И тем не менее Даниэль Бернар поглядывал на сторону. Что-то заставляло его вскидывать глаза, когда Нина входила в комнату. Она-то как раз не обладала ни врожденным чувством собственного достоинства, ни умением носить льняные кофточки так, чтобы казаться в них дамой из высшего общества. Нина понимала, что красота ее, созданная с помощью модных журналов, криклива и потому слегка вульгарна. Что в стремлении изумить она часто перегибает палку. Что в отличие от Эдны ей приходится требовать уважения к себе, буквально заставлять считаться с собой.

У Нины было только одно преимущество перед миссис Бернар – то самое, которым обладали кочевники, внезапно наваливавшиеся на безмятежные города. Эдна не готовилась к войне. Она была уверена, что цивилизованность и университетское образование защитят ее от любых напастей.

Нина говорила себе, что не сомневается в успехе. Неправда, она постоянно терзала себя вопросами: да или нет? получится или не получится? То, что Даниэль, скорее всего, знал ее тайну, только подхлестывало ее. Но мистер Бернар должен был сам переступить черту.

Лицо его зажило; он оказался не таким красавцем, как на фотокарточке в кабинете Олмана, – бывают люди, которые на портретах выглядят лучше, чем в жизни. Но Нина уже решила, что ей необходим этот спокойный, мудрый человек. Ей хотелось присвоить его точно так, как она присвоила коробки Тони Олмана. Инстинкт собственника: красоту надо притащить к себе в дом. Яркую бабочку – поймать, цветы – сорвать и поставить в вазу, закат – нарисовать, шляпку – купить, сделать все, что возможно, чтобы удержать в руках ускользающее чувство восхищения.

Нина, как хитрый лазутчик, собрала о мистере Бернаре все доступные сведения. Его образованность и утонченность уживались с мужскими страстями: оружие, спорт, политика, – это придавало ему особую привлекательность. Даниэль был человеком, который мог ценить и понимать и в то же время защитить.

Он был так давно и так несокрушимо богат, что его не интересовали мелкие подлости, которые совершаются ради куска торта на празднике жизни. Он не считал нужным доказывать превосходство (разве что иногда, на дружеском матче по теннису). И при этом он не скучал, не пресыщался и не искал алкогольного или наркотического забвения. По натуре он был исследователь и меценат. Человек, ищущий знания и возможности. Любая женщина могла чувствовать себя рядом с ним как за каменной стеной. Нина понимала, что это иллюзия: опыт научил ее, что надеяться можно только на себя и что каменные стены иногда рушатся в самый неподходящий момент. Но она готова была отдать все, чтобы получить хотя бы эту иллюзию.

Нина вела наступление по всем правилам: она давала понять противнику, что совсем близко от его штаб-квартиры имеются неисчислимые богатства, нужно лишь отважиться на вылазку. Путь безопасен, ворота будут открыты, а жители встретят освободителя буйным ликованием.

Главное – не спугнуть и не проворонить.

Нина во множестве читала книги о чае, и по обрывкам разговоров, которые долетали до мистера Бернара, он должен был понять, что во всем городе не сыщется другой белой женщины, знающей столько о китайской чайной церемонии.

Нина рассказала Эдне легенду о Наследственной печати царств, надеясь, что та передаст ее мужу и тем самым невзначай намекнет на общность интересов мисс Купиной и мистера Бернара.

– Я познакомилась с одним стариком, – говорила Нина тихим, таинственным голосом, – он вычерчивал мелком иероглифы на асфальте. Такая у него работа: писать истории на дороге, – если прохожий человек оценит их, он кинет ему монету. Старик говорил по-английски, и я попросила перевести написанное. Это было сказание о священном белом нефрите, из-за которого рождались и погибали древние царства. Человек по имени Биань Хэ нашел среди холмов кусок нефритовой породы и отнес ее князю. Но князь не поверил в ее ценность и приказал отрубить Биань Хэ ногу за то, что тот напрасно потревожил господина. Когда князь умер и трон перешел к его брату, Биань Хэ снова понес находку ко двору. Ему отрубили вторую ногу. И только третий князь распознал, что имеет дело с великим сокровищем. Из нефрита сделали ритуальный диск «би» – символ неба, настолько прекрасный, что слава о нем разнеслась по всему свету. Через много сотен лет он оказался в руках Цинь Шихуанди, [28]великого императора, объединившего Китай. Он повелел вырезать из него Наследственную печать царств. Тот, кто обладал ею, получал мандат Небес на правление империей. Печать переходила от династии к династии, за нее давали города и армии, из-за нее велись бесчисленные войны.

– Что случилось с ней потом? – спросила Эдна.

– Никто не знает. Точно известно, что у последних двух династий не было Печати и божественного права управлять Поднебесной.

Если Эдна передала эту историю Даниэлю, он должен был понять намек: в неприглядном куске породы может заключаться великое сокровище. Главное – разглядеть его.

Нина вышла из тира. На ней была шляпка с алым пером – чтобы мистеру Бернару было проще разглядеть ее в толпе.

– Нина, постойте!

Она оглянулась. По пальцам, по всему телу прошел электрический разряд. Вот оно…

Усилием воли сдерживать улыбку победителя. Проявить великодушие. Джигу будем отплясывать дома, при свете ночника – когда никто не видит.

На Даниэле рубашка с короткими рукавами, светлые брюки, широкополая шляпа. Руки загорели, у манжета – полоска светлой, нетронутой солнцем кожи.

Он приблизился. Толпа обтекала их с двух сторон.

– Вы отлично управляетесь с карабином. Где вы научились стрелять?

Нина смотрела ему в глаза:

– На войне.

– И что, применяли свое искусство на практике?

– А как же.

Даниэль не знал, то ли верить ей, то ли нет.

– Не волнуйтесь, в людей я ни разу не стреляла, – произнесла Нина. – Когда в течение многих недель едешь через тайгу, а в поезде нет вагона-ресторана, приходится как-то выживать – охотиться на все, что пролетает мимо.

– А сейчас вы охотитесь на меня? Зачем?

Он решил идти ва-банк. Ну что ж…

– Вы раздразнили мой аппетит. Приманили интересными разговорами, а потом бросили. Мое самолюбие было оскорблено: вы решили, что я недостойна вашего общества.

Он взял ее за руку – чуть повыше запястья:

– Дело не в вас…

Нина подмечала малейшие детали: как Даниэль смотрит, с каким чувством говорит. Так «да» или «нет»? Поддастся или ускользнет?

К ним подбежала Эдна – хлопотливая, пестренькая, как куропатка, со своими веснушками и шелковым платьем в мелкий цветочек.

– День добрый! Извините, ради бога… Даниэль, мистер Фессенден хочет с тобой поговорить. Он ждет тебя в палатке организаторов.

– Председатель Муниципального совета? – переспросила Нина.

– Да. – Даниэль приподнял шляпу: – Прошу прощения.

Раздосадованная, обозленная, Нина смотрела им вслед. Даниэль сорвался с крючка, но он клюнул! Он держал ее за руку – чуть повыше запястья: этот жест предназначался у него для супруги. Он был смущен, он пошел напролом – признался, что разгадал ее игру. В таких случаях либо стыдят и устраивают скандал, либо поддаются соблазнам. Ох, чертова Эдна, принесло же ее!

В палатку организаторов не пойдешь. Там собрались птицы самого высокого полета: мистер Фессенден и консулы Великих Держав готовились выступать с поздравительными речами. В который раз Нину больно кольнула мысль о собственной непричастности к этому кругу. Мистер и миссис Бернар были в него вхожи, а Нине полагалось веселить мелкую шушеру, которая до смерти ей надоела.

Когда раздался телефонный звонок, она еще спала. Накануне был испанский маскарад: до трех часов ночи танцевали фламенко, пели романсы и пили херес.

– Это мистер Бернар, – шепнула Чьинь, постучавшись в дверь.

Нина села на постели, схватила трубку:

– Алло!

– Доброе утро, Нина. Я могу пригласить вас на завтрак?