– Как там? – наконец выговорила Нина.

– Это удивительная страна, – отозвался Даниэль, – за гранью понимания. В газетах и головах такое, что диву даешься. Я бы советовал вам съездить при случае в СССР: чрезвычайно познавательно.

Нина отвернулась:

– Для меня Россия – как потерянный мужчина. У нас была любовь, теперь все кончено.

Она села в машину, шофер закрыл дверцу.

Расстались с Даниэлем не попрощавшись.

Когда Даниэль первый раз увидел Эдну, она сразу заинтересовала его. С ней можно было обсуждать ереси, она искала, сражалась, горела – жила той яркой жизнью, наполненной людьми и событиями, которой так не хватало Даниэлю на четвертом году его унылого существования в Шанхае.

У Эдны были глаза цвета темного верескового меда. Когда Даниэль женился на ней, из его гостиной исчез запах брошенного жилья.

Фу Цзы-цян, учитель, сказал: «Тщеславная женщина – горе в доме». Даниэль только плечами пожал. Когда он вернулся в Шанхай после освобождения из плена, он понял, насколько старик был прав.

Эдна любила мужа, но очень странной, непонятной ему любовью. Ей достаточно было его теоретического присутствия. Целыми днями она пропадала в редакции, гонялась за какими-то людьми, с кем-то завтракала и обедала, а вечерами закрывалась у себя в кабинете и грохотала на печатной машинке.

Если они разговаривали, то Эдна сводила все на свои темы, держала карандаш наготове и восклицала: «Ах, как я удачно вышла замуж!», когда Даниэль делился с ней важными подробностями. У него постоянно было чувство, что его используют.

Он понимал, что это глупости, и это хорошо, что он может помочь Эдне в работе. Но она так очевидно была влюблена в журналистику, а не в него, что у Даниэля опускались руки.

У него болело плечо – во время нападения на поезд китайский бандит ударил его прикладом. Эдна сказала: «Сходи к доктору» – и тут же принялась рассказывать об очередном законопроекте в собрании налогоплательщиков. Она полагала, что это как раз то, что Даниэль хочет услышать, вернувшись из конторы.

Она не бежала встречать Даниэля, когда он приезжал домой. Он заглядывал в ее кабинет – Эдна сидела в обществе газетных вырезок и телеграмм. На коленях большой блокнот, в зубах – карандаш, на лбу – очки.

– Привет! Я пару строк допишу и спущусь к тебе.

Даниэль ужинал в одиночестве. Эдна забывала о своих обещаниях так же легко, как и давала их. Для того чтобы готовить, убрать-подать-принести, есть прислуга. Она считала лишним заваривать мужу чай, если с этим легко справлялся бой номер три.

Даниэль каждый день пропускал мимо себя не один десяток людей. Вечером ложился спать с горьким ощущением истоптанности, будто по нему прошла базарная толпа – наследила, напачкала. Возвращался все позже, все чаще ссылался на дела. Эдна не возражала: у него имелось право быть занятым человеком.

Почему он сразу не разгадал ее характера – до свадьбы? Ответ был прост: тогда она еще не выучилась говорить: «Новости – моя работа». Ее работой было завоевание Даниэля. Она ее завершила и принялась за следующую.

Смешно – обычно такие жалобы возникают у женщин на втором-третьем году семейной жизни, но Даниэль с самого начала допустил, чтобы в их отношениях первую скрипку играла Эдна. Сперва она ухаживала за ним, а потом занялась газетой и друзьями. Даниэль понимал, что никто не замечает этого нюанса, но его мужское самолюбие было уязвлено, и он воспринял свой отъезд в Европу как спасение.

Второе возвращение в Шанхай было мучительным. Когда он был в Праге, в родительском доме, насколько бросалась в глаза разница между его семьей и тем недоразумением, которое они выстроили с Эдной! Мама – нежная, светлая – всю себя посвятила мужу и детям. Она умела понимать без слов. Она подарила Даниэлю роман сэра Артура Конан Дойла «Белый отряд». На странице с закладкой одна фраза была подчеркнута: «Делай, что должен, и будь что будет. Вот повеление, данное рыцарю».

Но понять, что именно надо делать, было не просто.

Даниэль вспоминал Нину Купину, которая тоже решила его прикарманить. Она напоминала ему хитрую лисичку кицунэ из японских легенд.

Кицунэ умеют принимать женский облик. Они дурачат мужчин, сбивают с пути, влюбляют в себя… Горе тому, кто не разглядит лисий хвост под шелковым кимоно. Даже если кицунэ сама полюбит простого смертного, она рано или поздно обнаружит свою сущность.

Даниэлю нравилось подмечать в Нине верные признаки лисьего духа. Острый подбородок, высокие скулы; довольно легкомысленное отношение к человеческим законам. Обаяния и ума – куда больше, чем положено обычной женщине.

Шутки ради Даниэль рассказал ей о своих догадках:

– Я абсолютно уверен, что по ночам вы превращаетесь в лисицу. Вы называете моего бассета «страшилищем», а кицунэ терпеть не могут собак.

– Мне нравятся красивые псы, – засмеялась Нина, – а Муха – это какое-то недоразумение.

Даниэль показал на жемчужину, которую она носила на шее на тонкой цепочке:

– А это что? У любой кицунэ есть особый звездный шарик, дающий ей способность к волшебству.

Когда кицунэ изранены или истощены, они вселяются в людей, чтобы восстановить силы, – и тогда человек сходит с ума. Нина как раз этим и занималась: в России она потеряла все и вся, и ей нужен был временный покровитель.

Она упорно пыталась завоевать его. Даниэль не вполне отдавал себе отчет, почему он каждый раз уклоняется от искушения. Возможно, потому, что от таких женщин не отказываются, если они позовут, за ними следуют, ибо так должно быть. Но роль безвольной жертвы не подходила Даниэлю. В этом и заключалась прелесть их игры: ему нравилось, что кицунэ выбрала его объектом для своих чар, и еще больше радовало, что он ей не поддается.

Но удержаться было невероятно трудно. Нина умела волновать случайно оброненным словом, изгибом бровей, движением подола с длиной шелковой бахромой, обвивающей икры при каждом шаге.

Она по очереди пробовала на нем все лисьи уловки. Ее коллекция эротического искусства, спрятанная в темноте гардеробной, была грозным оружием. Даниэль разглядывал рисунки и всем телом ощущал напряжение кицунэ: «Опять не сработает?»

Отказаться от общества Нины было невозможно – эту часть колдовства не разрушишь ни усилием воли, ни заклинаниями. В какой-то момент Даниэль понял, что она добьется своего: он постоянно думал о ней, внутренний накал достигал такой силы, будто он действительно сходил с ума.

Одному ему было не справиться, и боги послали к нему Шанталь.

Плечо Даниэля все болело, и Роберт Уайер посоветовал ему массажистку. Она была совсем молоденькой – смуглая кожа, светлые раскосые глаза и негритянские кудряшки удивительного, почти белого цвета. Бог весть какие расы в ней перемешались.

Даниэль лег на кушетку, подставил ноющее плечо. Шанталь работала молча, словно стесняясь. А потом вдруг скользнула маленькой теплой ладошкой под его брюки. Массаж закончился весьма неожиданно.

Даниэль стал ходить к Шанталь после каждого свидания с Ниной. Они никогда не разговаривали. Он лежал, прикрыв горячие веки, и старался ни о чем не думать. Потом, после бурного и кратковременного счастья, шел расплачиваться с хозяйкой заведения, молодящейся бабой, от которой нестерпимо воняло дешевыми духами.

Однажды она объявила, что Шанталь уволилась: обычное дело – вышла замуж за матроса.

– Они все либо опускаются на самое дно, либо выходят замуж. Хотите новую девочку, дорогой сэр?

«Дорогой сэр» ничего не хотел. Он вышел на улицу, упал на сиденье авто и застыл, глядя на руль невидящим взглядом. Ему казалось невероятным, что у Шанталь был другой мужчина.

Смешно! Обиделся, как мальчик, что его чаевые променяли на сытую жизнь супруги моряка.

Срочный вызов в Европу был поистине спасением для Даниэля. Ему надо было отдышаться, разобраться в себе и хотя бы на время забыть о женщинах, которые захватили над ним власть.