– Размер имеет значение, не правда ли? Уверена, он произведет на тебя неизгладимое впечатление.
К Виктории подошел Харди:
– А когда его светлость закончит, настанет моя очередь позабавиться. – Сорвав с нее лохмотья, в которые превратилось платье, он оставил ее совершенно обнаженной. К боли и страху добавился жгучий стыд.
– Не давайте ей отворачиваться, – сказала леди Фарли.
Харди заставил Викторию повернуть голову. Ханна сняла со старого герцога панталоны и принялась рукой наращивать его возбуждение.
– Может быть, он не обойдет вниманием твою задницу и мне не придется затрачивать лишние усилия. Развяжи ее, я почти готов.
Харди освободил ее запястья от веревки, но тут же намертво сжал их в руке. Виктория услышала, как Молдон подошел и остановился у нее за спиной.
– Последний шанс на спасение, мисс Ситон. – Он щелкнул плеткой. – У кого письмо?
– Я не знаю! – пронзительно закричала она. – Не знаю!
Все. Она подписала себе приговор. Из холла донесся топот. Дверь распахнулась, и Виктория едва не лишилась чувств при виде Сомертона.
Энтони ворвался в комнату и содрогнулся от боли, увидев Викторию – раздетую и выставленную напоказ. Одному Богу ведомо, что они уже успели сделать с ней.
Харди отпустил ее, и она плашмя упала на кровать. Энтони выхватил пистолет.
– Мерзавцы! – прорычал он и выстрелил в оставшегося без прикрытия Харди.
Тот с истошным визгом рухнул на пол.
Виктория потянула на себя покрывало, прикрывая наготу. Энтони посмотрел на голого старика, направившего на него пистолет.
– Итак, Сомертон, кто из нас двоих умрет первым? – насмешливо спросил Молдон.
– Вы заплатите за то, что сделали с мисс Ситон. – Энтони краем глаза взглянул на Викторию, совершавшую какие-то странные манипуляции с покрывалом.
– Если ты выстрелишь в меня, тебя повесят за убийство герцога. Мои слуги позаботятся об этом.
– А если не выстрелю, вас повесят за государственную измену, ваша светлость. – Энтони не сомневался – этот старый ублюдок даже не подозревает, что сюда вот-вот явятся Эйнсуорт и Брентвуд.
– Никто не знает о моем участии в заговоре. Я доведу дело до конца. Ганноверские выскочки не должны править Англией. Я намерен уничтожить их, всех до единого, и основать новый правящий дом.
Энтони испытал сильнейшее желание немедленно прикончить негодяя, но вовремя спохватился, вспомнив, что обещал Эйнсуорту не опережать события и дать свершиться правосудию.
– Ну, думаю, твоей шлюхе стоит посмотреть, как ты умираешь, пока я насилую ее. – Молдон нажал на курок.
– Нет! – вскрикнула Виктория, вытащила из складок покрывала маленький пистолет и выстрелила в Молдона.
Герцог грузно осел на пол. Леди Фарли издала пронзительный вопль, подняла глаза на Викторию и вынула из кармана пистолет. Дым, заволакивающий комнату, сгустился, когда Ханна нажала на спусковой крючок.
Виктория вскрикнула и упала на кровать. Энтони кинулся к ней, а в комнату вбежали Эйнсуорт и Брентвуд.
– Проклятие, – пробормотал Брентвуд. – Похоже, здесь произошло настоящее побоище.
Энтони откинул покрывало и увидел рану на плече Виктории. Пуля Молдона прошла по касательной и лишь слегка повредила плечо Энтони, но выстрел леди Фарли, к несчастью, оказался куда более метким.
Только бы пуля прошла навылет! Энтони слегка подвинул Викторию, увидел кровавое пятно и судорожно вздохнул. Он бережно приподнял ее и застыл от ужаса при виде чудовищных отметин, оставленных плетью. А вот выходного отверстия пули не было.
– Эйнсуорт, немедленно пошлите за доктором, – потребовал он.
– Домой, – прошептала Виктория. – Я хочу домой.
– Тсс… – тихо сказал Энтони. – Береги силы.
Он смотрел на нее, и слезы застилали ему глаза. Прижимая к ее ране кусок полотна, он молился, как никогда в жизни.
– Сомертон, я не хочу умереть здесь. Отвези меня домой.
Он поднял глаза к потолку и стиснул зубы. Она никогда ни о чем не просила его. Так может ли он отказать ей сейчас?
– Брентвуд, помогите мне вынести ее и направьте доктора к ней домой.
Когда он взял ее на руки, она потеряла сознание. Энтони надеялся, что от боли, а не от потери крови. Брентвуд проводил их до экипажа.
– Сомертон… – Эйнсуорт запнулся. – Мне ужасно жаль.
Экипаж тронулся с места. В пути Виктория то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Энтони крепко сжимал ее в объятиях, глотая слезы и проклиная себя за то, что втянул ее в это кошмарное дело.
Она на секунду открыла глаза и с улыбкой прошептала:
– Ты спас меня.
– Почему, Виктория? – хрипло спросил он. – Почему ты не назвала им мое имя?
– Я люблю тебя, – еле слышно произнесла она. – Они убили бы тебя. – Она снова впала в беспамятство.
Она любит его? И поэтому не выдала под пытками. Он смотрел на нее, и слезы обжигали ему щеки. Он обращался с ней как со всеми женщинами, заранее защищаясь от предательства.
Но она не предала его.
Она рисковала жизнью из любви к нему. До встречи с ней он не ведал, что такое любовь. А сейчас? Сейчас он понял, как сильно любит ее. Как изменится его жизнь без нее. Как он не сможет быть счастливым без нее.
Он виноват в ее страданиях. И никогда не простит себе этого. Он чувствовал боль от своего ранения и содрогался при мысли о том, что испытывает она – истерзанная плетью, с пулей в глубокой ране.
Экипаж остановился у ее дома на Мэддокс-стрит. Кучер открыл дверцу и помог Энтони, державшему Викторию на руках, выбраться наружу.
– Идите в соседний дом и скажите леди Уайтли, что лорд Сомертон ждет ее здесь. – Он взглянул на кучера. – Не слушайте никаких возражений. Пусть даже вам придется вытащить ее из-под мужчины.
Кучер оправился от потрясения.
– Да, милорд.
Энтони колотил ногой в дверь дома Виктории, пока на пороге не появилась женщина средних лет.
– Доктор уже на подходе. Вскипятите воду и принесите чистые простыни в спальню. Как можно быстрее.
– Боже мой, что случилось?
– В нее стреляли, – ответил он, не желая думать о том, что еще с ней, возможно, случилось.
Энтони медленно поднялся по ступеням, избегая резких движений, чтобы не причинить Виктории боль.
Когда он осторожно опустил ее на кровать, она открыла глаза:
– Спасибо, что привез меня домой.
– Не разговаривай, Виктория. Скоро приедет доктор, он извлечет пулю.
– Пожалуйста, не уходи, – прошептала она. – Мне страшно.
– Я не уйду. Обещаю.
Она кивнула, по ее щекам вновь потекли слезы.
– Я говорила леди Фарли, что приносить в дом остролист до Рождества – плохая примета.
– Что?
Она только молча плакала.
Энтони наклонился и поцелуями осушил ее слезы.
– Прости меня. Это я во всем виноват.
– О Боже! – раздался голос его матери. – Что с ней?
– В нее стреляли.
– Кто?
Энтони покачал головой:
– Леди Фарли. Это долгая история.
– Я предупреждала тебя, чтобы ты оставил ее в покое.
Мать села на край кровати и ласково убрала золотистые пряди со лба Виктории. Энтони помнил это движение со времен своего детства.
В спальню вошла служанка и тихо ахнула:
– Леди Уайтли!
– Мэгги, принеси холодную чистую воду. Если нужен лед, пойди в соседний дом и скажи, что тебя прислала я.
Виктория пришла в себя.
– Леди Уайтли?
– Да, дорогая. Все будет хорошо. Скоро приедет хирург. А ты просто помни, что должна жить. Ради детей, ради друзей… Ради Энтони.
На ресницах Виктории вновь заблестели слезы.
– Он ненавидит меня, – жалобно сказала она, словно не замечая его присутствия. – Он… Он думает, что Бронуин – наша с ним дочь.
– Успокойся, я уже все ему объяснила.
В спальне появилась запыхавшаяся Мэгги.
– Приехал доктор, мэм.
В дверях появился человек весьма решительного вида и с порога отдал зычный приказ:
– Всем отойти от постели. Я доктор Майкле. Пока врач осматривал рану, Виктория стонала и вскрикивала. Энтони стоял рядом и нечеловеческим усилием воли сдерживал себя, чтобы не оттолкнуть доктора и не прогнать его прочь.