«И она все равно любит таких родителей», – удивлялась Ада. Эта безответная детская любовь трогала ее до слез. Бриттани была ласковой, шумной, прилипчивой. Бездумно отдавалась любому чувству.

Почесала голову – под ногтями перхоть. Полный ужас: «А-а-а! У меня кусок головы отвалился!»

Всем старалась услужить: «Я сегодня ехала в авто и помогала шоферу смотреть на дорогу».

Обнимала Аду за колени: «Я тебя обожаю сильно-пресильно, как мороженое!»

Ада не знала, что ей делать с этим ребенком: играть, учить – это все понятно… Но как относиться к ней? Любить? А вдруг уволят? Тогда придется отдирать от себя Бриттани. А если не любить? Но как это можно, чтобы маленькая девочка была совсем нелюбимой? Никем, кроме китайской няньки?

Ада хотела осуждать Лиззи, но не могла. Наблюдала за ней, как та сидит за столом – одна нога поджата, вышитая туфля без задника болтается на большом пальце; витая цепочка пропадает в ложбинке между грудей. Чуть выпуклый лоб в золотинках пудры. В черных волосах – роза, на плечах – шелковый шарф.

Ада не сразу поняла, что в ней не так, и только потом догадалась: у Лиззи не было ни одной привязанности, никакой страсти. Но при этом она постоянно искала, за что зацепиться: рисовала этюды, жадно читала модных писателей, потом с тем же пылом ударялась в гороскопы. Но и они не помогали.

Единственной ценностью, которой она обладала, была красота. Лиззи ужасно боялась потерять ее, именно поэтому она требовала все дезинфицировать – не дай бог пристанет инфекция. Именно поэтому она каждый день разминала талию шумным электромассажером, купленным в Америке.

– Как бы ни было жарко, не купайся, – поучала она Аду. – Будет тайфун, улицы зальет – не ходи босиком: чесотку можно подхватить в два счета. Мясо покупай только с официальным штампом: первый сорт помечается фиолетовыми чернилами, второй – синими. Овощи и фрукты стерилизуй кипятком.

Ада была гораздо счастливее своей хозяйки: у нее была цель, она понимала, на что тратила свои дни. А Лиззи уже все испробовала: замужество, ребенок, дом, путешествия, богатство…

Иногда на нее находила тоска. Она обматывала голову шарфом и целыми днями лежала на диване в обществе папирос и мандолины.

– Дорогая, женщине неприлично столько курить, – качал головой мистер Уайер.

Лиззи скребла ногтем по струне.

– По-твоему, быть женственной – это каждый раз притворяться, что я ничего не чувствую? Нет, милый мой, я буду вести себя так, как мне нравится. А если это тебя не устраивает, иди к черту.

Раз в две недели Лиззи получала письма от Франсин, подруги из Иллинойса.

– Вот послушай, я тебе сейчас прочитаю, – звала она Аду, – «Мы стали настоящими флэпперс…» Ты знаешь, кто такие флэпперс?

Ада пыталась догадаться: «fl apper» по-английски – птенец-слеток, отчаянно хлопающий крыльями в попытке научиться летать.

– Нет, не знаю.

– Это современные девушки. Они носят плиссированные юбки, свитера и шляпки-клош – колокольчиком. Стригут волосы: длинные лохмы – это прошлый век. Курят, занимаются спортом. Это девушки новой эры.

Письма Франсин звучали для Лиззи как поэма.

– «Нас страшно ругают и в газетах, и на церковных собраниях, но нам плевать. Мы не собираемся повторять судьбу наших мамочек. Мы дерзки не по годам, мы водим автомобили и танцуем всю ночь напролет». Каково? – Лиззи смотрела на Аду расширенными зрачками. – Слушай дальше: «Весь Чикаго сходит с ума от джаза. Лучший оркестр играет в ресторане „Линкольн Гарденс“: Луи Армстронг, корнетист, просто великолепен! Мы с моим Стивом совершаем всевозможные безумства, напиваемся до потери сознания – представь меня, покупающую бутылку контрабандного виски! У нас „сухой закон“, и спиртное можно приобрести только из-под полы. Мы залезаем на флагштоки перед мэрией и фотографируемся. У нас есть план пролететь над городом, привязав себя к крыльям аэроплана».

– Дорогая, у моей гончей блохи! – кричал мистер Уайер из своей комнаты. – Чем бы их вывести?

– А все, что надо моему мужу, – горько шептала Лиззи, – это рецепт выведения блох.

Она начала покровительствовать Аде назло супругу. Мистер Уайер рассказал за обедом, что в ресторане Бегового клуба один молодой человек появился с русской девушкой.

– Мы встретили его очень холодно, – сообщил он. – Этот субъект работает в банке, и я бы не советовал ему жениться на беженке. Иначе он сразу потеряет место.

– Неужели? – Миссис Уайер сощурила глаза.

– Жениться на русской, пусть очень милой, – это как жениться на китаянке. Хотя кто знает? Если она забудет свой язык и перестанет видеться с прежними друзьями…

– Ада, идите сюда! – приказала Лиззи.

Ада, потупив взгляд, поднялась из-за стола.

– Скажите мистеру Уайеру, что он негодяй. Ну же, не стесняйтесь! Пусть он знает, что он не имеет права оскорблять вас и вашу нацию.

Роберт растерянно смотрел на нее:

– Лиззи, ну я…

– Проси прощения немедленно! – рявкнула она. – Иначе, клянусь, я с тобой больше за стол не сяду!

Уайер извинился и сбежал к себе в кабинет.

– Не ревите, Ада! – велела Лиззи. Она все еще пылала гневом. – Это свинство! Что они себе позволяют в этих клубах?

Ада спрятала лицо в ладонях:

– Я знаю… Быть белой и бедной – немыслимое сочетание. Но что я могу поделать?

– А у моей подруги Генриетты есть русская няня, – подала голос Бриттани. – Она смешная: у нее волосы двух цветов. На концах оранжевые, а у головы седые. Ужас, правда?

– Неправда, – отрезала Лиззи. – Твоя мама была раньше бедной. И это не вина женщины, что она может заработать себе на жизнь только няней или учительницей. Такие, как твой папочка, не принимают нас за равных. У тебя может быть не тот пол, не та национальность, неправильный вид… Так что зарубите себе на носу, мисс, в моем доме я не потерплю шовинизма.

– Шови… что? – не поняла Бриттани.

Бриттани утащила обертку от мыла и сунула себе в ноздрю.

– Мисс Ада, гляди, у меня синие козявки!

– Дай сюда! Все, накупалась – вылезай!

На полу лужи – как всегда расплескала воду.

– Смотри! У меня рога! – Мокрые пряди торчат в разные стороны. – Я дррррракон!

Полотенце, пижама, чулки. Доехать на Адиных плечах до спальни.

– Спать не буду. Вообще-то нет… Буду! Но ты мне расскажешь про… Как эту ведьму звали? Баба-нога? Нет… Бабарука?

– Баба-яга.

– А… вот-вот.

Бриттани всем говорила, что теперь у нее есть не только няня Хобу, но и сказочница мисс Ада. Сказочница – вот на какую должность устроилась!

– Когда Хобу рассказывает, я не люблю, – говорила Бриттани. – У нее все истории про то, как бедным людям плохо живется и им отрубают головы. А русская Баба с рукой и ногой очень хорошая. Только ты про нее подольше говори. Пусть она будет доброй-предоброй и дает детям настоящие яблоки. Это значит – необваренные кипятком.

Шофер высадил Аду и Бриттани у ворот городского парка.

– Не пойду туда, – тихо сказала Бриттани. – Ни за что!

С этого начиналась каждая прогулка.

– Ну почему?

– В парке скучно!

– А где не скучно?

Бриттани искоса взглянула на Аду:

– Ты умеешь хранить тайну? Если ты обещаешь никому-никому не говорить, я тебе покажу одно очень интересное место. Меня туда Хобу водила: у нее ножки забинтованные, она не могла за мной по парку бегать, и мы с ней не слушались маму.

Бриттани велела нанять рикшу и сказала ему что-то по-китайски. Тот изумился не меньше Ады: белый ребенок знает местный диалект? Но все же подхватил оглобли и быстро засеменил в сторону Французского Банда.

Это был Старый город. Кривые улицы, одноэтажные хибары. На пороге каждой – торговец. Озираясь по сторонам, Ада шла за Бриттани. На них смотрели как на духов из другого мира; какая-то шавка погналась, облаяла.