Едва ли не первым человеком, которого я увидела, подойдя к нужному мне выходу, оказалась моя мать. На ней был костюм для путешествий – розовые теннисные туфли и турецкий спортивный костюм – а губы были традиционно накрашены ее любимой красной помадой.

Я с удовлетворением отметила, что цвет ее волос слегка изменился. Возможно, она все-таки стала пользоваться краской «Грей шик» от «Л'Ореаль», которую я предложила ей три года назад. Моя мать из тех женщин, которые носят седину как знак большого успеха. Я сказала ей: ну хорошо, делай, как знаешь, но хотя бы закрась желтизну с помощью оттеночного шампуня – подойдет «Уайт вайлет» от Артек, а большей яркости волосам можно придать с помощью полупрозрачного «Шер кристалл» от того же «Л'Ореаль».

Когда мы обнялись, моя сумка на ремне оказалась зажатой между нами.

– Мне очень жаль, правда, – сказала я. – Надо было позвонить тебе, чтобы узнать, каким рейсом ты летишь. Мы же могли вместе приехать в аэропорт.

Мама бросила беглый взгляд через плечо, а потом, повернувшись ко мне, пожала плечами.

– Мы все люди занятые, – вымолвила она.

Я знала, на какую кнопку надо нажимать, имея дело с мамой.

– Все дело в том, что я специально попыталась воспользоваться собственным одиночеством, – сказала я. Тут Канноли высунула голову из моей сумки.

– Понятно, – кивнула мама.

– Видишь ли, я не хочу становиться одной из тех женщин, которые готовы всю жизнь ждать мужчину, вместо того чтобы взяться за дело и начать заново строить свою жизнь.

Мама улыбнулась. В толпе позади нее я разглядела знакомую блестящую голову.

– Ого! – воскликнула я. – Не смотри туда, но, кажется, папа летит тем же самолетом.

– Чао, Белла! – пару мгновений спустя услышала я голос отца. Обняв маму, он вручил ей один из двух сливочных рожков, которые держал в руке. Рожки были ванильными, посыпанными шоколадной стружкой – почему-то в Бостоне все называют их джиммиз.

– Сладости для сладких, – проговорил отец.

Мне показалось, что мама хихикнула в ответ, но вокруг стоял такой шум, что, возможно, мне это только послышалось.

– Хм, – хмыкнула я, глядя на второй рожок, который папа все еще держал в руке. – Выглядит заманчиво.

Папа не сводил с мамы глаз.

– Кажется, нам через три выхода налево, – сказал он.

– Вот оно что, Лоренс Майкл Шонесси! – проговорила мама. – Выходит, ты помнишь джиммиз.

– Что ж, Мэри Маргарет О'Нилл, – произнес отец, – это, конечно, не совсем то, что мы ели в Тоскане. Но я готов спорить на альбом моего любимого Дина Мартина, что в Атланте мы сможем найти то что нужно.

– Разве Дин Мартин – итальянец? – спросила я.

– Урожденный Дино Крочетти, – сообщила мне мама.

Папа буквально расцвел, глядя на нее.

– Все великие романтики – итальянцы, – сказал он. Настала очередь мамы сиять, как медный грош. Все эти лучезарные улыбки начинали действовать мне на нервы. Папа вырядился в спортивный костюм оранжевого цвета с ярко-голубыми лампасами. Красный cornicello в золотой оправе на толстой золотой цепочке, висевший на его шее, как-то не очень гармонировал с его нарядом, а черные теннисные туфли, украшенные светящимися зелеными полосками, добавляли пестроты этому цветовому взрыву.

– Bay! – воскликнула я. – У меня такое ощущение, что вы оба для нас потеряны.

Мои родители продолжали наслаждаться мороженым, глядя друг на друга.

Я искоса посмотрела на них.

– Вы ведь не сошлись снова, нет? – полюбопытствовала я.

– Между прочим, пора бы тебе знать, что именно поэтому такие вещи называют личной жизнью, – заметила мама.

– Послушай, а не собака ли у тебя прячется в этом рюкзаке, а? – спросил отец.

– Ну ладно, – бросила я. – Не буду больше задавать вопросов. К тому же мне необходимо присесть.

– Вот и отлично, дорогая, – чуть ли не хором произнесли эти двое.

Как только я нашла себе местечко, где они не могли меня слышать, я усадила Канноли себе на колени и тут же позвонила Марио на мобильник.

Он ответил на второй гудок.

– Только не говори, что ты опоздала на самолет, – услышала я в трубке.

– Да ничего подобного, – сказала я. – Я даже слишком рано приехала. Что скажешь на это?

– Ты потеряла собаку?

– Не издевайся. Лучше догадайся, почему я тебе звоню? Ты ни за что мне не поверишь. Мама и папа летят этим же рейсом.

– Ого! Но ты не очень-то удивляйся этому, потому что они скорее всего просто заключили сделку, – помолчав, предположил Марио.

– И похоже, обоих эта сделка вполне устраивает, – заметила я. – Можешь мне поверить. Больше того, у меня сложилось впечатление, что они флиртуют друг с другом.

– Что ж, хорошо хотя бы то, что они ведут себя по-человечески, – сказал Марио. – А вдруг папа и есть тот самый парень, которого мама обещала привезти на свадьбу?

– Забавно, если это так. – Я взглянула на часы. – Слушай, а как там дела в Атланте?

Марио рассмеялся.

– Да тут у нас было настоящее приключение. Один из дядюшек Эми вчера затащил нас на импровизированный мальчишник в большой стрип-клуб Атланты.

– Для геев или натуралов? – полюбопытствовала я.

– Ха! – бросил Марио.

Я попыталась понять по его тону, что должно было означать это «ха».

– Слушай, они нормально относятся к вам с Тоддом?

– Все о'кей, здесь все нормально относятся к геям. А вот северян они ненавидят.

– Марио, прекрати!

– Да я не шучу! Повсюду можно увидеть множество безвкусных маленьких флажков конфедерации. Такое ощущение, что люди здесь все еще участвуют в гражданской войне.

– Кто их знает, – заметила я.

– Знаешь, я слышал, что на вечеринке будут подавать бамию.

– Только не это! – воскликнула я. – Неужели нам придется ее есть?

– Эндрю здесь все называют Бас-Тин,[32] – сменил тему разговора Марио.

– А как называют вас с Тоддом?

– Бас-Тин. Или подружками. В зависимости от ситуации.

– Боже мой! – вздохнула я. Тут в зале объявили:

– Начинается посадка на рейс 65, следующий в Париж через Атланту. Мы приглашаем в самолет пассажиров первого класса, пассажиров с маленькими детьми, а также тех, кому необходимо побыстрее занять место.

– Ну все, Марио, – сказала я. – Мне пора идти. Начинается посадка.

Отключив телефон, я убрала его в сумку.

– Прости, Канноли, но пришла пора снова отправлять тебя в рюкзак, и тебе придется посидеть там, пока я не придумаю, как тебя оттуда вызволить.

Засунув собаку в рюкзак и пристегнув ремни безопасности к ошейнику Канноли, я застегнула молнию. Несколько человек в деловых костюмах с кейсами в руках направлялись к стюардессе, которая собирала посадочные талоны у пассажиров первого класса.

Неожиданно один из этих людей оглянулся и помахал мне рукой.

Это был Шон Райан.

Если бы можно было дойти до Атланты пешком, я бы это сделала. Я бы даже села в самолет, который снимали в фильме «Змеи в самолете», если бы это избавило меня от необходимости лететь моим рейсом. Потому что я предпочла бы терпеть всех этих ядовитых тварей, медленно выбирающихся из полок над головами и сползающих на пассажиров, чем оказаться в одном самолете с Шоном Райаном.

Если бы только был способ проникнуть на мое место, минуя первый класс! И кто только придумал устраивать места для пассажиров первого класса в самом начале первого салона? Из окон терминала я видела самолет – это был один из гигантских лайнеров, так что в нем скорее всего не один, а два прохода между рядами. Это означало, что мои шансы оказаться в том проходе, возле которого сидит Шои Райан, составляли один к двум.

– Начинается посадка в зону Е. – Голос диспетчера, делающего объявления, прозвучал так громко, что я вздрогнула. – Мы просим вас оторвать корешок посадочного талона и держать его наготове для предъявления при посадке в самолет.