– У-у-у, – внезапно донеслось из коридора, и девушка невольно переглянулась с поваром, явно тоже не понимавшим, в чем дело.

– Тося, что это с тобой? – раздался другой, испуганный голос, и Рита узнала Анну Осиповну; женщина задала вопрос еще и еще раз, но ответом ей были только невнятные всхлипывания. Рита, сначала деликатно решившая не вмешиваться – человек плачет, что же глазеть! – наконец собралась уже выглянуть в коридор, чтобы узнать, что все-таки происходит, но тут смолкшие было голоса зазвучали снова, и девушка невольно замерла на месте.

– Ой, больно! И обидно как! А... Алек... – задыхалась от слез Тося.

– Александра, что ли? Совсем развинтилась! Ладно, ты успокойся, умойся холодной водичкой, а после завтрака я Зое Петровне все скажу. Хозяйка тебя обижать не позволит. И что это Александра так обозлилась на тебя?

– Да потому что я узнала... Видела кое-что, понимаете? Она теперь не успокоится, пока не уговорит папашу выгнать меня в три шеи...

Прекрасное настроение Риты было моментально испорчено.

– Значит, она все-таки ударила тебя! – Рита сама не помнила, как вылетела в коридор, где, прижимая ладонь к распухшей щеке, стояла Тося; Анна Осиповна с огорчением разглядывала порванный фартук горничной.

– Уж хоть ты, Риточка, не ссорься с сестрой из-за этого, – мягко заметила домоправительница. – И так в последнее время в доме все на нервах!

– А что ты узнала о Шуре? – внезапно вспомнила девушка. – Она опять курила, да?

– Ничего я не узнала, – снова заплакала Тося, отворачиваясь к стене.

– Иди, Риточка, поиграй в свой теннис, – быстро махнула рукой Анна Осиповна. – Зоя Петровна разберется, в чем дело. Ох эта мне Александра!

«Итак, семья окончательно раскололась на две половины, – констатировала Рита, поднимаясь на корт. – Папа, разумеется, будет отчаянно протестовать, если сказать ему, с кого Шура берет примеры грубости и недоброжелательности! Но разве это не так? Он ведь тоже вечно кричит на прислугу, пугает увольнением, штрафует... А мамино заступничество именует „дамскими капризами“! Обидно, что для папы подобное поведение – норма. Обидно и досадно, что Шурка на глазах превращается в злобную истеричку. И ужасно жалко, что в семье больше нет прежнего единодушия!»

Не успела Рита выйти на корт, как к девушке подошел дежуривший там спозаранку инструктор, в чьи обязанности входило быть партнером ранних игроков. Но девушка отказалась от его услуг, она намеревалась подождать Матвея Блинова; пока тот не появился, Рита подошла к раздвинутой стеклянной стене и снова с удовольствием принялась разглядывать расстилавшуюся вокруг покрытую лесом равнину. С высоты пейзаж казался еще красивее, он словно сошел с одной из картин Шишкина. Прежние фантазии, склонность к которым неумеренно развилась у Риты под влиянием книжницы и мечтательницы Нади, снова взяли свое.

«Итак, я принцесса и стою на башне отцовского замка, – пустилась мечтать девушка. – Или нет! Не принцесса, а княжна и ожидаю не рыцаря, а русского витязя... Вдруг сейчас на реке покажется его ладья под расписным парусом!» Однако, несмотря на стремление, во многом невольное, подражать подруге, Рита была слишком жизнерадостной, чтобы уходить от реальности так же надолго и глубоко, как любила делать это страдавшая от неуверенности в себе среди суровой повседневности Надя. Образы романтических персонажей еще плыли перед мысленным взором Риты, а в голове уже вертелось иное.

«Как только смеет Шурка позволять себе грязные намеки по поводу того, что у меня до сих пор нет своего парня! О, если бы я встретила хоть кого-нибудь достойного меня... Но ребята в университете – абсолютно пустые, бездуховные типы... Все они курят, напиваются до бесчувствия в ночных клубах, а потом хвастаются этим. Многие принимают наркотики, и уж конечно у каждого из них есть любовница! Какая гадость! Делить своего парня с какой-нибудь потаскушкой из клуба, да еще, пожалуй, выяснять с ней отношения! Ах, если бы он появился здесь, мой витязь, мой принц... выехал бы однажды утром из-за деревьев на опушке леса... И совсем не обязательно, чтобы он был на белом коне. Достаточно обычного „БМВ“!» – совершенно развеселилась Рита.

– Надеюсь, ты задумалась обо мне? – окликнул Риту самодовольный мужской голос, и девушка, как всегда, когда ей приходилось слышать его, внутренне передернулась. Говоривший, у которого, как и у Риты, была в руках ракетка, подошел к ней, бесцеремонно топча разметку корта.

– Здравствуй, Матвей. – Рита никогда не могла понять, почему этот симпатичный, кудрявый юноша с такими вежливыми манерами подсознательно неприятен ей; впрочем, сейчас было не время для рассуждений.

– Начнем? – предложил Матвей, помахивая ракеткой.

– Да, давай. Мне скоро ехать в университет, так что не будем тратить время, – откликнулась Рита, становясь по другую сторону сетки. По давно установившемуся между ними обычаю в первом гейме всегда подавал Матвей.

– Удивляюсь, чего ты возишься с этой учебой, – заметил он, посылая Рите нижний мяч. – Неужели ты настолько боишься отца?

– Учусь потому, что это мне нравится. – Рита старалась не поддаваться на уловки Матвея, стремившегося рассердить ее и заставить совершить ошибку в игре.

– Да брось! Зачем тебе это? Неужели ты собираешься работать... на кого ты там учишься? Ага, заступила за черту!

– Ничего я не заступила, – упрямо тряхнула головой Рита. – Учусь на искусствоведа. И буду работать, когда получу диплом!

– Значит, за границу поедешь?

– Почему?

– Ну в России ведь нет настоящего искусства! – провокационно заявил Матвей – и едва было не достиг своей цели: щеки девушки залила краска возмущения, и она едва не пропустила мяч.

– Нельзя шутить такими вещами ради минутной выгоды, – со злостью сказала Рита, с силой посылая его обратно.

– Выгода есть выгода! Ради нее позволено все!

Несмотря на всю безапелляционность этого утверждения, хитрости Матвея не принесли ему пользы – Рита была ненамного более сильным игроком, но она, в отличие от соперника, не отравляла свой организм курением, избегала алкоголя и, как следствие этого, продолжала оставаться энергичной и свежей, когда Матвей совсем уже выбился из сил.

– Приятно поддаться хорошенькой женщине, – отдуваясь, просипел он, явно желая оставить последнее слово за собой; Рита хотела было резко ответить ему, но тут увидела с интересом взирающего на их игру инструктора и сдержалась: ни к чему подавать обслуживающему персоналу дома повод для пересудов.

– А что ты считаешь настоящим искусством? – в последний момент сменила тему девушка.

– Что за вопрос! – все еще тяжело дыша, откликнулся Матвей. – Ну то, что можно с выгодой продать!

– Между прочим, многие великие художники прошлого умерли бедняками, – сообщила ему Рита. – А теперь их творения находятся в лучших музеях мира!

– Да кто в них ходит-то, в эти музеи? – Матвей в запальчивости хлопнул ракеткой по ладони. – Нищие, которым не по карману купить себе ценную картину!

– Перед искусством все равны, оно должно принадлежать любому, кто пожелает приобщиться к красоте, – задумчиво ответила Рита скорее самой себе, чем Блинову. – Знаешь, я бы хотела открыть собственную галерею и выставлять в ней работы начинающих художников... Людям нужно давать шанс!

– Рита, ты что?! – с неподдельным ужасом воззрился на девушку Матвей, точно Рита произнесла какое-то кощунство. – Ты же ничего не заработаешь на этом! Глупее может быть только... ну я не знаю... раздача еды и одежды неимущим, что ли! Выгода-то где, польза-то?

– Когда ты успел так очерстветь, Матвей? – В голосе Риты молодой человек не мог не услышать поистине уничтожающее презрение; очевидно, он почувствовал и легкую жалость, которую Рита, как ни старалась, не сумела скрыть, и страшно оскорбился.

– А знаешь, откуда ты набралась этой ерунды? – явно желая сказать нечто обидное, медленно начал Блинов. – От этой своей старой девы, которая таскается за тобой как хвост!