— Очень разумно и дальновидно, ваше святейшество, — одобрил Хоппер.

План Дориана не вызвал у него ни ужаса, ни возмущения, он просто по достоинству оценил целесообразность замысла.

Да, план жестокий, но назвать его мерзким и бесчеловечным нельзя. У Дориана он не вызывал радости, однако другого выхода нет. Он одним ударом вырвет с корнем тот ужас, что превратил королевство в настоящий ад для людей. Такой путь гораздо гуманнее, чем бездействие. Нельзя позволить не в меру рьяным этелингам плести заговоры и втягивать всех братьев. Можно, конечно, и не торопиться и каждый месяц устраивать казни, и так в течение многих лет. А народ будет жить в темноте и страхе, который охватил всю страну по милости отца. Нет, лучше быть жестоким и безжалостным, как сам север, если в результате люди заживут спокойно и мирно и наконец перестанут дрожать от страха. Дориан начнет все с чистого листа, и повелителя станут называть Уонхоупом не потому, что им владеет отчаяние, а потому, что он поверг в отчаяние всех врагов.

— Да, — согласился Дориан, — чудовищно, но разумно и дальновидно.

Хоппер не знал, что ответить, и только низко поклонился, а король-бог жестом разрешил ему удалиться.

Как страшно быть богом! В день своей свадьбы король-бог Уонхоуп утопал в крови. Он знал, что у отца сто сорок шесть детей, но никогда не предполагал, что увидит их всех мертвыми. Из ран на еще теплых телах сочилась кровь, которая не успела застыть, а на лица смерть уже наложила свою печать. Все помещение пропиталось мерзким запахом крови, и Дориан, прежде чем приступить к осмотру трупов, призвал на помощь вир, чтобы отключить на время обоняние.

Подходящих наложниц оказалось меньше, чем обреченных на смерть этелингов, и каждой из них пришлось повторить свой страшный путь уже после того, как женщина стала свидетельницей убийства человека, которого считала своим будущим господином. От тяжкой обязанности освободили лишь наложниц, одежда которых была испачкана кровью. Однако затея удалась, так как этелинги, пришедшие последними, были самыми юными и не обратили внимания на страх предназначенных им наложниц.

Убили всех. Трое старших мальчиков разрушили заклинание и оказали сопротивление, убив одного вюрдмайстера и двух солдат. Когда об этом узнал Дориан, его охватило странное чувство гордости за братьев.

Король-бог Уонхоуп готовился к осмотру убитых детей. Нужно ожесточить свое сердце. Все этелинги — ядовитые гадины, а он среди них всегда был чужим, потому что из всех братьев только у него имелись представления о нравственности. Ядовитых гадин нельзя приручить. Сейчас нужно собраться с силами и проверить, хорошо ли выполнена работа, или в течение всего царствования придется оглядываться, ожидая появления вюрдмайстера, который спрячет свой вир и предаст короля-бога. Именно так поступил он сам в юности. Он с особым вниманием осматривал трупы с изуродованными лицами, но всегда чувствовал на них остатки собственного заклинания на принуждение, которое сплел необычным способом, чтобы безошибочно узнать свою работу. Вот почему трупы следовало осмотреть немедленно.

Если один из вюрдмайстеров оказался предателем и спрятал этелинга, ему прежде всего пришлось бы найти подходящего по возрасту мальчика, убить его, переодеть и изучить заклинание короля-бога. Вюрдмайстер должен заметить, что заклинание изменено, и понять, как именно. Только потом он мог наложить на мертвого ребенка собственное заклятие. Все это сделать трудно, но возможно, однако, завершив осмотр трупов, король-бог не сомневался, что подобные попытки не предпринимались.

В соседней комнате ожидало еще менее приятное зрелище, хотя крови там не было, не считая той, что испачкала белые одежды короля-бога. Хоппер собрал здесь всех жен и наложниц. Пятнадцать беременных женщин выстроились вдоль стены, и король-бог подходил к каждой и, прикасаясь к раздувшемуся животу, чувствовал, что зародившаяся там жизнь угасла. Потом проверил остальных женщин, чтобы выяснить, есть ли среди них беременные.

Он не торопился. Сплести заклятие, скрывающее беременность, проще, чем подменить покойника и придать ему нужное обличье, но в этом случае вюрдмайстер идет на большой риск. Нет никакой гарантии, что выживший ребенок родится с колдовским даром и окажется способным осуществить честолюбивые замыслы вюрдмайстера относительно халидорского престола.

Король-бог осмотрел по очереди всех женщин и заметил нечто странное. В их глазах не было ненависти. Он заставил их участвовать в убийстве ста сорока шести детей и умертвил их собственных, не успевших родиться младенцев, тем не менее почти никто не плакал. Наоборот, женщины смотрели на него с обожанием и благоговейным трепетом. Король-бог совершил нечто, недоступное их пониманию, и этого было достаточно. В их глазах он действовал, как и подобает божеству, то есть показал себя сильным, наводящим ужас и загадочным.

— Сегодня каждая из вас сделает свой выбор, — обратился он к женщинам. — Как известно, по сложившемуся обычаю все жены и наложницы идут вслед за покойным королем-богом на погребальный костер, за исключением тех, которых новый повелитель соблаговолит оставить себе. Вы хорошо мне служили, и я дам всем место в своем гареме. Этелинги Гэрота Урсуула отправятся с ним на погребальный костер и будут служить ему в загробной жизни. Однако если вы пожелаете присоединиться к ним, я не стану чинить препятствия.

На сей раз женщины отреагировали, как он и предполагал. Некоторые с рыданиями упали на пол, а другие вдруг словно стали выше ростом, и на их лицах появилось гордое выражение. Многие просто не поняли, что происходит. Впрочем, не прошло и нескольких секунд, как все пали ниц, протягивая руки к ногам повелителя.

«Я совершаю богохульство», — подумал Дориан.

— Хотите что-нибудь сказать? — снова обратился он к женщинам.

Одна из девушек из верхнего гарема, отличающаяся пышными формами, подняла вверх два пальца.

— Слушаю тебя, Оланна.

Девушка замялась, не решаясь заговорить с повелителем, потом, прокашлявшись, проговорила:

— Ваше святейшество, Сиа не числилась среди беременных. Ей просто стало нехорошо, и она пошла к майстерам, да так и не вернулась. Она не потеряет ребенка.

От этого известия у Дориана что-то оборвалось внутри, как будто он услышал свой смертный приговор за двадцать лет до его приведения в исполнение. Не это ли он видел во сне? Только сейчас в памяти стали всплывать обрывочные видения. А может, это просто обычный животный страх? Он взглянул на побледневшее лицо Хоппера. Евнух служил в нижнем гареме, и это происшествие ускользнуло от его внимания, но он все равно чувствовал свою вину и дрожал от страха. Дориан сделал знак рукой, и Хоппер, шаркая ногами, вышел из комнаты. Он старался двигаться как можно быстрее, насколько позволяли искалеченные ноги. Уонхоуп послал погоню за сбежавшей женщиной и вюрдмайстером, который организовал побег, однако их так и не нашли. Король-бог Уонхоуп не учел главное правило, которое всегда действует при избиении невинных младенцев: один непременно уцелеет.

Кайлар и Дарзо подъехали к Часовне, где их встретил сиянием алебастровый серафим, возвышающийся над городом, который уже припудрил первый снежок. По голубым водам озера Вестаччи пробегали алые отблески утренней зари, и крыши городских домов сверкали так же ярко, как сама хозяйка Часовня.

Они оставили лошадей в конюшне на окраине города и, переговорив со старой хозяйкой таверны, которая, похоже, узнала Дарзо, взяли у нее ключ от дома-укрытия. Они не стали брать ялик, и Дарзо повел Кайлара по узким многолюдным тротуарам. Кайлар с изумлением глазел на огромную статую серафима и пересекающиеся каналы, которые образовывали городские улицы. Он натыкался на прохожих, и те толкали его в ответ и слали вслед проклятия, но, встретившись с холодным взглядом голубых глаз, тут же умолкали и шли дальше своей дорогой. Восхищение, вызванное статуей серафима, не могло заглушить предательский страх, закрадывающийся в душу. Кайлар чувствовал присутствие Ви. Она была где-то рядом, на втором или третьем этаже статуи серафима, и ее чувства, как в зеркале, отражали переживания Кайлара. Он поправил висевший на поясе меч и тяжело вздохнул.