— Я ненавижу цену, которую нам приходится платить.

— Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? — спросила она.

— Стараюсь. Ты сделала то, что была должна, — ответил Кайлар. — Ты не злая женщина, Ви. Я знаю, ты позволяешь нам с Эленой побыть наедине, а ведь для тебя это тяжело. Спасибо. — Он мельком взглянул на ночную сорочку Ви, которая на сей раз сидела безупречно. Во взгляде отразилось невольное восхищение, и он тут же опустил глаза. — Лучше бы ты не была такой красавицей. Спокойной ночи.

Второй сон оказался тяжелее. Он приснился в одну из тех ночей, когда Кайлар лежал без сна по ту сторону стены, сгорая от мучительного желания. Во сне Ви Кайлар стоял обнаженным у ее кровати. Его глаза были закрыты, и Ви упивалась его атлетическим телом, на котором отчетливо выделялся каждый мускул. Она надела одну из ночных сорочек, которые когда-то сшил мастер Пиккун. Короткая сорочка из белого шелка с вертикальными вставками другого цвета выглядела наивно-очаровательной, а не вызывающей и звала к нежным любовным ласкам, а не грубой физической близости. Эту сорочку Ви купила у мастера Пиккуна одной из первых и за четыре года ни разу не надела. Мужчины берегли любовь и нежность для жен и невест, а к ней приходили удовлетворить похоть. Во сне волосы Ви рассыпались по плечам сияющей волной.

Как только Кайлар открыл глаза, Ви поняла, что Кайлар никогда не видел этой сорочки. Ведь это был сон Ви, а не его. Она замерла на месте, чувствуя себя еще более беззащитной, чем в тот момент, когда стояла обнаженной перед королем-богом. Гэрот Урсуул вынес приговор, не зная ее, но Кайлар обладает куда большей властью, и он сейчас здесь, потому что Ви страстно его желает. Ви долгие годы сама являлась объектом желания и высмеивала за это мужчин.

Онемение, которое она чувствовала между ног с тех пор, как ее изнасиловал один из любовников матери, стало потихоньку проходить. Пришедшее ему на смену томление казалось странным и чужеродным, и Ви не могла найти для него подходящее название. Переспав с множеством мужчин, она ни разу не ложилась с ними в постель, чтобы получить удовольствие, а уж о любви не шло и речи. Бесчувственность и онемение постепенно исчезали, и это не только позволило испытать желание, но и таило в себе угрозу. Сквозь корочку льда Ви могла рассмотреть очертания тайны. Она представляла, как передаст свое желание Кайлару и испытает единение с ним, и они станут одним целым в этом мире, состоящем из осколков, которые никак не хотят складываться в гармоничную картину. Когда Ви думала о своем страстном желании, то имела в виду не только близость в постели, которая, конечно, очень важна, но не является самым главным в их отношениях.

Для Ви близость с мужчиной стала обычной физической повинностью, такой же монотонной и необходимой для ее работы, как ежедневные упражнения. Если бы Ви когда-нибудь захотелось заглянуть под ледяную завесу и посмотреть, что там творится, пришлось бы испытать вмерзшую в нее боль и насилие. Если бы Кайлар стал с ней разговаривать во время занятия любовью, ей вспомнились бы все мерзавцы, которым было невозможно заткнуть рот. Если бы он молчал, на память пришли бы скоты, использовавшие ее молча. Проведи он пальцами по рыжим волосам, и тут же перед глазами возникли бы рожи придурков, которые трепали ее по голове, словно животное. А если бы Кайлар в порыве страсти сорвал с Ви одежду, услужливая память напомнила бы о Хью Висельнике. Он именно так и поступал и плевал ей в лицо. Если Ви хочет наслаждаться любовью Кайлара и отвечать на его страсть, нужно, чтобы он узнал о том, как опустошена ее душа. Она должна преодолеть тот ад, через который пришлось пройти.

Все эти мысли промелькнули в голове Ви в тот момент, когда их с Кайларом взгляды встретились. Она почувствовала, как напряглось тело, и волосы немедленно стянулись в тугой «конский хвост» так, что стало больно голове. На Кайлара волной нахлынули два чувства. Вторая волна нагоняла первую, и даже при всей своей эмоциональной глухоте, как выразилась сестра Ариэль, Ви знала название этих чувств. Первое было желанием, и, несмотря на его плотскую сущность, оно не имело ничего общего с похотью. Месяц, который он провел, лаская женщину, которую любит, стал прелюдией любви.

— Ви, — задыхаясь, выдохнул Кайлар, — я не могу здесь находиться…

Он не замечал своей наготы и того, что Ви тоже почти без одежды, и смотрел ей в глаза, позволяя прочесть, что творится у него на душе.

Мужчины, насиловавшие Ви, уничтожили связь между тем, что происходит в постели, и близостью между мужчиной и женщиной вообще, оставив ей только грубый секс. Когда она привязала Кайлара к себе обручальной серьгой, то обрекла его на близость без постели. Единственным человеком, который может навредить Кайлару так же, как когда-то давно навредили ей, является он сам. Он старается, чтобы тело выполняло то, что чувствует сердце, и пока он не нарушил гармонии и не поддался искушению. Если он изменит Элене, то превратится в собственных глазах в предателя, и это чувство не покинет его до конца очень долгой жизни.

Кайлар повернулся к Ви спиной и ушел из ее сна.

Ви встретилась глазами с сестрой Ариэль и не отвела взгляда.

— С Кайларом все замечательно, — сказала она.

Дориан почувствовал грядущие неприятности, как только девушка-танцовщица вошла в тронный зал. Он встречался с главой клана Граавар, гигантом горцем. Его заплетенные в косы иссиня-черные волосы спускались до пояса. Граавар был влиятельным горным кланом, а его вождя Гракаата Круна уважали и чтили все горные племена. Он явился сюда, чтобы испытать Дориана. Скорее всего, это была безобидная игра, которыми так любят забавляться горцы. Горные племена уже лет сто не делали серьезных попыток завоевать независимость, и до недавнего времени Дориан вполне устраивал Гракаата.

— Ваше святейшество, — начал Гракаат Крун, и в его глазах с нависшими веками светилось неприкрытое самодовольство, — хочу преподнести вам подарок, чтобы скрепить наш договор.

Он сделал знак, и вперед выступили две девушки. Танцовщице было лет шестнадцать, а второй девушке, игравшей на горной флейте, не больше тринадцати. Обе отличались красотой и изяществом, и Дориан не сомневался: это дочери главы клана.

Когда танцовщица начала исполнять чувственную рондаа, большинство телохранителей Дориана и все его придворные в смущении опустили глаза. Горский вариант танца отличался от того, который Дориан видел в юности. Девушка нарядилась в широкие одежды с преувеличенно широкими плечами, с которых свисали ленты ткани с колокольчиками, пришитыми по линии бедер. Сестра девушки играла на флейте, и, когда танцовщица делала круговое движение бедрами, колокольчики начинали звенеть, ленты развевались, открывая взорам нагое тело. Как и в танце, исполняемом в равнинной местности, девушка, казалось, плыла по воздуху. Грудь и голова оставались неподвижными, а бедра дразнили зрителей. Однако в равнинном танце акцент делался на живот, а у девушки он был полностью закрыт. Тем не менее не прошло и нескольких мгновений, как танец полностью захватил Дориана. Дочь главы клана, бесспорно, талантлива.

Рондаа сменил другой танец, который назывался бераа, и у Дориана рассеялись последние сомнения относительно намерений вождя. Бераа была быстрее и отличалась еще большей чувственностью. Время от времени девушка хлопала руками, поднятыми высоко над головой, открывая грудь, ее бедра сначала двигались из стороны в сторону, а потом вперед и назад, и от этих движений любой нормальный мужчина мог потерять голову.

Дориан понимал, что попал в ловушку. Он не знал, радоваться или печалиться из-за того, что здесь нет Дженин. Она уединилась по причине ежемесячного недомогания. Возможно, ее присутствие изменило бы ход событий. Гракаат Крун не заставил бы дочь танцевать бераа для короля-бога, если бы не собирался принести ее в дар. На севере брак, скрепляющий договор, имеет гораздо меньшее значение, чем в южных королевствах, однако улыбка, играющая на губах главы клана, говорила Дориану о многом.