазель, а не интуицией женщины, которой следует находиться дома и заботиться о детях и муже, вместо того чтобы создавать проблемы для полиции. Мы знаем, что вам нужно. Правда ничего не значит для вашей падкой на скандалы газеты, которая печатает свои заголовки кровью.

Это уже слишком.

— Инспектор Люссак, вы переходите все границы. Я буду жаловаться вашему начальству. — Я повернулась, чтобы уйти.

— Минутку. Куда вы собираетесь идти?

— К себе в гостиницу.

— Нет, вы будете гостьей нашего правительства. Вы арестованы.

— За что?

— Вам нужно обвинение? Сержант Верне, подойдите сюда.

Один из полицейских отходит от группы стражей порядка.

— Сержант, вы патрулируете в этом районе более десяти лет?

— Так точно.

— Посмотрите на эту молодую женщину и скажите, кого вы видите.

Сержант бросает на меня беглый взгляд.

— Проститутку с Монмартра.

— Мадемуазель, предъявите вашу fille en carte.

— Что это?

— Документ из департамента нравов, который обязана иметь проститутка, подтверждающий, что она зарегистрирована в полиции и прошла медицинское освидетельствование.

— Вы же знаете, что у меня нет такого документа.

— Ага! Нелегалка, днем — швея, а ночью подрабатывает на панели. Сержант, арестуйте ее за занятие проституцией без регистрации.

Меня сажают в полицейский фургон, где уже находятся семь женщин.

— Еще одна пташка в клетке, — говорит инспектор Люссак.

Высоко подняв голову и сидя прямо, смотрю ему в глаза.

— Я подробно опишу вашему начальнику, как вы обращались со мной.

Это вызывает хихиканье у девушек и усмешку у полицейского.

— Мой начальник как раз и приказал арестовать вас.

— В таком случае мой редактор будет иметь беседу с вашим президентом.

— Недавно один псих пытался убить президента Карно. Заговоры против него раскрываются каждый день. Заверяю вас, что президент желает сохранять очень хорошие отношения с полицией.

Когда я занимаю ближайшее к двери место, женщины с нескрываемым любопытством смотрят на меня. Улыбнувшись, я объясняю им на французском, что я репортер американской газеты и пишу статью о парижской ночной жизни.

— Может быть, кто-то из вас хочет поведать свою историю миру?

Они все одновременно начинают рассказывать — семь проституток, семь историй, и каждая представляет для меня огромный интерес. Я пытаюсь слушать, но мысленно возвращаюсь к убитой женщине. Ничего не могу понять.

Не верю, что она умерла от гриппа. Когда я видела ее сегодня вечером, она казалась совершенно здоровой. Что это за грипп такой, который действует так быстро? И кто тот человек, за кем я гонялась?

Взрыв хохота прерывает мои мысли. Одна из девушек показывает, что потребовал клиент. Я не могу не рассмеяться вместе с ними. Я поражена, что им приходится сносить, тем не менее они от души смеются. Я должна остановить этого безумного убийцу. Если я этого не сделаю, любая из этих женщин может стать следующей жертвой. Одна из проституток что-то говорит, что сразу приковывает мой слух.

— Почему тебя арестовали? — спрашиваю я.

— Какая-то проститутка в черном облила кислотой иностранца. Вот полиция и хватает всех девчонок, кто в черном.

— В самом деле? — Я замечаю, что мы все в черных платьях.

— Нас продержат, пока не явится иностранец и не опознает девушку. Его забрали в больницу, она же обожгла его «Эйфелеву башню».

— Говорят, что она сделала это, потому что он не заплатил ей, — поясняет другая девушка.

О Боже! Узнав, что меня арестовали по ложному обвинению в проституции, мой редактор встанет на дыбы, а американский посол будет барабанить в мою тюремную камеру, но за членовредительство Пулитцер даст сгноить меня за решеткой. А этот «милорд» и его приятели, конечно, опознают меня.

Девушки завели разговор об освобождении под залог. Одна из них объясняет мне:

— У кого есть деньги, могут оставить залог и уйти. А так придется загорать в кутузке. Опоздали, сейчас уже бабок не срубишь. Большинство, конечно, не расстанутся с деньжатами и проведут ночь в камере.

Я прислоняюсь головой к стенке и закрываю глаза. Люссак уж точно не выпустит меня под залог. Как только нас привезут в полицейский участок, он тут же посадит меня под замок.