— Если это возможно.

По улице проходят полицейские, наводившие порядок на площади Бланш. Мсье Верн со знанием дела смотрит на них и достает карманные часы. Он открывает крышку, демонстративно засекает время и кладет часы на стол.

— Мадемуазель, в вашем распоряжении три минуты, чтобы убедить меня не сдавать вас в руки властей. У вас даже меньше времени, если я обнаружу, что вы страдаете воспалением головного мозга, как бедный Гастон.

— Я американка, из Нью-Йорка.

— Ну конечно. Француженка не позволит себе подобных бестактностей.

— Не позвать ли сейчас полицию? Может быть, третейский судья в этом вопросе был бы на пользу нам обоим. — Сердце готово вырваться из груди, но теперь я знаю, что, когда на тебя нападают, надо держать кулаки наготове.

Мое внимание привлекает булавка на его лацкане — небольшая красная роза. Красный — цвет революционеров. Жюль анархист? Эта мысль заставляет меня еще больше насторожиться. Убийца расхаживал в красном шарфе.

Он захлопывает крышку часов:

— Рассказывайте.

— Большое спасибо. Немногим более года назад я действительно страдала воспалением головного мозга, но не в такой тяжелой форме, как ваш племянник, тем не менее мне пришлось провести две недели в сумасшедшем доме.

— Как вы нашли меня в «Прокопе»?

— Я… я была у вас дома в Амьене, и мне сказали, что вы в Париже и что это ваше любимое кафе.

Он кивает.

— Полагаю, вы говорите правду, но не всю. Прислуге в моем доме запрещено сообщать кому бы то ни было, где я нахожусь, и члены моей семьи этого тоже никогда не сделают. Все мои слуги у меня уже многие годы. Ах нет, есть одна девушка, приходящая служанка. У нее длинный язык…

Я сижу с каменным лицом, но, черт возьми, до чего он проницательный. Служанка действительно любила посплетничать. За небольшое вознаграждение она рассказала мне, что мсье Верн в последнее время стал очень вспыльчив со своими домашними и прислугой. Несколько недель назад он взял и сбрил бороду и уехал в Париж. Слуги подозревают, что причина его неожиданного бегства в город — женщина, что вполне возможно в стране, где внебрачные любовные связи — распространенное социальное явление.

— Вы рассказывали о вашем воспалении головного мозга.

Я откашливаюсь.

— Во время пребывания в психиатрической больнице я узнала, что несколько женщин исчезли. Все они были проститутками. Больница находится на острове в Нью-Йорке, и было высказано предположение, что женщины утонули при попытке бегства в состоянии повышенного психического расстройства.

Я ожидаю, что в результате моего повествования о странных происшествиях в голове одного из самых одаренных богатым воображением писателей мира возникнут вопросы, но мсье Верн остается невозмутимым как содержатель похоронного бюро.

— Как вы, вероятно, догадались, Джозефина не вернулась той ночью, когда пошла в дом доктора, — продолжаю объяснять, как я оказалась в хижине на пирсе и обнаружила лабораторию. Мой рассказ не вызывает ни малейшей реакции, даже движения бровей.

В горле у меня пересохло, и я с хрипом выговариваю слова.

— В стеклянных сосудах находились окровавленные органы — возможно, вырезанные у Джозефины.

На секунду я закрываю глаза, словно для того чтобы не видеть возникшую передо мной ужасную картину.

Не сказав ни слова, мсье Верн выходит из-за стола и возвращается со стаканом. Он наливает вина в стакан и ставит его передо мной. Я не пью спиртного, но это исключительный случай. Я заставляю себя продолжить рассказ, как я едва спаслась, и о пожаре.

— Огонь уничтожил всё. Все следы Джозефины, доктора, его лаборатории и все грязные дела, которыми занимался этот монстр. Все улетучилось с дымом. За несколько минут и хижина, и пирс рухнули в реку, и их унесло потоком воды. Из-за моего временного воспаления головного мозга никто не поверил мне. Затем, несколько позже в том же году, точнее — в октябре прошлого года, я отправилась в Лондон, после того как Джек-потрошитель начал совершать убийства. Мое внимание привлекло то, как он расправлялся со своими жертвами. Он кромсал их точно так же, как была убита Джозефина. В Лондоне я отслеживала преступления, совершенные этим убийцей, и смогла познакомиться с ведущим следователем по этому делу. Он сказал мне, что подозрения падают на врача, и сообщил, при каких обстоятельствах скрылся доктор: он бежал из своей квартиры, охваченной огнем, — иначе говоря, произошло то же самое, что и на острове Блэкуэлл. Мои подозрения подтвердились, когда на пожарище нашли микроскоп и высокие стеклянные сосуды, в которых ученые хранят препараты. Это указывало на то, что этот человек, как и доктор Блюм, имел лабораторию.

Я делаю паузу, ожидая лавины вопросов, но мсье Верн стоически не меняется в лице.

— В Лондоне, осве… то есть изучая эти события, я беседовала с человеком, который оказался репортером, работавшим в Париже. Он сказал, что там было совершено такое же зверское убийство.

Интерес проявлен, но опять никакой реакции.

Я упрямо продолжаю рассказывать, что мне удалось выяснить после прибытия в Париж, и как человек, которого я считаю убийцей, чуть не прикончил меня. Опять-таки никакой реакции. Я упоминаю об отношении полиции ко всему этому, но обхожу молчанием тот факт, что скрываюсь от правосудия.

— Я решила во что бы то ни стало припереть к стенке убийцу Джозефины и положить конец зверствам этого безумца. К сожалению, у полиции есть другие важные дела, и она не станет помогать мне и по-настоящему заниматься делом.

Я делаю паузу, теребя свой шарф. Сейчас или никогда.

— Вы согласны принять участие вместе со мной в выполнении этой задачи, мсье Верн? Вы поможете мне поймать убийцу, прежде чем он лишит жизни еще одну ни в чем не повинную женщину?

Свершилось. Я сказала то, что ужасно хотела сказать с самого утра, и уверена: теперь реакция последует. Он поднимает бровь, и я задерживаю дыхание.

— Вы рассказали мне многое, мадемуазель… Браун, но не сообщили главного.

О Боже, неужели о моем аресте напечатали газеты?

— Вы не объяснили мотивы, по которым вы пришли ко мне.

— Простите? — Я поражена его ответом.

— Причина, побудившая вас обратиться ко мне в «Прокопе».

— Гастон… — произношу я, надеясь, что больше ничего говорить не надо.

— Гастон?

— Репортер рассказал мне об одном происшествии здесь, в Париже, несколько лет назад. Ваш племянник возвращался домой вечером и услышал какой-то шум в переулке. Он пошел туда и увидел человека, склонившегося над женщиной, лежащей на земле. Этот человек убежал при появлении Гастона, который, к своему ужасу, обнаружил, что женщина была зарезана.

Это трогает его.

Красивые, сверкающие, то что называется смеющиеся, глаза Верна темнеют и становятся строгими.

— Мой племянник страдает психическим заболеванием, как и вы!

Я открываю рот, чтобы возразить, но он не обращает внимания и продолжает:

— Когда его допрашивали в полиции, он ответил, что видел меня убегающим с места преступления. Полиция признала, что у бедного Гастона развилась мономания относительно меня, и дело закрыли.

— Что, конечно, стало причиной того, что Гастон стрелял в вас.

— Эти события хорошо известны полиции и моей семье. Трагедия, разыгравшаяся с Гастоном на почве его больного воображения, была исчерпывающе описана в газетах. Вы явно пытаетесь шантажировать меня, но у вас ничего не выйдет. Вы добьетесь лишь одного: я обращусь в полицию.

— Шантажировать вас? Это просто смешно! Я просто пришла просить у вас помощи и дать вам возможность помочь самому себе.

Я достаю из сумочки свою козырную карту и кладу ее на стол. Если это не возымеет действия, то не поможет ничто.

— Вас не смущает, мсье Верн, что вы так похожи на психа-убийцу, что ваши фотографии кто-то показывает на улицах, чтобы выведать сведения о нем?

Наконец-то я пробудила внимание великого человека, а не просто его гнев. Он опускает глаза на фотографию. Сходство не абсолютное, но надо отдать должное художнику — он хорошо поработал. Я вполне довольна подделкой.