Какое счастье, что мистер Бернар направил ее к Нине Купиной! Надо спросить, во сколько обойдутся ее услуги.

Ада подвила плойкой волосы, отгладила платье, пришила сначала один воротничок – отпорола: недостаточно наряден. Пришила второй – глупо: как гимназистка. Третий порвался. В результате пошла вообще без воротничка, только косынку накинула на плечи и в волосы астру воткнула. Даниэль тоже хорош – отправил делать портрет, а денег на новое платье не дал. Ну и будет ему чай «Нищая принцесса».

Мастерская Нины Купиной помещалась в одноэтажном доме. За ним тянулось серое здание без окон – склад.

Ада объяснила привратнику, что у нее встреча с хозяйкой, и ее проводили внутрь. Коридор, выщербленная плитка на полу. Одна дверь была раскрыта, там за мольбертами сидели китайцы – как в художественной школе.

В кабинете Нины Васильевны пахло типографской краской. Все стены были увешаны пестрыми картинками: азиатские девушки – с веерами, кошками и всевозможными пузырьками в руках.

Нина Васильевна рассматривала папку с рисунками. Рядом с ней сидела модно одетая китаянка.

– Этот парень работал на «British American Tobacco», – объясняла она по-английски, – занимался сигаретными пачками и вкладышами.

– А почему оттуда ушел?

– Его выгнали. Начальник подумал, что он продает их секреты то ли китайской табачной фабрике, то ли одной из независимых студий. Сейчас каждый второй использует их технику «втирай и расписывай». [53]

Нина Васильевна усмехнулась:

– Думаю, его надо брать, но сажать отдельно от всех. Или пусть дома работает, а нам приносит готовые плакаты.

Ада в смущении стояла на пороге. Тут серьезные дела делаются, каких-то художников нанимают. Ей вновь стало стыдно за свое бедное платье.

Нина Васильевна подняла глаза. Встала и поманила Аду за собой:

– Идем.

Даже не поздоровалась.

«Я ей не нравлюсь, – в испуге подумала Ада. – Наверное, потому, что ее Клим так долго жил в моей комнате. Она хоть и не любит его, но ей все равно обидно. Эх, не будет она мне паспорт выправлять!»

В большой комнате, загроможденной мебелью и вешалками с платьем, их ждал вертлявый смуглый парень с лоснящимися мелкими кудрями.

– Разберись с ней, – велела Нина Васильевна и вышла.

Бóрис – так звали парня – несколько раз обошел вокруг Ады, поцокал языком и потащил ее к большому зеркалу вроде тех, что бывают в театральных гримерках.

– Садись на стул и повернись ко мне. Будем делать из тебя лебедя.

На его переднике имелось множество карманов, откуда он ловко выхватывал то кисточку для пудры, то карандаш для глаз.

– Посмотри наверх… Так, теперь вот сюда, мне на ухо. Отлично!

Ада настолько оробела, что не смела пошевелиться. Спина у нее затекла, нос чесался. Борис провел пуховкой по ее лицу и развернул стул к зеркалу:

– Хороша? А?

Ада сощурилась, чтобы получше рассмотреть себя. Из зеркала на нее глядела киноартистка.

– Это вроде и не я совсем.

Борис расхохотался:

– А нам не нужна ты, нам нужна принцесса. Теперь будем фотографироваться.

Когда Ада вернулась назад в контору, был уже полдень. Нина Васильевна говорила по телефону:

– Календари уже пришли. – Она сделала знак Аде подождать. – Да, вся партия тут, на складе. – Нажав на рычаг, снова с кем-то соединилась: – Как Китти? Хорошо? Живот не болит? Отлично. Дома буду к ужину.

Нина Васильевна повесила трубку. Теперь она уже не казалась такой суровой.

– Закончили?

Ада принялась рассказывать, как Борис терзал ее целый час. Он сделал снимков тридцать, не меньше. Это сколько денег потребуется, чтобы их все проявить и распечатать?

В коридоре послышался шум.

– Нельзя туда! – заорал кто-то.

Дверь распахнулась, и в кабинет ввалились пятеро мужчин. Все драные, выцветшие, словно из дикого леса вышли. А один ну просто урод: что-то с лицом у него не то.

Нина Васильевна нахмурилась:

– Чем обязана, господа?

Вперед выдвинулся молодой человек в помятой шляпе-канотье.

– Мадам, вы уже получали от нас грозное предупреждение, – сказал он по-русски. В руках у него был нож. – Мы хотим от вас денег.

«Вымогатели!» – с ужасом поняла Ада. Нина Васильевна быстро взглянула на нее:

– Выйди.

Ада метнулась к двери, но здоровый бородатый детина преградил ей дорогу:

– Пусть останется здесь.

Окна закрыты – не вырваться.

– Ваш покойный кузен должен нам пятьсот долларов, – продолжал парень. – Мы вас честью попросили вернуть долги. А то начнутся меры.

Нина Васильевна посмотрела ему в глаза:

– Вы полагаете, что вам позволено грабить меня?

– Послушайте, мадамочка… – Бородатый цапнул Нину Васильевну за руку, но она схватила пресс-папье и ударила его в лицо. Парень с ножом бросился к ней.

– А-а-а! – взвизгнула Ада.

Грохнул выстрел, кто-то завопил; Ада упала ничком, прикрыв голову руками, – ей показалось, что бандиты выстрелили в нее.

Из-за сейфа показалась китаянка с револьвером в руках.

– Пошли вон! – тихо сказала она по-английски.

Парень в канотье сидел на полу и зажимал ладонью кровавое пятно на штанине.

– Тварь узкоглазая! – голосил он. – Смотри, что наделала!

– Вон! – повторила китаянка, целясь в голову бородатому.

Тот сунулся к двери, но Нина Васильевна показала ему на раненого:

– Забирайте… это…

Парня подхватили под мышки и вытащили из кабинета. Кровавый след тянулся за ним по полу.

Нина Васильевна захлопнула дверь.

– Надо в полицию сообщить! – воскликнула Ада.

– Помолчи.

Китаянка сквозь жалюзи смотрела на двор.

– Они уходят.

Ада без сил повалилась на стул. По щекам катились слезы, она вытирала их рукавом, и на манжете оставались черные следы.

– Почему вы не хотите позвонить в полицию? Ведь эти люди могут вернуться!

Ее не слушали. Нина Васильевна сунула ей доллар:

– Иди домой.

Руки ее были холодны как лед.

Рикша катил Аду в коляске.

– Быстрее! Быстрее! – кричала она и тыкала ему в спину туфлей. Ей казалось, что бандиты могут подскочить сзади и полоснуть ножом по горлу.

Наконец коляска подъехала к дому Бернаров. Ада спрыгнула на землю, кинула рикше монету.

Дверь открыла Хобу.

– У нас гости, – проговорила она шепотом.

– Кто?

Хобу не успела ответить. На лестнице показалась Нина Васильевна. Лицо ее было бледно и расстроенно. Вслед за ней вышел Даниэль:

– Дайте мне знать, если я могу вам чем-то помочь.

– Не надо! – бросила она через плечо и выбежала на улицу.

Даниэль перевел взгляд на Аду:

– Зайдите ко мне.

У Ады сжалось сердце. Как Нина Васильевна оказалась здесь? Приехала на автомобиле раньше ее? Что ей надо от мистера Бернара?

Даниэль усадил Аду на диван, налил ей коньяка:

– Пейте – вам полегче станет.

Ада подчинилась, но допить не смогла – закашлялась. Даниэль сжал ее руку:

– Сильно напугались?

Ада кивнула:

– Я не знаю, кто эти люди и почему они нападают на беззащитных женщин.

– Это фашисты, – проговорил Даниэль. – У Геродота есть рассказ: отец призвал сыновей и сказал им, что по отдельности каждый из них – тонкий прутик: любой может его сломать. Но все вместе, в связке, они непобедимы. Пучки таких прутьев по-латыни называются «fasces». В древние времена они являлись символом власти римского магистрата, а сейчас – знаком единства ультраправых националистов.

Ада ничего не поняла. Ей хотелось участия, доброго слова, а мистер Бернар рассказывал ей про какие-то прутья.

– Такие люди, как мы, Ада, распознают своихна уровне идей: «Веришь ли ты в то, во что верю я?», «Разделяешь ли мою систему взглядов?» Нам безразличны национальность и раса, нам важна духовная близость. А фашисты считают своими только тех, кто принадлежит к их народу.