Доев яблоко, я взглянула на радиоприемник с часам и, стоявший возле кровати. Должно быть, именно в этот момент невеста идет по проходу церкви к алтарю. Надеюсь, действие вина еще не кончилось, иначе какой же что будет стыд, если позывы к рвоте начнут мучить ее у алтаря! Интересно, подумала я, Джон все-таки успел получить свои брюки?

Я дошла уже до того, что была готова вот-вот пуститься в плавание по туманным воспоминаниям о моем собственном венчании. Но, честно говоря, такое плавание меня не устраивало, поэтому, тряхнув головой, я решительно отогнала эти мысли. Я еще раз выглянула в окно, надеясь увидеть там хоть кого-нибудь, напоминающего няню, хотя, признаться, и понятия не имела о том, как она, а возможно, даже он, выглядит.

Кулинарное шоу, должно быть, сменилось рекламой, потому что дикие дети ворвались в комнату, вскочили на кровать и принялись скакать по ней, визжа и вопя что есть мочи. Странно, но никто и не подумал постучать в дверь или позвонить, чтобы пожаловаться на шум. Вероятно, номер для новобрачных был звуконепроницаемым. Интересно, подумала я, указывается ли это в рекламе номера.

От всех этих воплей у меня разболелась голова. Быстро прикинув, сколько мне заплатили и сколько прошло времени, я пришла к выводу, что заработала еще и на прибавку.

– Эй! – крикнула я. – Хотите, чтобы я вас подкрасила перед прогулкой?

Дикие маленькие дети пристегнулись на узком заднем сиденье моего «фольксвагена-жука». Я ехала ну просто очень медленно, потому что была абсолютно уверена, что детей следует возить на специальных сиденьях.

Я посмотрела на детей в зеркало заднего вида. Честно говоря, эти их полосатые рубашки поло не слишком-то подходили для свадебной церемонии, однако косметика все же придала им праздничный вид. Детишки вовсю хохотали, когда я распыляла на их личики тональный крем из своего пистолета. Особенно это развеселило маленького мальчика. В остальном я была очень аккуратна с косметикой и постаралась, чтобы дети не стали похожи на этих ужасных расфуфыренных детей, которых буквально заливают гримом перед праздниками.

В конце Фронт-стрит я повернула налево. Самое смешное состояло в том, что я понятия не имела, где проводится прием. Правда, если для большого города подобное незнание и может стать проблемой, то в Марш-Перри есть всего три места, заслуживающих внимания, так что я была уверена в успехе. Ну разумеется, если только они не уехали из города, но об этом я старалась не думать.

Я снова посмотрела в зеркало заднего вида на малышей.

– Ну как там у вас сзади дела? – спросила я тем нелепым голосом, который появляется даже у более опытных нянек, когда они заговаривают с детьми.

Ни один из них не отозвался.

– Рада это слышать, – сказала я тем же голосом.

С Бич-Роуз-роуд я свернула направо и покатила к яхт-клубу. Миновав стоянку, я проехала прямо к залу для приемов. Припарковав машину, вынула ключи зажигания из замка, вышла и подошла к двери. Приподнявшись на цыпочки, я заглянула в окно зала. Пусто.

– Ставлю пять баксов, что мы найдем их со следующей попытки, – сказала я, снова сев за руль.

– Десять, – сказал один из маленьких дикарей.

– Ого, вот что ты, оказывается, знаешь! – воскликнула я. – Ты даже говорить умеешь!

После этих моих слов дети снова завопили. Я открыла окно, надеясь, что уличный шум частично поглотит шутки. Мне очень хотелось опустить откидной верх, потому что день был чудесным, но я опасалась нанести кому-нибудь из детей травму, если вдруг машина резко затормозит. Я бы очень хотела избавиться от маленьких дикарей, но не меньше мне хотелось получить деньги. А если что-то случится с детьми, то родственники невесты, возможно, потребуют частичную компенсацию.

Я подала назад, а затем свернула налево на Иннер-Харбор-лейн. Стоянка таверны «Олд Маршберри» была забита машинами.

– Бинго! – сказала я.

– Я выиграл, – раздался позади меня голос одного из диких детишек.

Я подогнала машину как можно ближе ко входу в заведение. Свое окно я оставила приоткрытым, чтобы в машину поступал свежий воздух, и тщательно заперла дверь. Вообще-то запирать детей в машине незаконно, однако у меня было существенное оправдание: не думаю, что более законным было оставить их на мое попечение на время торжественной церемонии.

– Я быстро, – пообещала я.

Едва ли не первым человеком, который попался мне на пути, оказалась посаженая мать.

– Вы уж меня простите, – начала я, – но няня так и не пришла…

Она оглянулась назад через плечо. С минуту я думала, что посаженая мать хочет убежать от меня, но потом она вновь повернулась ко мне.

– Еще два часа, – попросила она. – Сколько вы хотите?

Даже я понимала, что для моего самоуважения пагубно провести субботний вечер в качестве бебиситтера.

– Мне очень жаль, – сказала я.

Покачав головой, она направилась вместе со мной к машине. Увидев ее, дети принялись визжать.

Посаженая мать даже не поблагодарила меня. Не думаю также, что она обратила внимание на косметику на лицах детей, а ведь я вложила в приукрашивание лиц ее дикой молодой поросли немало сил. Заглянув в машину, она отстегнула ремни и поволокла детей за собой в таверну.

– Всего доброго! – крикнула я ей вслед.

Через мгновение дверь таверны «Олд Маршберри» распахнулась, и на пороге появился отец невесты. К груди он прижимал Прешес, а между рукой и собакой видyелась солидная пачка денег. Быстро приблизившись ко мне, отец невесты сказал что-то о постановлении совета по здравоохранению. А может, о потаскухе, совести и обогащении.

После этого он всучил мне Прешее, все еще одетую в василькового цвета платьице с брошкой.

– Усыпите ее, – сказал он. Или «Увезите ее»?

Прешес расположилась на моем кейсе с косметикой, который я поставила на пассажирское сиденье моего «фольксвагена-жука», чтобы собачка могла смотреть к окно. Мы обе смертельно устали, поэтому я предложила ей выпить воды из своей бутылки. Она не обронила ни капли. А ведь я понятия не имела о том, что собак можно научить пить воду из бутылки. Я внимательно огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что ни одна из машин не трогается с места, ведь поводка-то у меня не было. После этого мы решились прогуляться по стоянке, чтобы Прешес могла сделать свои делишки. Возможно, это лишь шутки моего воображения, но мне показалось, что собака благодарна мне за прогулку. А через некоторое время у меня появилось чувство, что между нами возникла связь.

Потом я решила, что Прешес, должно быть, хочется сделать то же самое, что всегда делаю я, как только возвращаюсь домой после свадебного приема, – снять с себя нелепое, неудобное платье. Поэтому я наклонилась, чтобы расстегнуть брошку. Прешес зарычала.

– Bay! – воскликнула я. – Да не злись ты! Я только хотела предложить…

В течение нескольких последующих минут мы просто посматривали друг на друга. Я не знала, что это за порода, потому что вообще ничего не знала о собаках. Прешес на вид весьма напоминала белку-летягу, если не считать ушей. Уши у нее были, как у летучей собаки. Мне было интересно, что она обо мне думает. Может, ей тоже кажется, что у меня уши, как у летучей собаки?

Я посмотрела на часы. Мне пришло в голову, что если я поглазею на Прешес еще с полчаса, то последняя пачка банкнот будет мною полностью отработана. Мне казалось, что на сложившуюся ситуацию можно смотреть двояко. С одной стороны, я была из тех людей, которые всегда предпочитают контролировать ход событий, но при этом позволяла слишком многому давить на меня. С другой стороны – да, у меня нет мужа, нет жизни, но сегодня я, без сомнения, заработала очень неплохие деньги.

Пошарив на дне своей сумки с ремнем, я нашла сотовый телефон, включила звонок и посмотрела на экранчик.

– Ого! – громко сказала я. – Целых два сообщения!

Мне показалось, что Прешес посмотрела на меня с большим интересом, поэтому я подвинула телефон поближе к ней, чтобы она тоже смогла услышать голосовые сообщения.