О том, как восприняло это происшествие руководство страны, рассказал в своей книге “Атомный подводный” Главнокомандующий ВМФ адмирал флота Владимир Николаевич Чернавин, последний Главком ВМФ Советского Союза. Он пишет:

“Командир корабля капитан второго ранга Британов доложил нам о пожаре на “К-219”, когда уже стало ясно, что локализовать огонь не удается и стратегическая лодка, вынужденно нарушив свою скрытность, всплыла на поверхность. Получив первый сигнал об аварии, я, как можно более срочно, сделал доклад министру обороны С.Л. Соколову. Он спросил обеспокоенно:

- А что там случилось и как?

- Еще не знаю, разбираемся, - ответил я.

- Разбирайтесь!

Разговор получился короткий, довольно спокойный. Хотя я себя чувствовал отвратительно. Надо же, такая неприятность, подобных аварий у нас давно не случалось и, конечно, входить в должность с таким происшествием — не позавидовать самому себе.

Продолжал докладывать министру обороны о том, что нам становилось известно. Создал группу из флотских специалистов и Специалистов промышленности, которая по мере поступления Информации вырабатывала рекомендации и меры по спасению корабля. Вдруг мне позвонили из секретариата ЦК:

- Завтра в 10 часов будет заседание Политбюро, где Вас будут слушать по поводу аварии на подводной лодке. Ваш вопрос значится первым. Необходимо подготовить короткий доклад.

Я, разумеется, не предполагал, что меня будут слушать. Воспринял это с беспокойством, но понимал, что тяжесть аварии соответствует вниманию такого уровня. Лодка стратегическая, на борту 16 ракет со спецзарядами, ядерные торпеды, два реактора. Случилась неприятность недалеко от США, да еще накануне встречи М.С. Горбачева с Р. Рейганом в Рейкьявике. То есть политический резонанс может быть весьма серьезным. Свою задачу, готовясь к заседанию Политбюро, я видел в том, чтобы коротко, доходчиво, без специальных подробностей рассказать на основе той информации, которой мы располагали, что же произошло на атомоходе. Так и сделал. Слушали меня очень внимательно и, как я убедился, с пониманием, о чем идет речь. Об этом свидетельствовали и задаваемые вопросы. На Политбюро даже спрашивали об опасности выделения водорода из аккумуляторных батарей. Я пояснил, что водород, смешиваясь с воздухом, образует гремучий газ...

Вопросы задавали М.С. Горбачев, Н.И. Рыжков, Е.К. Лигачев, Л.Н. Зайков, Ю.Д. Маслюков. Я говорил, что сейчас главное не дать подводной лодке затонуть. Опасность в том, что горящие отсеки задраены, поэтому бесконтрольны, так как на лодке, к сожалению, нет приборов, по которым можно было бы следить за состоянием покинутого личным составом отсека. Пожар же в отсеке страшен еще и тем, что выгорают сальники многих забортных устройств и возникает возможность поступления воды из-за борта. Все всё понимали, обстановка была деловой, спокойной, что, конечно, позволяло более взвешенно и обстоятельно анализировать ситуацию. Довольно спокойно вел себя в этой критической для Вооруженных Сил обстановке министр обороны. Я сам ему звонил дважды в день. Иногда ему приходилось давать долгие объяснения... На следующий день меня опять слушали на Политбюро.

А в третий раз я докладывал членам Политбюро, когда лодка уже затонула. Все внимание было сосредоточено на вопросах: безопасны ли торпеды, ракеты, реакторы? Насколько вероятен ядерный взрыв, взрыв реактора? Каковы могут быть масштабы радиоактивного заражения? Я давал теперь уже подробные разъяснения. Для анализа обстановки привлекались ученые самого высокого ранга. Там же рассматривался вопрос об официальном сообщении. Как известно, оно было кратким.

Для выяснения причин аварии и гибели лодки была создана Государственная комиссия во главе с членом Политбюро Л.Н.Зайковым. Но, какова бы ни была первопричина аварии, далее командир и экипаж допускали много ошибок, и, прежде всего, не сумели локализовать пожар, допустили его развитие и загазовывание всего корабля токсичными продуктами сгорания. Еще перед выходом в море у них случились незначительные утечки окислителя в одной из шахт. Неисправность устранили, не придав особого значения. Когда окислитель проявил себя в море, они посчитали, что это еще не авария, что снова возникла неисправность, которую уже устраняли. Было упущено время, а далее авария развивалась неудержимо. Но и потом можно было избежать многих ошибок. В частности, лишь потому, что не были приняты меры предосторожности, некоторые моряки получили отравление.

В общем. Государственная комиссия пришла к выводу, что в аварии и ее последствиях вина личного состава превалировала”. Гибель “К-219” стала первой военной катастрофой эпохи перестройки. Однако уроки Чернобыля советскими руководителями уже были усвоены. Москва незамедлительно поставила в известность Вашингтон, что произвело благоприятное впечатление за океаном. “Если бы Горбачев сохранил стандартную для Советского Союза секретность и опровергал катастрофу вопреки очевидным фактам, он, возможно, породил бы недоверие к встрече в верхах”, - писала в те дни газета “Нью-Йорк Таймс”.

Основание для построения еще одной гипотезы о причине гибели лодки дает сообщение из американской прессы. 05 октября 1986 года газета “Вашингтон Пост” сообщила: “Американские специалисты-подводники подтвердили, что еще до того, как Горбачев известил Рейгана о случившемся, Соединенные Штаты уже знали о происшедшем на советской подводной лодке. Хотя они и не пожелали раскрыть детали относительно того, кто первым передал сообщение об аварии. Вероятно, оно поступило от американской субмарины, осуществляющей слежение за советской подводной лодкой. Такое слежение - обычная практика”.

Позднее в американских газетах появилась информация, что в первой половине октября 1986 года “атомная подводная лодка ВМС США в ходе патрулирования в Атлантическом океане получила повреждение корпуса в результате столкновения с подводным объектом и прибыла в порт приписки Нью-Лондон (штат Коннектикут) для ремонтных работ в сухом доке”. В статье уточнялось, что выявленные повреждения касались носовой донной части корпуса и обтекателя гидроакустической станции. Странные повреждения обнаружены и на корпусе “К-219”. После всплытия лодки старший помощник командира капитан третьего ранга С.Владимиров и штурман Е.Азнабаев заметили вдоль левого борта — от аварийной шахты в сторону кормы — двойную борозду, отливающую металлическим блеском. Ее могла провести оторванная взрывом крышка ракетной шахты. Но не исключено, что борозду оставила и пришедшая в непосредственное соприкосновение с нашей субмариной иностранная подводная лодка.

Вероятность столкновения с американской подлодкой косвенно подтверждается еще одним обстоятельством. Вопреки обыкновению, американские военные не стали поднимать шума по поводу катастрофы советского атомохода в водах Атлантики. “Офицеры Пентагона ведут себя так, будто существует взаимная заинтересованность США и СССР не трезвонить на весь мир о потере советской субмарины”, - с нескрываемым удивлением отмечал журналист лондонской “Тайме”.

Насколько реально подобное столкновение под водой?.. Через шесть лет после катастрофы “К-219”, 11 февраля 1992 года, в советских территориальных водах Баренцева моря произошел следующий инцидент. Американская атомная лодка “Батон Руж” водоизмещением 6 тысяч тонн, вооруженная ракетами “Томагавк”, занималась сбором разведывательной информации о военно-морской активности в этом районе. Трудно сказать, вела ли “Батон-Руж” слежку за нашим атомоходом типа “Сьерра” или, наоборот, он “пас” американцев, но в какой-то момент оба корабля попали в зону акустической “тени” и столкнулись. На корпусе нашего атомохода остались детали с клеймом “Сделано в США”, так что Пентагон не мог отрицать свою причастность к происшествию. Характерно, однако, что его представитель Б.Холл признал: прежде, чем инцидент был предан огласке, данный вопрос обсуждался госсекретарем Д. Бейкером на встрече с российским президентом. Не было ли подобного предварительного обсуждения и после гибели “К-219”?..