– Тогда и вы будете откровенны со мной? Она кивнула:
– Да, насколько возможно.
– Хорошо. Думаю, одной из самых больших моих ошибок было то, как я поступил с вами десять лет назад.
– Расскажите о чем-нибудь, чего я не знаю. Откинувшись на спинку кресла, Энтони задумчиво уставился в потолок:
– Иногда я выполняю поручения человека из правительства. Несколько лет назад я был во Франции. Лорд Селби и Трей, лорд Кесгрейв, помогали мне. Предполагалось, что я в определенный момент должен сообщить им некие сведения. Они решили покончить с делом раньше, чем ожидалось. Я не успел вовремя добраться до них. В результате погиб ребенок, а лорда Селби ранили.
– Но, по вашим словам, Селби и Кесгрейв поторопились. Вы же не могли предвидеть этого.
Энтони посмотрел на нее, покачал головой и закрыл глаза, чтобы не видеть осуждения, которое отразится на ее лице, когда она дослушает до конца.
– Я не успел, потому что остановился в трактире и… Боже, как трудно признаться в этом вслух!
– И?… – тихо произнесла Виктория.
– Со мной была женщина. Если бы я не задержался, то мог оказаться на месте раньше – до того как они начали действовать. И предупредил бы их о ребенке.
Она слегка наклонилась к нему и осторожно погладила его по ноге. Открыв глаза, он смотрел на тонкие пальцы, лежащие у него на колене. Что она делает с ним – физически и духовно? Он никогда не вдавался в подробности той давней истории и никому не сообщал, какого рода препятствия помешали ему добраться до Селби и Кесгрейва.
– Как жаль, – прошептала она. – Вы не знали, чем может обернуться ваша остановка.
– Это не меняет дела, не так ли?
Виктория откинулась на спинку кресла и медленно покачала головой:
– Нет, не меняет. И, кажется, я догадываюсь, почему вы приехали сюда. Поручение того человека из правительства?
Кому повредит, если он ответит честно, но коротко?
– Да.
Она улыбнулась, него сердце забилось значительно сильнее. Что такого в этой улыбке? Она мгновенно вызывает самые разнообразные мысли… все до единой – неприличные.
– «Да»? Это все, что вы можете мне сказать?
– К сожалению, так. Виктория, я не имею права разглашать информацию. – Энтони встал, наполнил два бокала бренди и один из них протянул ей. Настало время поменяться ролями. – Можно мне задать вам вопрос?
Она прикусила губу и сосредоточила взгляд на своем бокале.
– Да, конечно.
Он понимал, что не стоит сразу затрагивать слишком, личные темы, и начал с вопроса, казавшегося ему вполне безобидным:
– Кто научил вас читать?
Она быстро взглянула на него и отвела глаза:
– Да так, обычный человек.
– В таком случае, откуда такая таинственность?
Он расспрашивал ее не из праздного любопытства. По определенным причинам он не сомневался – то, что произошло, повлияло на ее жизнь. Теперь ему нужно было понять, насколько драматичным оказалось это влияние.
– Меня научила женщина, с которой мы жили в одном доме.
– То есть миссис Перкинс?
– Нет, она умерла, когда мне было шестнадцать, – ответила Виктория, но тотчас прикрыла рот рукой и густо покраснела.
– И чем же вы занимались после смерти миссис Перкинс?
Виктория закрыла глаза. Она уже наговорила лишнего, однако Сомертон раскрыл перед ней какую-то часть своей жизни, и она вынуждена ответить тем же. А если, узнав неприглядную правду, он брезгливо отвернется и уйдет? В таком случае можно будет отдохнуть от постоянной борьбы с его проклятой привлекательностью.
– У миссис Перкинс не было родных. Однажды утром я обнаружила, что она умерла, и позвала человека, который забрал ее.
Сомертон нахмурился:
– Какого человека?
– Охотника за трупами. – Она искоса взглянула на него. – Он заплатил за тело. И эти деньги помогли мне еще три месяца прожить в ее доме.
– Почему вы не ушли оттуда?
Виктория повернулась и с укором посмотрела на Энтони:
– Вы шутите? У меня было только два пути – либо до последнего оставаться на прежнем месте, либо отправляться торговать собой на улице. Я пыталась найти какую-нибудь работу. Но кому нужна девушка без рекомендаций? Только мужчинам – для их собственного удовольствия. В таком случае отсутствие опыта даже приветствовалось.
– Я не хотел вас обидеть, – пробормотал Энтони, отводя глаза. – А что произошло через три месяца?
Ох, какой опасный вопрос! Сомертон часто посещает заведение, расположенное по соседству с приютом, поэтому необходимо отвечать с особой осторожностью.
– Я стала работать в борделе, – нехотя призналась Виктория.
Сомертон посмотрел на нее:
– Я знаю, что это ложь. Вы были девственницей, когда я… мы…
– Когда мы занялись любовью, Сомертон.
– Я бы назвал это несколько по-иному. – Он встал и принялся мерить шагами библиотеку.
Виктория наблюдала за ним. Судя по всему, подробности ее жизни произвели на него отталкивающее впечатление. Однако на ее отношение к Сомертону, кажется, уже ничто не способно повлиять. Даже когда он рассказывал о гибели ребенка, ей хотелось только одного – утешить его. Обнять покрепче и облегчить боль. И она не желала, чтобы он испытывал к ней отвращение. Нужно объяснить ему, чем она занималась у леди Уайтли.
– Разве я говорила, что была проституткой? Просто сказала, что работала в борделе. Я убиралась в комнатах.
Он остановился у дивана и смял в руках обивку.
– Почему хозяйка заведения согласилась на это? Она могла получать большие деньги за ваши молодость и красоту. И очень выгодно продать вашу девственность.
– Хотите верьте, хотите нет, она была доброй женщиной и не принуждала девушек делать то, к чему они еще не готовы. Она только сказала, что позволит мне работать наверху, если я передумаю.
– Значит, после того как мы с вами, по вашему образному выражению, «занимались любовью», вы отправились работать наверх?
Виктория лихорадочно пыталась сообразить, что ответить, но, в конце концов, правда вырвалась наружу:
– Нет, я никогда не работала наверху.
Кажется, это заявление окончательно вывело его из себя. Выделяя каждое слово, он задал сакраментальный вопрос:
– Тогда каким образом вы получили возможность жить в собственном доме?
– За дом плачу не я.
– Ну, разумеется, – с отвращением пробормотал он.
– Почему вы так разволновались? Я вам никто.
– Вы правы, – согласился он и вышел из библиотеки. Виктории хотелось кричать от отчаяния. Всякий раз, когда ей казалось, что они вот-вот начнут доверять друг другу, между ними возникала какая-то преграда. В этом есть доля ее вины. Но она не может нарушить обещание. А он? Совершенно невыносимый человек. У него нет никакого права допрашивать ее. Она всю жизнь только и делала, что боролась за существование, а этот баловень судьбы с рождения купался в роскоши.
Очевидно, она никогда его не поймет.
Так и не притронувшись к бренди, Виктория оставила бокал на столе и направилась в свою комнату, по дороге продолжая размышлять о Сомертоне. Интересно, есть ли на свете человек, с которым он разговаривает более или менее откровенно? И почему его так занимает ее жизнь? Ведь она для него никто. Через неделю они расстанутся, а их общение сведется к редким случайным встречам у общих знакомых.
От этой мысли у Виктории сжалось сердце. Неужели она будет видеть Сомертона только один-два раза в год? Ей хотелось помочь ему разглядеть то хорошее, что наверняка еще оставалось где-то в тайниках его души. Но если он не может быть честным с ней, на что надеяться?
Виктория остановилась перед дверью их комнаты.
На что надеяться, если она сама не может быть честной с ним?
Энтони медленно вошел в спальню и с облегчением вздохнул, когда увидел в постели спящую Викторию. Он быстро снял вечерний костюм и осторожно забрался под одеяло, стараясь не разбудить ее. Она, не просыпаясь, повернулась к нему лицом.
Он не мог оторвать от нее глаз. Черты ее лица во сне смягчились, губы слегка приоткрылись. Она доведет его до сумасшествия. Сколько бы он ни пытался сдерживать себя, желание обладать ею превосходило все мыслимые пределы. Ни одной женщине до сих пор не удавалось привести его в такое состояние. По правде говоря, он сознательно затевал с ней споры, единственно для того, чтобы вбить клин между собой и ею. Потому что если она хотя бы намеком поощрит его, он не выдержит и мигом превратит ее из мнимой любовницы в самую настоящую.