– Я так и знала, – заговорила я, торопливо натягивая платье. – Даже из квартиры не успели выйти… Вечно все вот так заканчивается. Люди причиняют друг другу боль… Люди бросают тебя… Люди умирают… Это даже не стоит… Ох, не слушай меня!

Шон Райан обнял меня одной рукой. Я выскользнула из-под нее и наклонилась за туфлями.

– Завтрак тебе не поможет?

Я покачала головой.

– Пожалуйста, отвези меня в отель, ладно?

Вечером мы с Канноли вылетели в аэропорт Логан, а потом я провела бессонную ночь у себя в квартире. Когда на следующее утро я приехала в Дом прощаний, где должно было проходить прощание с телом Эстер Уильямс, София уже ждала меня на стоянке. Мы заперли свои машины и направились к задней двери. Меня затошнило.

– Спасибо, – поблагодарила я сестру. – Это Марио попросил тебя приехать?

– Нет, – ответила София. – Я сама так решила.

София позвонила, и какой-то человек открыл нам дверь.

– Заходите, девочки, – сказал он. – Она ждет вас в бальзамировочной.

Мне хотелось повернуться и убежать – так же, как убегал со свадьбы Майлз, но я глубоко вздохнула и заставила себя идти вперед. Дом прощания с умершими был выстроен в старом викторианском стиле. Здесь были дорогие деревянные полы и молдинги с замысловатой резьбой. Сама же бальзамировочная комната была прохладной и стерильной. Шкафы из нержавеющей стали, огромная стальная раковина и дренажная канавка посреди белого, покрытого кафелем пола.

Когда мы туда вошли, я поежилась. Эстер Уильямс уже лежала в гробу. Выкрашенный снаружи в цвет авокадо гроб был покрыт изысканной резьбой, а изнутри обит мягким бледно-розовым шелком. На обивке крышки с внутренней стороны была вышита более темная роза. Сейчас крышка была поднята, и роза смотрела в комнату, но как только крышку опустят, роза окажется прямо у носа Эстер Уильямс.

Я надеялась, что смогу воспользоваться своим пистолетом для распыления косметики или хотя бы основы под макияж, чтобы мне не пришлось много прикасаться к умершей. Но сейчас я поняла, что это едва ли возможно, потому что с пистолетом я испачкаю обивку. Раздвинув ножки моего кейса с косметикой, я пристроила его на полу возле гроба. Руки у меня тряслись от страха.

Эстер Уильямс облачили в ярко-розовое платье, в котором она миллион раз приходила в салон. Платье было узким и имело низкий вырез, и Эстер Уильямс называла его платьем «охотницы за мужьями». Без Эстер Уильямс «Салон де Лючио» уже никогда не будет прежним. Мне все еще не верилось, что она умерла. Эстер Уильямс всегда была для меня одной из самых живых женщин, полной энергии и истинной красоты, которая так и рвалась изнутри наружу.

Должно быть, я довольно долго стояла не двигаясь, потому что София сказала:

– Ну ладно, я начинаю. – Заглянув в мой кейс, она вынула оттуда треугольный пористый спонжик. Дотронувшись пальцем до круглой черной коробочки с основой под макияж, София спросила:

– Какой у нее тон? Наверное, оттенок NW25?

Я молча кивнула. София начала медленно, осторожно покрывать основой даже не лицо Эстер Уильямс, а ее шею, зону декольте и верхнюю часть рук.

– Как ты выдерживаешь это? – спросила я.

– Это не так уж и страшно, – пожала она плечами. – Я просто представляю, будто крашу себя, и стараюсь думать о том, что я бы хотела выглядеть получше, когда много людей будет смотреть на меня.

Пошарив в кейсе, я отыскала щипцы для завивки волос. Оглядев стену, увидела розетку и вставила туда штепсель.

– Иногда, – продолжала София, – гроб ставят высоко, и тогда меня просят накрасить лишь половину лица – ту, которую будет видно. То же самое с волосами.

– Но это же ужасно! – воскликнула я. – Эстер Уильямс это было бы неприятно. Мы должны сделать все как следует.

– Я так всегда и поступаю, – сказала София. – Так папа учил меня и Марио.

– Какой же глупой я была! – вздохнула я. – Ведь я всегда так завидовала, когда кто-то из вас отправлялся с папой приводить труп в порядок. Правда, одной зависти оказывалось маловато, и я все-таки не решалась пойти с вами. – Я снова вздохнула. – Ну ладно, все в порядке. Я начну с этого места.

Я нанесла основу под макияж большой кисточкой, а затем прошлась по коже матовой пудрой, чтобы косметика продержалась на ее лице во время поминок и до похорон. Затем я добавила немного сухих румян, которые, насколько мне известно; идут всем, даже мертвецам.

Я так и слышала, как Эстер Уильямс говорит:

– О'кей, а теперь сделай-ка мне глаза.

Я вынула из кейса и разложила на полочке все необходимое для того, чтобы сделать ее глаза незабываемыми. Цветные кремообразные тени для век оттенка «мерцание кофе мокко», стойкий гель для подчеркивания глаз от Бобби Брауна чернильно-черного оттенка и самонаклеивающиеся ресницы. Вдобавок ко всему этому очень черная тушь от «Мэйбеллин».

Тюбик помады от «Ревлон» оттенка «джентльмены предпочитают розовый» я тоже положила на полочку – помада должна была стать последним штрихом. Если в той жизни существуют мужья, то я хотела бы, чтобы Эстер Уильямс нашла себе мужа сразу же. Я глубоко вздохнула. Вынув одноразовую кисточку для нанесения теней, я окунула ее в «мерцание кофе мокко» и оперлась одной рукой о край гроба. Другой рукой я потянулась к веку Эстер Уильямс.

Когда я к нему прикоснулась, оно шевельнулось.

Я закричала. И продолжала кричать довольно долго.

– Что случилось? – спокойно спросила София, когда я замолчала.

– Оно шевельнулось, – прошептала я. – Ее веко шевельнулось.

– Не бойся, – невозмутимо промолвила София. – Это всего лишь воск. Его использовали, чтобы восстановить часть ее лица. – Подойдя поближе, София прикоснулась рукой в веку Эстер Уильямс, а затем провела пальцем по ее нижней губе. – Смотри, здесь тоже воск. Должно быть, она упала, когда у нее случился сердечный приступ. Может быть, ее вырвало в туалете, она ударилась, и понадобилось некоторое время, чтобы найти тело. Иногда кислота…

Я резко повернулась, и меня вырвало в большую раковину из нержавеющей стали. Я молча вышла и стала ждать Софию на улице.

София отдала мне мой кейс.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Все отлично, – сказала я. Я сидела на газоне у края стоянки, прислонившись в большому клену. Когда мои ноги шевельнулись, первые упавшие листья этого лета тихо зашуршали. – Спасибо тебе.

– Не волнуйся, – успокоила меня София. – Она выглядит отлично.

– Поверю тебе на слово. София улыбнулась.

– Хочешь, я поеду к тебе? – предложила она. Я покачала головой.

– Да нет, через пару минут я приду в себя.

София опустилась на землю рядом со мной. Я подвинулась, чтобы и она тоже смогла прислониться к стволу клена.

– Крейг уезжает к себе в Бостон, – сообщила она. – Его арендатор освободит квартиру в конце недели.

Я промолчала.

– Это была его идея, но, думаю, мы расстались бы в любом случае. К тому же с тобой куда веселее.

– Да уж, – кивнула я. – Особенно сегодня.

– Прости меня, – проговорила София. – Мне очень жаль.

Я обняла ее, и она положила голову мне на плечо.

– Ты жалеешь о том, что у тебя нет собственных детей? – спросила София.

– Даже не знаю… Но вот о чем я действительно жалею, так это о том, что позволяла Крейгу принимать за меня решения.

София вздохнула.

– Марио хочет отправить меня в Нью-Йорк, – сказала она. – Там я смогу работать полный день в одной из сетей. Они с Тоддом говорят, что в Бостоне рынок слишком мал, а они хотят расширяться. Об Атланте они тоже поговаривают.

– Это же замечательно! Тебе пойдет на пользу такое расширение горизонтов. – Оттолкнувшись от ствола рукой, я поднялась. – Знаешь, я не думала, что смогу когда-нибудь простить тебя, однако я это сделала. Я тебя люблю. Но если ты еще позволишь себе сделать что-то в этом же роде…

– Нет-нет, – перебила меня София. – Обещаю. – Она тоже встала и обняла меня.

Я отвернулась, чтобы она не ощутила моего дыхания. На стоянку въехал зеленый «приус». Мое сердце забилось как бешеное, но разум подсказывал мне, что в Марш-берри далеко не один зеленый «приус».