– Давай доллар, – сказал он.

Она торопливо вытащила деньги. Клим помахал бумажкой перед носом старика – тот замотал головой, заспорил. Клим не уступал. Наконец старик, ворча, отсчитал сдачу.

– Пошли, – позвал Клим и сунул монеты в карман.

Ада побежала за ним по сходням. Не прогнал – о, слава богу!

– Сколько он с нас взял?

– Двадцать центов.

– Так мало?

– Здесь все дешево стоит. Но заработать трудно.

Клим шел быстро, и Ада едва поспевала за ним. Высокие европейские дома: внизу лавки, наверху – жилые комнаты. На стенах флаги с китайскими закорючками. Автомобили ехали по левой стороне. Между ними – люди, впряженные в коляски, рикши.

Народищу! И все галдели, ели, тащили поклажу – кто на тачке, кто на коромысле. Мужчины в юбках, в коротких куртках, некоторые одеты по-человечески: в пальто и шляпы. Нищие – один страшнее другого: голые, безрукие, слепые. Женщины шли странной вывороченной походкой. Ада глянула в пенсне: бог ты мой! Почти у всех вместо ног – копытца.

– Что у них со ступнями?

Клим обернулся:

– В Китае девочкам с детства бинтуют ноги. Притягивают пальцы к пятке, чтобы стопа не росла.

– Зачем?

– Чтоб от мужей не убегали.

Трамваи, лошади, шум, вонь, столпотворение.

– А куда мы сейчас?

– В бордель.

– А… как… то есть?

– Нам надо осмотреться и узнать новости.

Сбежать? Ада огляделась. На тротуаре стояла белая женщина – она плыла с ними на корабле. Женщина просила милостыню.

Клим долго барабанил в облупленную дверь. Красное кирпичное здание в два этажа, неказистый дворик. Из окна наверху кто-то выглянул и тут же спрятался за занавеской.

– Martha, open the door! [4]– крикнул Клим.

У стены – ржавый велосипед без колес, над головой – чьи-то подштанники на веревке. Сейчас Ада войдет в бордель.

В смотровом окошке в двери появился голубой глаз.

– Кто?

– Марта, не узнаешь?

– Ах, боже мой!

Дверь распахнулась, и к Климу бросилась маленькая плотная женщина с папильотками в волосах. Какой у нее был халат! Ада в жизни не видала таких халатов: на спине драконы, рукава и подол на меху. Туфли без задников, все в бисере.

Клим и Марта обнялись, расцеловались. Он держал ее за руки.

– Ну, красотка! Дай-ка я посмотрю на тебя!

И все по новой: восклицания и объятия.

Никакой красоткой Марта не была: дебелое сорокалетнее лицо, нос – грушкой, губы – плюшкой.

– Идемте – тут холодно! – сказала Марта.

Ада вошла вслед за Климом в дом. Батюшки-светы… Лестница была застлана коврами. На стене – обои, картины в рамах. Люстра с висюльками!

Наверху было еще наряднее, даже граммофон имелся. Марта показала на бархатные кресла:

– Садитесь. Откуда ты явился, мистер Рогов? Из тюрьмы?

– С войны.

– Много наград принес?

– А то! Орден Подвязки на голову, орден Почетного легиона беженцев и Пурпурное разбитое сердце.

– Ты что, с русскими приехал?

Клим рассказывал о себе, о войне, спрашивал Марту о каких-то людях. Ада сидела в обнимку с саквояжем и книгами.

Вот они какие, бордели. Один рояль зеленый, наверное, тысячу долларов стоит. На столе – апельсины, печенье… Вдруг поесть предложат?

– Я не знаю, куда катится этот мир, – распалялась Марта. – Раньше белую девочку за хорошую цену можно было продать. А сейчас подходи к русскому консульству – выбирай любую. Они там сотнями толкутся.

Клим усмехнулся:

– Тебе русские все дело загубили?

– У меня клиентов вдвое меньше обычного. Последний кассир из универмага чувствует себя Рокфеллером: притащит перепуганную цыпочку в кафе, закажет ей кусок пирога, а она от счастья млеет: «Мой принц, мой принц…»

– Мне бы работу найти, – произнес Клим. – Денег нет ни гроша.

Марта покачала головой:

– С работой трудно. Китайцы готовы на все ради десяти центов в день. А тут еще ваши русские… Легко устроиться только девочкой в заведение. – Она перевела взгляд на Аду: – А это кто с тобой?

– Понятия не имею. Зовут Ада. Ей идти некуда.

Марта внимательно посмотрела на нее:

– Сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

– На что ты собираешься жить?

– Я могу давать уроки английского и французского.

– Дай-ка я на тебя посмотрю. – Она протянула руку, чтобы расстегнуть пуговицу на Адином пальто.

– Не трогайте меня!

Марта засмеялась:

– Уроки она будет давать! Кому?

– Может, устроишь ее такси-гёрл в «Гавану»? – спросил Клим. – Она умеет танцевать, я видел.

Ада побледнела:

– Что такое «такси-гёрл»?

– Платная партнерша для танцев, – объяснил Клим. – В Шанхае мужчин гораздо больше, чем женщин, и холостяки все вечера болтаются по ресторанам. Своих девушек у них нет, поэтому они танцуют с такси-гёрл. Это приличная работа – ничего общего с проституцией. – Клим скинул куртку и размотал шарф. – Снимай пальто. Покажем, на что ты способна.

При виде Адиного платья – линялого, два раза перешитого – Марта прыснула. Ада уже ненавидела ее.

– Иди сюда! – приказал Клим и, отодвинув в сторону стол и стулья, встал посреди комнаты. Трепеща, Ада приблизилась к нему. Марта поставила пластинку.

– Давай-ка танго.

Клим взял Аду за руку, обнял за талию и прижал к себе.

Ненормальная близость взрослого мужчины. Дыхание слишком горячее, взгляд – как будто Клим взял и влюбился в нее: вот только что, минуту назад. Заразительное волшебство…

Марта захлопала в ладоши:

– О, девочка, браво, браво!

– Бери ее на работу и придумай что-нибудь с платьем, – сказал Клим, выпустив Аду из объятий. – Она из своего выросла года три назад.

Марта убежала в другую комнату.

– Ну что, Ада, пойдешь в танцовщицы? – спросил Клим. Голос его был ровен, глаза поскучнели.

А она все еще прерывисто дышала.

– Я не знаю.

– Будь я женщиной, я бы пошел. В танце ты можешь быть кем хочешь. Музыка кончится, все вернется на круги своя. Но у тебя есть несколько минут, понимаешь?

Марта принесла два платья на вешалках:

– Мерить не дам – ты ванну лет сто не принимала. Приложи к себе. Так, это пойдет, это тоже пойдет… Туфель у тебя нет?

Ада покачала головой.

– Покажи ногу.

Марта принесла пару дорогих, но слегка поношенных туфель.

– Будешь хорошо выступать – будешь получать деньги. Будешь сидеть по углам – выкину в два счета. За платья и туфли вычту из заработка. Даю полтора доллара в день, и то по знакомству. Идет?

Ада кивнула.

– Если надумаешь перейти сюда, в верхние комнаты, – это за ради бога. А с тебя, Клим, я три шкуры спущу, если она удерет с платьями.

– Куда она удерет? Назад к большевикам?

– Ты ее привел – ты за нее отвечаешь. Где вы остановились?

– Нигде.

– Попроситесь к Чэню – он сдает комнаты и говорит по-английски. – Марта написала на бумажке, как найти этого Чэня. – Все, идите отсюда – мне надо выспаться. Вечером, в семь часов, чтоб девка была в «Гаване».

Клим поцеловал ее и пошел к лестнице.

Апельсинов не дали. На прощание Марта успела шепнуть Аде:

– Если ты девственница, я тебя умоляю: не спи ни с кем без моего ведома! Я тебе такого клиента на первую ночь подберу – пальчики оближешь!

Двухэтажное здание буквой «П» – помесь европейской архитектуры и китайской нищеты. Вход с улицы прегражден железными воротами. Над ними вывеска – по-китайски и по-английски: «Дом надежды и зарождающейся карьеры».

– Представляю, каких успехов мы тут достигнем, – хмыкнул Клим.

Ада вошла вслед за ним во внутренний дворик. Серые стены, в окнах – клетки с птицами. Прямоугольник неба, бельевые веревки и, как везде, штаны, штаны, штаны на ветру.