Вручив Виктории пальто и шляпу, он подождал, пока она повесит их на крючок, и, желая узнать, чем заполнена ее повседневная жизнь, спросил:

– Что сейчас делают дети?

– Старшие занимаются, младшие играют, – ответила она и, войдя в маленький кабинет, добавила: – У меня было столько дел, что я не успела достать ожерелье.

– Понимаю. По правде говоря, я с трудом представляю себе, как можно за одно утро умыть, одеть, накормить и усадить за уроки восьмерых детей.

– Теперь их только шестеро. Энтони заметил, как дрогнул ее голос.

– Виктория, пока мы были в отъезде, здесь что-то произошло?

Она отвернулась:

– У двоих малышей объявилась тетя и забрала их. Он подошел к ней сзади, притянул к себе и обнял:

– Разве не лучше, если они будут жить в семье?

– Да, конечно. Но…

Он повернул ее лицом к себе. Только ли разлукой с детьми вызваны эти горькие слезы? Она всхлипнула и посмотрела на Энтони заплаканными голубыми глазами:

– Прости. Обычно я не даю волю слезам.

– Кажется, тебе нелегко дались эти два дня.

Она кивнула и устремила взгляд на пуговицу его жилета.

– Я сейчас принесу ожерелье. Ты подождешь меня здесь?

– Нет, я пойду с тобой. – Мысль о том, чтобы отпустить ее от себя хотя бы на секунду, приводила его в ужас.

– Оно у меня в спальне.

– Я пойду с тобой, – упрямо повторил Энтони. При слове «спальня» его воображение заработало в полную силу. Однако, когда в доме столько детей, вряд ли можно рассчитывать на то, что фантазии подобного рода воплотятся в жизнь.

– Ты все еще не доверяешь мне?

– Доверяю. Но такой распутник, как я, не может устоять перед искушением проникнуть в женскую спальню.

Она мягко рассмеялась:

– Ты действительно закоренелый распутник. Поднимаясь вслед за ней по лестнице, он наблюдал за грациозным покачиванием изящных бедер, но детские голоса, доносившиеся с третьего этажа, действовали весьма отрезвляюще.

– Сюда, – показала Виктория. – Моя спальня на втором этаже.

Маленькая комната была очень опрятной, но практически пустой. Узкая кровать, комод и ночной столик – вот и вся обстановка.

Виктория достала из нижнего ящика коробку, поставила ее на кровать, открыла и ахнула:

– О Боже!

– В чем дело? – Он заглянул в коробку и увидел несколько детских рисунков и какие-то мелкие безделушки.

– Оно пропало!

– Пропало? – Неприятный холодок подозрения пробежал по спине Энтони.

Виктория подняла глаза:

– Я спрятала ожерелье в этой коробке. Я не могла его заложить – там золотое плетение в виде герба. Сомертон, клянусь, оно было здесь.

– Помнится, ты говорила, что не так глупа, чтобы хранить ожерелье в своем доме, – напомнил он, стремительно закипая от гнева.

– Разумеется, я так сказала. – В ее взгляде светилось отчаяние. – Мне просто не хотелось, чтобы ты устраивал тут обыск на глазах у детей.

Он почувствовал, что она говорит правду.

– Допустим. Кто мог войти сюда, пока тебя не было? Она пожала плечами:

– Дети, Мэгги, миссис Трамбл, которую ты нанял перед отъездом… Да кто угодно! Я никогда не запираю комнату.

– Кто-нибудь знал про ожерелье?

– Только Мэгги. – Виктория еще раз переворошила содержимое коробки. – Мэгги не могла его украсть. Она работает у меня уже восемь лет.

Внезапно дверь распахнулась и в спальню вбежала девочка.

– Мисс Тори, я забыла показать вам… – Заметив Энтони, она запнулась, потом звонко спросила: – Вы кто?

Энтони взглянул на девочку и судорожно ухватился за спинку кровати. Его мысли устремились к маленькому медальону у него в кармане – с ним он никогда не расставался. Это невозможно. Такого не может быть. Виктория не стала бы скрывать!

– Бронуин, ты ведешь себя невежливо. Это лорд Сомертон, он пришел… – Виктория мягко засмеялась, указывая на ожерелье, украшавшее шею малышки: – Вот за этим.

– Но я нашла это в коробке, на которой написано мое имя.

Энтони казалось, что он сошел с ума. Глядя на девочку, он видел перед собой маленькую Дженну. Они похожи как две капли воды. Не только внешне. В детстве у сестры был такой же звонкий голос, та же манера говорить.

– Извини, Бронуин. – Виктория сняла ожерелье с шеи ребенка. – Я хранила ожерелье для лорда Сомертона, пока он был в отъезде. Оно слишком дорогое для такой маленькой девочки, как ты.

Энтони собрал волю в кулак и, наконец, сформулировал из обрывков вопросов, вертевшихся у него в голове, один – более или менее связный:

– Сколько ей лет?

– Девять.

Энтони едва удержался на ногах. Не желая множить число несчастных незаконнорожденных детей, он всегда был чрезвычайно осмотрителен. Почти всегда. Десять лет назад, как и на этой неделе, он не думал о подобных вещах.

– Мисс Тори, – дрожащим голосом сказала Бронуин. – Это тот человек.

– Какой человек?

– Который мне снился. Он пытался забрать меня отсюда.

Виктория погладила девочку по голове:

– Нет, Бронуин, это не он. А теперь, пожалуйста, оставь нас с лордом Сомертоном вдвоем.

– Да, мисс Тори.

Некоторое время Энтони не мог оторвать глаз от двери, за которой скрылась Бронуин. Затем повернулся к Виктории:

– Почему ты не сказала мне? Она нахмурилась:

– О чем? Я понятия не имела, что ожерелье взяла Бронуин.

У Энтони в глазах потемнело от ярости.

– Меня не волнует это чертово ожерелье. Как ты могла не рассказать мне о ней? Почему ты молчала всю неделю?

Виктория обиженно посмотрела на него:

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он достал из кармана медальон, открыл его и протянул ей.

– Откуда у тебя ее портрет? – Виктория взглянула на медальон, и у нее задрожали руки. – Откуда?

– Это моя сестра Дженевра, или Дженна, как ее все называют. На портрете ей десять лет.

– Ты ошибаешься. Это Бронуин! Разве ты не видишь?

– Виктория, почему ты не сказала мне, что у меня есть дочь? – Энтони схватил ее за плечи и встряхнул: – Я имею право знать о ее существовании.

Она оцепенела:

– О Боже! Ты думаешь, она наша дочь? Наша с тобой?

– Разумеется! А чья же еще! – прорычал Энтони.

У Виктории подкосились ноги. Бронуин точно не ее дочь, значит…

– О небо! – воскликнула она. – Ты и она!

У нее словно пелена с глаз упала. Она вспомнила, как леди Уайтли предостерегала ее от общения с Сомертоном, потому что он не уважает женщин и приносит им одни страдания. Очевидно, леди Уайтли не желала, чтобы Сомертон узнал о том; что Бронуин – его дочь.

Он солгал. Виктория не была его первой женщиной. Леди Уайтли родила через семь месяцев после той роковой ночи. И Бронуин была очень здоровым младенцем, вполне доношенным.

Он солгал!

– Уходи, – прошептала она. – Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Уходи из моего дома!

Энтони схватил ожерелье и ринулся к двери:

– Завтра я вернусь за своей дочерью.

У Виктории перехватило дыхание. На этой неделе она уже потеряла двоих питомцев. И не намерена терять еще одного.

– Ты не посмеешь забрать ее у меня!

– Еще как посмею. Я сделаю для этого все. Дойду до принца-регента! Уж не думаешь ли ты, что он позволит моему ребенку прозябать в сиротском приюте!

– Убирайся! Чтобы ноги твоей не было в моем доме! – пронзительно закричала Виктория и запустила в него подушкой.

Энтони выскочил из комнаты и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Виктория рухнула на кровать, заливаясь слезами. Бронуин была ее любимицей, самым первым ее ребенком. Потом появились другие, тоже любимые. Но Бронуин занимала в ее сердце особое место. Она не может ее потерять.

Кроме того, потерять Бронуин – значит, потерять все: дом, остальных детей, смысл жизни. Без поддержки леди Уайтли дом содержать невозможно. Детей передадут в приюты. Мэгги придется искать другое место.

А сама она останется ни с чем. Просто окажется на улице. Скорее всего ей придется работать в борделе. Только на сей раз дело вряд ли ограничится уборкой комнат.